С тех пор Джон надолго оставил попытки заняться бизнесом. И вот весной 1969 года Леннон неожиданно вновь появился в «Эппл», точно король, вернувшийся из изгнания со своей королевой, и сразу взял бразды правления в свои руки. Он то посылал тридцать человек из служащего персонала собирать желуди, решив разослать их главам государств в качестве символа мира, то заставлял сотрудников отвечать на бесчисленные письма, которые потоком стекались к Леннонам в ответ на их призывы. «Домашний хиппи» Ричард Делелла считал, что "целью Леннона было максимальное насыщение средств массовой информации. На все лады, по любому поводу было необходимо все время повторять одно и то же: «Мир! Мир! Мир!»
Однако колесить по Европе, призывая к миру, было занятием немного странным, так как войну против вьетнамцев вели не голландцы, не французы и не жители Вены. Поэтому однажды в конце мая Джон и Йоко в сопровождении Киоко, Кокса, Дерека Тейлора, Тони Фосетта (своего нового помощника), двух кинооператоров, заняв двадцать шесть мест багажа, прибыли к причалу, у которого стояла готовая к отплытию «Королева Елизавета II». Когда они предъявили паспорта представителям иммиграционных властей, то к своему ужасу узнали, что их заявление на выдачу визы в Соединенные Штаты отклонено, поскольку в свое время Джон Леннон был признан виновным в хранении гашиша. Ничуть не растерявшись, Ленноны отправились в Хитроу и сели на рейс до Ямайки. Затем они снова изменили курс и полетели в Торонто, где после двухчасового ожидания в аэропорту их наконец-то впустили в страну. 26 мая Ленноны улеглись в постель в номере, расположенном на девятнадцатом этаже отеля «Королева Елизавета» в Монреале, и приготовились насыщать средства массовой информации.
Дерек Тейлор подсчитал, что в течение недели, проведенной Леннонами в постели в Монреале, они принимали примерно по 150 журналистов в день, разослав свои послания мира не менее чем в 350 радиостанций Соединенных Штатов. Во время одной из таких бесед радиокомментатор из Беркли поинтересовался их мнением по поводу разворачивавшейся в тот момент схватки между студентами и полицией за так называемый Народный парк. Леннон разволновался и призвал протестующих избежать побоища.
Но самым важным событием стали сочинение и запись песни «Give Peace a Chance»154. Леннон сочинил песню во время одного из «постельных интервью» и сразу же решил ее записать. В номер доставили портативный четырехдорожечный магнитофон, а среди поклонников, толпившихся на улице перед гостиницей, выбрали пятьдесят человек для хора. Как только прошел слух о звукозаписи, к Леннону присоединилась целая группа знаменитостей: Тимоти и Розмэри Лири, Томми Смозерс, Петыола Кларк, Мюррей К., Док Грегори, а также католический священник, раввин и глава канадского храма Радха Кришна. Развесив текст песни на стенах спальни, Джон энергично дирижировал пением прямо из кровати, в то время как комната была залита светом прожекторов съемочной группы.
В этот момент Леннон ощущал себя живым воплощением традиций американского движения за гражданские права. "В глубине души, – признался он, – я мечтал написать что-нибудь такое, что могло бы стать заменой «We Shall Overcome». «Give Peace a Chance» была мгновенно подхвачена миллионами голосов, поскольку выражала именно то, что было у всех на уме.
Глава 37
Вдребезги!
Кенвуд, июнь 1969 года.
«Машину поведешь ты!» – рявкнула Йоко. Джон подчинился приказу, словно был дядей Джорджем, попавшим под каблук тети Мими. Он сидел за рулем, размышляя о нелегкой задаче, которую ему предстояло выполнить. Ему надо было проехать практически через всю Великобританию от Суррея до Сангобега, расположенного на самом севере Шотландии. Это было нелегкое испытание для человека, привыкшего мечтать, сидя на заднем сиденье лимузина, слушая рок, глядя в экран телевизора и кайфуя. Зачем все это было нужно? 3атем,.-что Йоко решила приучить Джона «поступать, как настоящий мужчина».
С тех пор как они поженились, эта фраза постоянно вертелась у нее на языке. Что такое «настоящий мужчина» в понимании Йоко Оно? Очевидно, это тот, кто способен делать вещи, которые боится делать она, например, управлять автомобилем.
Наверное, Джон ощутил, как в нем нарастает тревога, когда согласился выполнить просьбу жены. Несмотря на то, что Джон редко усаживался за руль, он уже был виновником немалого числа аварий, о которых полиция соглашалась не распространяться. И дело было не только в том, что он плохо видел, с трудом мог заставить себя сосредоточиться и часто находился под действием наркотиков. Проблемы начинались уже тогда, когда Джону приходилось выполнять какое-либо действие, для которого требовалась координация движений. Если бы он обратился к невропатологу, врач, безусловно, обнаружил бы у Леннона многочисленные аномалии. Плохую координацию, ригидные, спазмодические движения, дислексию, неспособность к выполнению простейших действий, таких, как вождение автомобиля или управление домашней техникой. (А как же тогда игра на гитаре? Ведь он был одним из величайших ритм-гитаристов! Об этом было бы трудно судить только по записям «Битлз», так как гитара Джона растворяется в смешанном звучании разных инструментов. Отчетливо слышен Пол на бас-гитаре, Джордж на соло, Ринго на ударных – но где же Джон? Только в последние годы, когда он занялся сольной карьерой, а затем еще позднее, когда выплыли на свет старые студийные записи, появилась возможность оценить Леннона как гитариста. И сразу стали очевидны две вещи: игра Джона отличалась жесткостью, словно его пальцы были налиты железом, а когда он пытался исполнить некие мелодические вариации, это удавалось ему с трудом.)
Хотя Джон согласился вести машину только из-за Йоко, сама идея поездки возникла именно у него. Узнав, что Тони решил отправить Киоко к ним в гости, он захотел вывезти всю семью, включая и своего сына, в сентиментальное путешествие по тем местам, где прошла его молодость. Легко себе представить, с каким нетерпением ожидал он того момента, когда сможет показать им «Кэверн» или Вултон и все свои излюбленные места в Ливерпуле. Оттуда они могли отправиться в гости к тете Матер и дяде Берту в Эдинбург, а затем наступил бы кульминационный момент путешествия – посещение Хайлендз, того района, где он проводил самые счастливые дни своего детства. На старой ферме близ Дарнесса Джулиан и Киоко могли бы насладиться всем тем, что приводило в восторг маленького Джона: простым, вросшим в землю домом, северным морем и дикой красотой овеваемых ветрами холмов.
Но Йоко, заставив Джона сесть за руль, превратила эту мечту в пытку. Уже по прибытии в Ливерпуль стало очевидно, что Йоко совершила ошибку, настояв на своем. У Джона начались проблемы с переключением скоростей на зелено-желтой «мини» (которую они выбрали специально, чтобы сохранить инкогнито). Когда механик на станции обслуживания попытался разобраться, в чем дело, он констатировал, что Джон разбил коробку передач.
Лес Энтони немедленно доставил другую машину Джона – белую «макси», предложив свои услуги. Но Йоко и слышать об этом не хотела. Так что Джону снова пришлось заняться «мужским делом» и двинуться с семьей дальше – в Эдинбург. Кроме того, Йоко потребовала, чтобы по дороге они останавливались в самых захудалых заведениях, чтобы не быть узнанными.
Худо ли, бедно ли, пребывая в постоянном напряжении и стремясь всеми силами сконцентрироваться на дороге, Джон смог добраться с семьей до фермы Берта и Матер, расположенной близ деревушки Сангобег. Здесь их уже встречали товарищ по детским играм, двоюродный брат Стенли Парке и его очаровательная жена Дженет. Джон вроде бы мог расслабиться, но не тут-то было. Разве Йоко могла снизойти до этих простолюдинов? Она сделала непроницаемое лицо и погрузилась в себя. "Йоко сидела в углу и едва раскрывала рот, – жаловался Стенли. – Из нее невозможно было вытянуть ни слова. Никому в семье она не понравилась. Когда Джон взял ее с собой в паб, где хотел повстречаться с теми, кого знал с детства, ребята сказали, что она выглядела, словно «привидение». А ее дочка, рано созревшее отродье, это был просто ужас! Она совершенно застращала Джулиана. Моя мать подошла к Йоко и сказала: «Вы не должны позволять своему маленькому монстру так подавлять Джулиана».
Контраст между детьми был поразительным. Речью Киоко напоминала взрослую женщину, а ее поведение было столь же властным, как и у матери. Джулиан же был грустным и молчаливым, как рыба. Одному фотографу из Эдинбурга удалось сделать замечательную семейную фотографию
Леннонов с детьми, одетыми в кильт, на которой Джулиан с лицом, лишенным всякого выражения, сидит перед своим бородатым отцом и смотрит в сторону от камеры – бесстрастный шестилетний ребенок. А перед Йоко устроилась шестилетняя Киоко, нацелив в объектив свои убийственные черные глаза.
1 июля тетя посоветовала Джону показать Йоко самое живописное место в округе, покрытую льдом бухту необыкновенной красоты. Стенли объяснил Джону, что к бухте ведет узкая односторонняя дорога, расширяющаяся каждые шестьдесят ярдов, чтобы встречные машины могли разминуться. Джон усадил Джулиана рядом, а Йоко с дочерью устроились на заднем сиденье. Объехав вокруг Лох Эриболла, глубоководного порта, окруженного голыми холмами, они приближались к цели своего путешествия, следуя вдоль побережья, когда внезапно Джон увидел машину, которая ехала навстречу. Оба автомобиля ехали медленно, видимость была превосходной, но Леннон вдруг запаниковал. Он поднял вверх руки, словно на него напал столбняк. Белый «макси» загремел в кювет, так что никто в машине не смог избежать ударов о приборную доску, лобовое стекло и боковые дверцы.
