— Звать! Ты, он — быть вместе! Он быть здесь! — Ручища хлопнула Лейку по низу живота (Лейка, как и раньше, не успела отшатнуться), но не больно. — Быть здесь! Ты — быть с ним. Сейчас!
До Лейки, кажется, дошло. И то, что до нее дошло, ей не понравилось, потому что было почти то же самое, что кушать мертвечину.
— Да пошел ты знаешь куда! — сказала она по-русски. Попыталась воспроизвести то же по-шведски, но не смогла. Не хватило словарного запаса. Но монстр внезапно послушался. То есть не отправился в указанном Лейкой направлении, а просто отошел в угол и присел и застыл в том же положении, в котором Лейка его уже видела: морда на коленях, ручищи упираются в пол…
Лейка посмотрела на Карлссона. После смерти в его чертах появилось что-то детское… Лейка не сразу заметила, что по щекам ее текут слезы. Ей было ужасно жалко себя… Но она была жива, а он мертв. И его было жальче.
Лейка глянула на монстра. Тот следил за ней огромными пылающими глазами. Сейчас он казался не ужасным и отвратительным, а очень-очень печальным. Как пес, у которого умер хозяин.
«Может, он и был „псом“ Карлссона? — подумала Лейка. — Его единственным другом, кроме меня?»
Тут она вспомнила о Кате. Она тоже была другом Карлссона. И она тоже угодила в беду. И ее надо спасать. Ей, Лейке. Потому что на мальчишек надежда слабая…
Тут Лейка вспомнила, что для начала надо спасти ее саму…
— Эх, Карлссон, Карлссон, — проговорила она нежно и печально, проводя ладонью по выпуклой груди и почему-то стараясь не задеть ран — так, словно он жив и может чувствовать боль. — Если бы ты был жив, как это было бы здорово… Но ты не виноват, что умер и оставил нас одних. Прощай, любимый!
Слова были банальными и даже смешными. Лейка это понимала, но других у нее не было. Наверное, более уместна была бы какая-нибудь поминальная молитва, но Лейка не знала ни одной. Ни христианской, ни языческой. Зато она вспомнила песню, которую пели Дети Ши. Она закрыла глаза и запела…
Если бы глаза ее были открыты, она бы наверняка тут же замолчала, увидев, как при первых же словах сидевший в углу монстр оскалился и надвинулся на нее…
Но он перемещался совершенно бесшумно, и Лейка не открыла глаз и продолжала петь… Она снова видела возникающую из тумана сияющую фигуру. Видела, как Дух вод (или кто-то там еще) наклоняется, протягивает руку Наташе… Нет, не Наташе. Вместо Наташи рядом с Лейкой почему-то стоит Катя…
Монстр навис над Лейкой, так и не дотронувшись до нее. А спустя несколько мгновений он так же бесшумно отступил. Лейка так и не узнала, что ее едва не разорвали на части. И она пела, не открывая глаз, и потому не увидела и того, как сами собой затягиваются страшные раны на теле Карлссона.
Она ничего не заметила, когда открыла глаза.
— Прощай, — шепнула она и поцеловала Карлссона в губы…
И, отшатнувшись, пронзительно взвизгнула.
Воистину в эту ночь она визжала больше, чем за всю свою прежнюю жизнь. Но как не завизжать, если покойник отвечает на твой поцелуй?!
Глава сорок третья,
в которой Лейка узнает о нечеловеческой сущности Карлссона, Дима знакомится с Хищником, а несколько дурно воспитанных молодых людей навсегда избавляются от привычки докучать незнакомцам
Женился эльф на троллихе. Родился у них сын. И вот как-то он спрашивает отца: «Папа, тебя твоя мама била?»
«Нет, сынок, — отвечает эльф. — Только твоя».
Лейка лежала на руках Карлссона. Голова ее покоилась на его плече. Плечо было твердое и теплое. Как раньше. Карлссон нес ее, но шаг у него был такой ровный, что у Лейки возникло ощущение, будто она плывет. Вокруг прыгали тени, переплетения труб над головой стремительно убегали назад — Карлссон нес ее очень быстро. Лейка немного повернула голову и увидела сзади того, существо, которое притащило ее сюда. Существо передвигалось на трех конечностях. В четвертой оно несло лампу.
— Кто это? — спросила Лейка шепотом.
— Огр. Хищник.
— Огр… — И, еще тише: — А ты?
— И я — огр. Огр-Охотник.
Лейка покрепче обняла его шею, потерлась носом о могучее плечо, вдохнула запах нагретой гальки:
— А знаешь… мне все равно, — прошептала она. — Мне все равно, кто ты…
Позади раздалось ворчание.
— Что он сказал? — спросила Лейка.
— Сказал: надо тебя съесть. Что от близости огра и человеческой женщины рождается сид.
— Сид?
— Эльф, по-вашему.
— Это правда?
— Нет, он шутит. Не бойся.
— Я не боюсь…
«…С тобой я ничего не боюсь», — добавила она мысленно.
Хищник снова заворчал.
— Что он говорит?
— Что ты веселая.
— Я?!
Карлссон что-то произнес. Не по-шведски: на другом языке.
Хищник ответил.
— Он говорит: когда он попросил тебя позвать из Долины Тумана мою суть, ты сказала, что не ешь людей.
— А что тут смешного?
— Это наша старая шутка. Один огр говорит другому: «Знаешь, с каждым прожитым столетием я все меньше люблю людей. Боюсь, когда придет мое время уйти в Долину Тумана, я совсем перестану их есть», — Карлссон негромко засмеялся. — Еще он сказал, что самая забавная шутка: позвать меня из Тумана охотничьей песней сида. Он сказал: ты первая додумалась до такого. Даже он не сразу понял эту шутку — и едва не откусил тебе голову. Но он увидел, что я возвращаюсь, — и понял. Кто научил тебя этой песне?
— Подруга, — сказала Лейка. — Она… колдунья.
— И ты.
— Да. Она тоже так сказала. Твой… огр поэтому принес меня к тебе?
— Нет. Он ждал не тебя, а Малышку. Он слишком поздно понял, что ты — это не она. Он много времени провел там, где очень сильно пахнет химией, — и плохо различал запахи, а по внешности он вас, людей, не всегда хорошо различает.
— Я очень испугалась, — призналась Лейка. — А зачем ему нужна Катя?
— Уже не нужна, — ответил Карлссон. — Ты уже всё сделала.
Он остановился перед бетонной стеной и посторонился, пропуская Хищника.
Тот погасил лампу, все погрузилось во тьму, а потом раздался натужный скрип и в подвал проник синеватый лунный свет.
— Куда теперь? — спросила Лейка, когда они оказались снаружи, в незнакомом ей дворе. — Это ничего, что ты голый? Может, стоит тебе надеть что-нибудь?
— Ничего. Нам недалеко.
Лейка думала: он поставит ее на ноги, но он этого не сделал. Двинулся к арке, по-прежнему держа ее на руках. Лейка была не против. Ей было очень уютно у него на руках.
…А в арке их поджидали.
— Эй, мужик! Погоди! Закурить есть?
— Э-э-э! Да он — голый!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
