Вдруг его окутало что-то белое, причем так внезапно, что он завизжал от ужаса. Между ним и женщиной возник туман, или пар, или что-то вроде облака. Белизна сгущалась, слоями надвигаясь на Пепе. Он вслепую выстрелил в облако и понял, что задыхается. Такого тумана он еще не видывал. В тумане не было воздуха, Пепе не мог вздохнуть.
Он выронил револьвер и потянул за цепь, обвившую лодыжку. Цепь немного поддалась. Он потянул снова и неожиданно высвободил ногу, но дышать по-прежнему не мог. Туман становился гуще, обволакивал со всех сторон. Пепе выпрямился, стукнулся головой о низкий потолок и опустился на корточки. Потом осторожно опять поднялся и принялся нащупывать края люка. Его легкие расширялись и сокращались короткими, болезненными рывками, пытаясь найти воздух в безвоздушном тумане. Пепе выпучил глаза и высунул язык. Белизна начала отступать. Пепе почувствовал, что падает в глубокий колодец, но тьма сомкнулась над ним прежде, чем он достиг дна.
– Ты что-нибудь видишь? – спросил Хуан.
– Да, но не много. Что случилось?
– У них есть другой огнетушитель, – сказал Хуан, не сводя глаз с носового люка, из которого валил густой белый туман. – С углекислотой. Они направили струю на Пепе.
Эмилио пошатывался, глаза у него слезились. В руке он все еще сжимал нож.
– Давай так, – решил Хуан. – Я с одной стороны лестницы, ты – с другой. Американец не сможет остановить струей нас обоих. Если ты увидишь его первым, бросай нож. Если я – застрелю гада. Уж слишком он опасен.
– Я порежу его на кусочки, – пообещал Эмилио. – И его бабу тоже.
– Будем осторожны, – сказал Хуан. – Он опасен. Опасен даже без револьвера.
Замерев по разные стороны прохода, они пристально вглядывались во тьму. Какой-то предмет вылетел из каюты и, никого не задев, отскочил от стены кокпита. Это был пустой огнетушитель.
Они снова подались вперед. В каюте что-то шевельнулось. Эмилио занес руку и метнул нож. Человек внутри глухо застонал от боли.
Американец ранен! Эмилио побежал по лестнице, на ходу открывая бритву. Метнулся вниз и почувствовал, что последняя ступенька уходит из-под ног. Пошатнувшись, он выронил бритву, схватился обеими руками за верхний край люка и повис на нем, загораживая Хуану дорогу. Американец ударил Эмилио в живот. Тот разжал пальцы и, падая, сгруппировался, чтобы мягко приземлиться на ноги.
Но приземлился он не на пол, а на замасленный маховик, которого не было видно из-за ступеньки. Эмилио поскользнулся, грохнулся спиной на запальные свечи и заорал: они врезались в его тело, как четыре тупых копья. Он попробовал встать, но ноги не слушались. Эмилио вообще их не чувствовал – одна из свечей пробила основание его позвоночника.
Хуан стоял на лестнице, наставив револьвер на тьму, и ждал. Он всегда знал, что Пепе кретин, а Эмилио лишь малость поумней. Им нужно было зарубить на носу: когда на маленькой яхте собирается столько людей, нельзя бегать и суетиться, даже если ты вооружен. Здесь слишком много всякой дряни, о которую можно споткнуться – и которую можно использовать для самозащиты. Они действовали неуклюже, а Эмилио к тому же не хватило терпения. В одиночку Хуан сделает то, чего не смогли сделать эти идиоты. Он будет ждать столько, сколько понадобится.
Бледное пятно на полу каюты пошевелилось и стало медленно подниматься. А вот и американец.
Хуан прицелился, заметив, что в руке у американца что-то есть и эта рука направлена на него, Хуана. Нож? Еще один огнетушитель? Да без разницы. Этот гринго уже, считай, мертв.
Палец Хуана лег на спусковой крючок, как вдруг предмет в руке американца взорвался. Тьму прорезал алый всполох, что-то ударило Хуана в грудь. Сокрушительный удар, хуже, чем от 45-го калибра. Хуана отбросило назад в кокпит. Сбитый с толку, он из последних сил ощупал рваную дыру в груди. Господи, ружье! Американец подстрелил его из ружья!
Бессмыслица. У американца не было оружия. Что произошло, откуда рана? Хуан не мог понять. Он судорожно пытался найти ответ, но вскоре его замешательство померкло, а потом и вообще стало пустотой. Он умер.
Билл и Джейн сидели на палубе. Джейн продезинфицировала ножевую рану на левом плече Билла и неумело перевязывала ее бинтом из аптечки.
– У нас опять гости, – заметил Билл.
Она обернулась:
– Да. Быстро плывут. Думаешь, это…
– Расслабься. Это полицейский катер. Видишь, какой прожектор?
Билл хотел подняться, но она остановила его:
– Сиди смирно, дай мне закончить… Знаешь, нам очень сильно повезло.
– Я бы не назвал это везением, – возразил Билл. – Если разобраться, яхта – целый плавучий арсенал. Пытаться захватить ее в темноте – все равно что атаковать защищенную крепость.
– Но если бы их было не трое, а четверо…
– Мы бы все равно справились, – твердо сказал Билл. – Надо просто с умом использовать то, что имеешь под рукой.
Он взглянул на тяжелый предмет у себя за поясом, формой напоминающий большой револьвер.
– Теперь нам нужно рассказать все полиции, – сказал он. – И это будет нелегко. Как я объясню им на плохом испанском, что огнетушители и якоря могут превратиться в смертоносное оружие? И как им втолковать, что ракетница может сработать не хуже ружья?
Пусс-кафе
– Вот это, я понимаю, шедевр! – воскликнул Хэдден.
– Я знал, что тебе понравится, – откликнулся Догерти, огибая гору багажа и опуская поднос на журнальный столик.
На подносе стояли два высоких узких бокала, а в них – полосатый напиток: пусс-кафе, слоистый коктейль, радующий глаз сочетанием шести разноцветных жидкостей, не смешивающихся из-за разной плотности – если, конечно, наливать их твердой рукой. Яркое легкомысленное напоминание об ушедшей эпохе, тема для веселой болтовни с танцовщицами, любившими, к отчаянию барменов, заказывать пусс-кафе в пафосных барах двадцатых годов. Тигр среди напитков, окрашенный снизу вверх в красную, желтую, фиолетовую, белую, зеленую и янтарную полосы. Выпивка для шумных вечеринок. Выпивка для развлечения.
– Красота-то какая! – продолжал восхищаться Хэдден. Мелкие и правильные, словно у херувима, черты лица придавали ему, несмотря на высокий рост, сходство с мальчишкой. Догерти протянул бокал, и Хэдден отхлебнул от верхнего слоя.
– Бренди?
– Точно, – подтвердил Догерти. – Настоящее пусс-кафе – это приключение, вылазка в неведомое, путешествие от обыденности к чуду. Конечно же, верхним слоем может быть только бренди. Нравится?
– Бренди превосходный, – оценил Хэдден. – Просто замечательный. Знаешь, я рад, что нам удалось вот так встретиться.
– И я рад, – не стал спорить Догерти. – Давненько мы не выпивали вместе.
– Шесть лет, – задумчиво протянул Хэдден. – По полоске на каждый год. Уж не потому ли ты выбрал пусс-кафе? Долгий срок. – Его детский лобик прорезала морщина. – Слишком долгий.
– А прежде чем встретимся и выпьем снова, пройдет и того дольше, – добавил Догерти.
– Пожалуй, – согласился Хэдден, приканчивая бренди. Он бросил взгляд на сияющие алюминием чемоданы, сложенные стопкой рядом с огромным старым кофром. – Да уж, долгонько это будет… если только ты не найдешь способ навестить нас в Уругвае.
– Может, и найду, – заметил Догерти. – Попробуй следующий слой.
Хэдден кивнул и пригубил зеленую тигриную полоску. Облизнул губы, мгновение размышлял, затем предположил:
– Шартрез?
– Правильно, – одобрил Догерти. – А ты разбираешься в напитках, приятель!
– Нет, погоди, я серьезно, – настаивал Хэдден. – Почему бы тебе к нам не приехать?
– Буду счастлив. А вот ты уверен, что вы с Люсиль обрадуетесь моему визиту?
– Конечно уверен! – воскликнул Хэдден. – Слушай, Томми, вся эта ерунда давно позади. Шесть лет прошло, в конце-то концов.
– Я зла не держу, – заверил Догерти. – Но вот ты и Люсиль…
– А мы вообще на тебя не сердились, – заявил Хэдден. – Нисколько! Томми, в Дартмуте мы с тобой были добрыми друзьями. Неужели не сможем подружиться снова?
– Я очень этого хочу, – сказал Догерти. – Потому-то тебе наконец и позвонил. Конечно, я не знал, что ты покидаешь страну, да еще и так скоро.
Хэдден пожал плечами:
– Я бы вообще предпочел никуда не ехать. Но отец Люсиль оставил ей столько земли – две тысячи гектаров вроде. В Уругвае! Ну вот мы и снялись с места со всеми пожитками. Спасибо, что предложил этот старый кофр. Знаешь, никак не могу представить себя плантатором…
– А мне бы понравилось, – заметил Догерти. – Что такое?
– Да вот, как раз добрался до следующего слоя, – объяснил Хэдден. – Белого, того, что под шартрезом. Чудненько! Не подсказывай, дай подумать… «Крем де Мант» – мятный ликер!
– Точно, – кивнул Догерти.
Хэдден забеспокоился:
– Надеюсь, Люсиль не станет ворчать, что я пью с утра.
– А мы ей не скажем, – предложил Догерти.
– Это будет трудновато. Она должна за мной заехать. Может появиться с минуты на минуту.
