— Он наглый. — Король решительно задернул портьеры, и это тоже правильно: за домом наверняка наблюдали. — И везучий, если только сейчас прокололся… и да, мой друг, полагаю, ты снова прав, он метит на мое место.
Казалось, данное обстоятельство нисколько не задело его величество. Остановившись перед зеркалом, король принялся оправлять сюртук унылого серо-зеленого цвета, скроенный по фигуре. За время поездки он успел изрядно измяться, пойти складками и ныне сидел на правителе криво.
— Вот только его ли это идея…
Король раздраженно дернул рукав, из-под которого выбивалось кружево манжет.
— В любом случае мальчишку следует убрать. И неделя, Виттар. Дольше он не выдержит.
Оставалось еще кое-что, в чем Виттар не мог не признаться:
— Я не уверен, что справлюсь. Он очень силен.
Достаточно силен, чтобы вообразить, будто сможет бросить вызов королю и победить.
— За вами присмотрят. И да, я знаю, о чем ты хочешь поговорить. Если за неделю не передумаешь, то я не стану возражать. Только, прошу, подумай хорошенько. Чувство вины — не то, на что стоит ориентироваться…
Райгрэ не обманул. Он действительно был рядом, когда Тора проснулась. Сидел у кровати и разглядывал ее.
— Доброе утро, точнее, вечер уже, — сказал райгрэ, протягивая веточку сирени. — Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо.
Только есть очень хочется. Пожалуй, Тора в жизни не испытывала такого голода, даже сирень, белая, с восковыми лепестками, почему-то выглядела съедобной. И Тора, отщипнув цветок, отправила его в рот. Горький!
— Проголодалась? Не вставай, я сейчас принесу…
Встать все-таки пришлось, хотя бы затем, чтобы заглянуть в ванную комнату. Девушка испытывала странную слабость, словно после долгой болезни, и спать опять хотелось, пусть и не так сильно, как утром. Она, кажется, позволила себе больше, чем должна бы…
Райгрэ вернулся раньше, чем Тора предполагала. И, наверное, хорошо, потому что голова вдруг закружилась, и Тора поняла, что еще немного — и упадет. Она стояла, опираясь руками на стенку, и уговаривала себя сделать шаг.
До кровати всего три.
— Тихо, найденыш. — Ее подхватили, не позволяя упасть. — Я же сказал, не вставай.
— Мне… надо было.
— Тебе надо было сказать. — Теперь от него пахло жареным мясом, да так, что у Торы в животе заурчало. — Ничего, это пройдет. Еще день или два — и пройдет. Так бывает.
Райгрэ, устроив Тору в кровати, подал высокий кубок:
— Пей.
Бульон. Говяжий. Вываренный до густоты, с кусочками зелени и перепелиным яйцом, нарезанным мелко. И вином красным, кажется, сдобренный. Вкусный до того, что девушка искренне огорчилась, когда бульон закончился. Впрочем, огорчение длилось недолго. Были еще ростбиф с пюре из дикой моркови и сельдерея, пироги с зайчатиной и тушенные в меду перепелки. Воздушные корзиночки с ягодами.
Шоколад.
Тора ела и ела, неспособная как насытиться, так и остановиться. А райгрэ лишь улыбался, подсовывая новое блюдо.
— Не пугайся, — сказал он. — Тебе надо восстановить силы. Вторая ипостась забирает их немало. В Каменном логе тебя питали жилы, а здесь все немного иначе.
Значит, это не болезнь.
— Если ты еще не очень устала, я бы хотел с тобой поговорить. — Райгрэ пересел на кровать, взял ее за руку и носом провел по ладони.
Она не устала. Спать, конечно, все еще хочется, но не так уж сильно.
— Хорошо. То, что произошло вчера, недопустимо. Я потерял контроль над собой, и ты пострадала. — Райгрэ прижал палец к губам Торы. — Да, я знаю, что все могло быть гораздо хуже. На это и рассчитывали. Ему хотелось, чтобы я тебя искалечил. Или убил.
Но ведь все получилось иначе? Правда, дому очень сильно досталось… и кровати, кажется… и еще подушкам, пух которых летал по комнате.
— Я не умею просить прощения и пойму, если ты не захочешь меня больше видеть. Тогда я, как обещал, куплю тебе поместье. Или дом. Или что тебе самой захочется.
Хильда бы обрадовалась.
Поместье и дом — это свобода. И жизнь только для себя, без необходимости подстраиваться под чьи-то желания… разве это не чудесно?
— Ты не будешь ни в чем нуждаться. И присматривать стану, чтобы никто тебя не обидел…
Он замолчал и руку убрал, а вот ладонь Торы не выпустил.
Тот новый дом будет чужим, огромным и пустым. В нем поселятся совсем другие запахи, и среди них, многочисленных, не останется того, который нужен Торе.
— Мне обязательно уходить?
— Только если ты хочешь.
Она совсем не умеет ладить с собственными желаниями.
— А если нет?
— Тогда все будет немного иначе.
— Как?
— Потом расскажу. — Все-таки он был очень красивым… даже без чешуи. — Отдыхай, найденыш. Закрывай глаза и спи…
Тору подвинули, и она почему-то не удивилась, когда райгрэ лег рядом. Хорошо, что лег, ей спокойней, когда он здесь.
А Хильда назовет Тору идиоткой. Возможно, будет совершенно права. Ну и пускай… Когда-нибудь потом Торе придется уйти, но к этому времени она соберет достаточно воспоминаний, чтобы суметь выжить в новом доме.
— Вы… — Она вдруг вспомнила что-то важное. — Вы не сами изменились… от вас травой пахло… я знаю… Макэйо ее иногда жег, и… дым забирает разум. Он становился очень злым. И еще подолгу не отпускал, иногда до утра или дольше. Больно было.
Ему можно пожаловаться.
— Вчера тебе тоже было больно?
— Нет… вчера было иначе… странно, но хорошо. — В полусне легко разговаривать. Завтра Торе будет стыдно, но когда еще наступит завтра? — Только ты подушки все порвал… зачем?
— Не знаю.
— Я пух ловила… мы с братом подушками дрались… и пух летал… мама сердилась… выговаривала. — Девушка подавила зевок. — А мы не слушали… часто ее огорчали. И теперь ничего не исправить.
— Так случается. Делаешь что-то, а потом получается, что сделал не так. И действительно, ничего не исправить, сколько ни пытайся.
Тора поняла, что говорил он о себе. Наверное, райгрэ тоже совершил что-то, о чем очень сильно жалеет. Она погладила его по руке и, уже почти соскользнув в сон, пробормотала:
— Все будет хорошо…
— Конечно. Я очень постараюсь, чтобы все было хорошо.
Глава 28
ПЕРЕМЕНЫ
К полудню мы пересекли первую границу — выжженный дочерна вал, на котором, словно пряжка на ремне, выделялись стальные ворота. Они были открыты настежь, и стража, разомлевшая на солнце, придремала. Да и чего им бояться?
Ползут неторопливо обозы, идут люди, порой проносятся верховые, всяк занятые собственной службой, и время течет неторопливо, волочится за длинной тенью солнечных часов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
