Каждый час в «студию постельного мира» допускалась новая группа журналистов, которые рассаживались на полу или выстраивались у стены и записывали радиовыступления. Джон и Иоко брали слово по очереди, оставаясь при этом совершенно бесстрастными, так как чаще всего находились под действием наркотиков. Даже при ближайшем рассмотрении они больше походили на персонажей из черно-белого фильма, нежели на живых людей из плоти и крови. И хотя они провели не одну сотню часов за рассуждениями о мире, ни Джону, ни Иоко так и не удалось сказать по этому поводу чего-нибудь заслуживающего внимания. «Когда нацизм обрушился с преследованиями на еврейский народ, – вещала Иоко, – это было не просто преступление Гитлера или Германии, это отображало стремление каждого отдельного человека, который сочувствовал преследованию евреев, – вы понимаете?.. Если где-то внезапно вспыхивает война, мы все виноваты в этом». Должно быть, голландцы извлекли из этих речей немало поучительного!
Хотя было бы странно ожидать от Джона или Иоко какого-то реального вклада в дискуссию на тему мира. Джон не имел ни малейшего понятия о политических процессах и не испытывал к ним ни капли доверия. Когда «Битлз» задумали однажды приобрести греческий остров, журналисты предостерегли их, объяснив, что этим поступком они сыграют на руку фашистскому режиму черных полковников. На это Джон ответил: «Мне наплевать, какое там правительство – фашистское или коммунистическое... Все они одинаковы». Что касается Иоко, то она разбиралась в политике еще меньше, чем Джон, и до того времени вообще не высказывалась на подобные темы. Однако было ясно, что инициатором «постельных интервью» стала именно она, вдохновившись скорее всего выступлениями японского артиста Яйои Кусама, проповедовавшего великую силу наготы. Если бы Иоко была замужем не за таким изначально сдержанным человеком, как Джон Леннон, не исключено, что «постельные интервью» могли приобрести значительно более эпатажные формы.
Кроме всего прочего, «постельные интервью» оказались очень эффективным средством преодолеть нелестное общественное мнение в отношении Леннонов. Вместо свихнувшихся на наркотиках и погрязших в адюльтере Джона и Иоко (а именно так представляла их пресса с тех пор, как они были вместе) перед публикой предстали гуру, наставлявшие прямо на брачном ложе.
В тех же самых средствах массовой информации, которые прежде писали о них бог весть что, «постельные интервью» пошли на ура. Джон и Иоко становились героями нового течения – всемирного антивоенного движения, которое, как и любое другое политическое движение, искало союзников и лидеров везде, где это было возможно. И поскольку Джону и Иоко было угодно проводить медовый месяц, лежа по двенадцать часов в день в постели и выступая за мир, они быстро стали символами этого движения, что им, безусловно, льстило.
В своих самых первых интервью в Амстердаме Леннон ясно дал понять, что выступление в защиту мира для него равнозначно борьбе против насилия. «Во мне столько же насилия, сколько в любом другом человеке, – заявил Джон в одном из обращений к голландской прессе, – и я уверен, что и в Иоко тоже. Мы жестокие люди, но я больше люблю себя, когда я не жесток». Однако его слова были лишь отчасти правдивыми, так как на самом деле в Ленноне было больше жестокости, чем в обычном человеке, и он это прекрасно знал. Объявляя крестовый поход против насилия, он стремился избавиться от своего прошлого, о чем сам говорил так: «Любовь и мир защищают обычно самые жестокие люди... Я – жестокий человек, который научился не быть жестоким и который сожалеет о насилии, которое совершал».
После недели, проведенной в постели, Джон и Иоко отправились в Вену, куда были приглашены на телевизионную премьеру своего фильма «Изнасилование». Остановившись в «Захере», элегантном отеле, расположенном за Оперным театром, Ленноны занялись подготовкой следующего рекламного трюка. Они начали с того, что развесили по малиновым стенам гостиной таблички с надписями КРОВАТЬ, МИР, ПОЛНАЯ КОММУНИКАЦИЯ, ОСТАВАЙСЯ В ПОСТЕЛИ, ОТРАСТИ ВОЛОСЫ, ЭТО ВЕСНА, Я ЛЮБЛЮ ДЖОНА, Я ЛЮБЛЮ ИОКО. Затем, когда в холле гостиницы собрались представители прессы, Джон и Иоко поднялись к себе в номер и сделали из белого постельного покрывала подобие большого мешка. «Мы залезли в этот мешок и спустились на лифте, – делился воспоминаниями Джон, – затем устроились поудобнее в центре гостиной, а после этого туда впустили и всех остальных».
Венские журналисты были озадачены, когда увидели на журнальном столике большой белый мешок. А когда они сообразили, что внутри мешка, то пришли в замешательство. «Это была очень странная сцена, – продолжал Джон, – потому что они никогда раньше нас не видели и не слышали. Некоторые из них стали просить: „Ну давайте, вылезайте“. А мы так и не дали им увидеть себя. Они просто стояли и спрашивали: „А вы правда Джон и Иоко?“ или „А что на вас надето и зачем вы это делаете?“ А мы отвечали: „Это полная коммуникация без малейшего вреда“. Было просто классно! Они попросили нас спеть, и мы исполнили несколько песенок. Иоко спела очень милую японскую народную песню. В результате они так нас и не увидели».
«Постельные интервью» позволили Джону и Иоко утвердиться в абсолютно новом образе. Отныне они становились не просто звездами или знаменитостями. Они попадали в ряды нового класса поп-величеств, наилучшими представителями которого были «папа» Энди Уорхолл и «раввин» Аллен Гинсберг, художники, ставшие лидерами целого поколения благодаря присущему обоим величайшему таланту саморекламы. Джон и Иоко, будучи вообще мифическими фигурами, подходили к этой роли еще лучше. Их миф получил свое название после выхода наскоро написанной песенки – «The Ballad of John and Yoko»153. В балладе говорится о том, как идеальные любовники подвергались нападкам со стороны прессы, арестам со стороны полиции, преследованиям со стороны остальных Битлов и были вынуждены уехать и спрятаться ото всех. Паранойя Джона достигла к этому моменту такого уровня, что малейшее происшествие принимало для него вселенские масштабы. И стоило представителям иммиграционной службы не разрешить им подняться на паром из-за отсутствия паспортов, как он поднимал несусветный скандал.
Каждый день Джон Леннон тщательно анализировал многочисленные высказывания прессы о нем и о его жене. Обнаружив критику, предпринимал контрмеры: от телефонных звонков до оскорбительных писем в редакцию или резких замечаний по радио или телевидению в адрес тех, кого считал своими обидчиками. Джон был абсолютно убежден в том, что множество людей сгорают от желания разделаться с ним, – и это придавало ему столько же решимости в стремлении разделаться с ними.
По завершении медового месяца Джон и Йоко решили изменить тактику. Теперь, вместо того чтобы прятаться дома, они будут постоянно находиться на людях и станут лидерами движения борцов за мир. Для осуществления столь честолюбивых планов им был необходим большой, хорошо оборудованный офис и многочисленные сотрудники. Все это они нашли в доме 3 по Сэвил-роу, где располагалась штаб-квартира «Эппл Корпс».
С момента своего образования «Эппл» была призвана удовлетворить требования бухгалтеров компании о создании сети коммерческих предприятий. Первым шагом по реализации этого замысла стало открытие модного бутика «Фул», торговавшего великолепной одеждой от самых лучших модельеров, которые создавали одежду в стиле «хиппи». Затем, в мае 1968 года компания обратилась с призывом к молодым артистам представить свои работы с целью их возможного дальнейшего финансирования. Сотни кассет, рукописей, разработок и дизайнерских проектов посыпались на «Битлз», как из рога изобилия. Пол и Джордж подписали контракты с молодыми талантливыми музыкантами, такими, как Джеймс Тейлор, Мэри Хопкинс и Бэдфингер. Джон провел пару недель за прослушиванием молодых конкурсантов, не скрывая при этом своего к ним презрения, а затем вообще умыл руки. Тем временем бутик, который принес за первые восемь месяцев немало убытков, неожиданно пошел в гору благодаря умелому менеджменту Джона Линдона; однако Йоко Оно, прочитав какую-то статью, в которой «Битлз» с издевкой называли барахольщиками, обратилась к членам группы, умоляя их закрыть «Фул». «Джон, эта лавка – просто посмешище, мы должны отделаться от нее, – убеждала она. – Мы должны все раздать даром, абсолютно все!» Как рассказывал Линдон, «Йоко налетела на „Битлз“ как вихрь, и в течение двадцати минут ей удалось убедить их закрыть магазин».
С финансовой точки зрения это решение обернулось катастрофой, так как в дополнение к потере находившегося на складе товара на сумму в 112 тысяч фунтов плюс расходы на ремонт помещения и т. п. компании пришлось оплатить стоимость уже заказанной осенней коллекции. Когда 31 июля магазин распахнул свои двери для всех желающих поживиться задаром, Джон и Йоко были в первых рядах. Они загрузили в свой белый «ролле» несметное количество пакетов с одеждой. Джон веселился от души, восклицая: «Это смахивало на ограбление!»
