К вопросу об этом указе мы еще вернемся. В данном случае важно то, что к 16.00 Б. Н. Ельцин уже имел тревожную информацию, уже принял решение о необходимости ввода войск и со ссылкой на подписанный им указ дал соответствующее распоряжение министру обороны.
Между тем, имеются сведения, что устное распоряжение Б. Н. Ельцина о необходимости ввода войск в столицу П. С. Грачев получил еще в 14.00, когда демонстранты находились на Октябрьской площади и, казалось бы, никто не знал, как события будут развиваться дальше[2193].
В чем именно заключалось это устное распоряжение, мы не знаем. Но, если верить А. В. Коржакову, в середине дня 3 октября Министерству обороны было поручено подготовить конкретные предложения относительно штурма Белого дома[2194].
Получив такое распоряжение, П. С. Грачев сразу же стал связываться со своими подченными. По воспоминаниям В. Г. Евневича, 3 октября «после 14 часов» ему на дачу сообщили, что «звонил министр обороны». «Прибыв в штаб», он в 16.00 «связался с министром», который заявил, «что в Москве беспорядки, милиция не справляется, потому что вооруженные группы бродят по Москве… К тому же участились попытки проникнуть в Министерство обороны»[2195].
Как мы знаем, к 16.00 никакие «вооруженые группы» по Москве не бродили и никаких попыток «проникнуть в Министерство обороны» не предпринималось. Это означает, что еще до того, как сторонники парламента пошли на штурм мэрии, уже началось распространение дезинформации об угрожающей ситуации в столице.
И надо же было так случиться, что почти сразу же после разговора В. Г. Евневича с П. С. Грачевым какие-то «двое в гражданском» сделали попытку напасть на штаб Таманской дивизии, но были задержаны. Причем даже через полгода В. Г. Евневич «не знал», что это были за лица[2196].
Давая показания Специальной комиссии Государственной думы по импичменту Б. Н. Ельцина бывший заместитель командующего ВДВ Виктор Андреевич Сорокин сообщил, что 3 октября он получил «срочный вызов» прибыть в штаб ВДВ еще раньше – «около 12 часов», а когда явился «в управление командующего», «там уже находилась колонна 119-го полка на «уралах» числом 422 человека»[2197].
В. А. Сорокину было заявлено, что «в районе Генштаба» происходят «бесчинства», поэтому ему необходимо срочно взять его под охрану. Когда он с бойцами 119-го полка прибыл на Арбатскую площадь, здесь «было спокойно, тихо, безлюдно», а когда вошел внутрь здания Министерства обороны, там, утверждал В. А. Сорокин, «уже находилась часть… 218-го батальона спецназа»[2198].
Это значит, что не успел Б. Н. Ельцин покинуть Кремль, как стали распространяться слухи о «бесчинствах» на Арбатской площади и задолго до того, как демонстранты двинулись от Октябрьской площади к «Белому дому», был отдан приказ об усилении охраны Генштаба и Министерства обороны.
С учетом этого заслуживают проверки сведения, что «бронетехнику стали стягивать к Москве уже ночью 1 октября»[2199].
Следует обратить внимание еще на одну деталь. Как отмечается в книге «Эпоха Ельцина», «сотрудники Службы помощников» президента, «члены Президентского совета» и «некоторые сторонники Б. Ельцина» «стали съезжаться» «в Кремль» «к второй половине воскресного дня 3 октября»[2200].
Обращаю внимание: не во второй, а «к второй половине», то есть примерно к 14.00. Если принять во внимание время на вызов и дорогу, то решение об их сборе должно было быть отдано никак не позднее 12.00–13.00, то есть сразу же после отъезда Б. Н. Ельцина из Кремля.
К этому следует добавить, что в 13.00 В. Ф. Ерин, который тоже, казалось бы, не знал, во что выльется митинг на Октябрьской площади, поручил взять его под контроль не начальнику московского ГУВД В. И. Панкратову, как положено по закону, а своему заместителю – генералу В. В. Огородникову[2201].
И тогда же, около 13.00, когда митингующие только-только собирались на Октябрьской площади на Калининском проспекте неожиданно для многих было перекрыто движение[2202].
Еще больший интерес в этом отношении представляют воспоминания полковника Анатолия Дмитриевича Цыганка, который с начала 1992 г. возглавлял штаб Московской народной дружины.
«После ликвидации Комитета по военной реформе при Госсовете СССР…, – вспоминает он, – меня прикомандировали к первому заместителю председателя правительства Москвы Эрнесту Бакирову. Ему была поставлена задача в кратчайшие сроки создать при правительстве Москвы новое государственно-общественное формирование по аналогии с Московской национальной гвардией (недолго просуществовав, она была расформирована из-за отсутствия нормативной базы). У меня же был опыт создания Российской национальной гвардии. В июле 1992 года было принято распоряжение мэра „О реорганизации деятельности и структуры народных дружин г. Москвы“. 29 сентября распоряжением мэра руководителем был назначен Эрнест Бакиров, а я – начальником штаба. С 9 марта 1993 года пошло и финансирование. В каждом округе и муниципальном районе были наши штабы. К 3 октября наши структуры уже сложились и были вполне дееспособны»[2203].
«…когда утром 3 октября, – читаем мы далее в воспоминаниях А. Цыганка, – появились первые жертвы на Смоленской площади, я понял, что дружину надо срочно отмобилизовывать. Уже к середине дня люди стали подтягиваться к штабу. Первыми пришли отряды, оборонявшие „Белый дом“ в августе 1991 года, – „Дельта“, „Россия“…, „Август-91“[2204]».
Утром 3 октября никаких жертв на Смоленской площади не было, а были они накануне, 2 октября. И если А. Цыганок вспомнил о них, то только для того, чтобы обосновать, почему уже утром 3-го он принял решение «срочно отмобилизовывать» дружину.
«К обеду – пишет А. Д. Цыганок далее, – в городском штабе народной дружины собралось около двух тысяч человек»[2205]. Мы не знаем, когда «обедает» полковник А. Д. Цыганок, но, по его словам, в свой штаб он прибыл примерно к 12.00[2206]. Из других воспоминаний Анатолия Дмитриевича явствует, что «где-то в районе 12 часов» им из мэрии уже были получены указания о необходимых действия, а упоминамемые «около двух тысяч челвоек» собрались в штабе «к 14–15 часам»[2207].
Получается, что «к середине дня» 3 октября, когда митингующие еще находились на Октябрьской площади, «в городском штабе народной дружины» уже «собралось около двух тысяч человек».
«Нам, – читаем мы воспоминания А. Цыганка далее, – была поставлена задача информировать правительство Москвы о том, что происходит на улицах города, собирать в отряды надежных людей, по мере сил не допускать в центр города праздношатающихся и зевак»[2208].
«Для выяснения обстановки в городе мы организовали десяток разведывательных групп по три-пять человек. Командирам я выдал удостоверения, заверенные печатью. Первый доклад Бакирову о ситуации в городе я сделал около 15 часов, затем каждые тридцать минут докладывал мэру»[2209].
Даже если допустить, что рассылка первых разведывательных групп и получения от них самых первых сведений потребовали около часа, получается, что информационный центр возник не позднее 14.00, т. е. к тому времени, когда собравшиеся на митинг у метро Октябрьская еще не двинулись в сторону Крымского моста.
Итак, мы видим, что мобилизация сил по ту сторону баррикад началась не только до звонка М. И. Барсукова Б. Н. Ельцину, не только до того, как прозвучали слова А. В. Руцкого о необходимости взятия мэрии и Останкино, не только до того, как была прорвана блокада Белого дома, не только до того, как демонстранты прорвали первый кордон на Крымском валу, но и до того, как они покинули Октябрьскую площадь.
Те немногие и, к сожалению, пока отрывочные факты, которые имеются в нашем распоряжении, свидетельствуют, что Кремль начал действовать сразу же после того, как здесь завершилось «рабочее совещание», о котором запамятовал С. А. Филатов, а если учитывать воспоминания А. Цыганка, еще раньше.
В связи с этим особого внимания заслуживает вопрос о составлении указа № 1575 о введении чрезвычайного положения.
Вот версия Б. Н. Ельцина: «Сразу же после звонка Барсукова связался со своими помощниками для немедленной подготовки указа о введении чрезвычайного положения в Москве…»[2210]. Если исходить из этого, получается, что распоряжение о составлении данного указа было отдано им 3 октября, не ранее 16.20.
А вот, что пишет на этот счет А. В. Коржаков: «примерно в половине пятого» ему «позвонил М. Н. Полторанин», затем он появился в кабинете М. И. Барсукова и поставил вопрос о необходимости введения чрезвычайного положения. А. В. Коржаков позвонил в Барвиху и обратился к Б. Н. Ельцину с предложением о введении чрезвычайного положения. Борис Николаевич отреагировал мгновенно: «Давайте действуйте, я согласен. Скоро буду в Кремле»[2211]. По этой версии идея подобного указа появилась еще позже.
