Сколько таких столкновений он выдержит, пока не взорвется?
Я отвела завороженный взгляд от танцующей бомбы, и, конечно, павлиний хвост уже колыхался передо мной, змеясь, уходя далеко в джунгли.
— Нет! — резко бросила я. — Внутрь шахты. Мне нужно быть внутри шахты.
Там была Фестина. А если я позволю сплавить меня прочь из леса, то хвост может не проявить инициативы, чтобы вернуть меня обратно.
Фестина останется в темной ловушке. Как мой отец.
Я видела, что от павлиньего хвоста струится нежелание, почти ощутимое физически; но затем заколебался, изогнулся и протиснулся через кустарник, закрывающий вход в туннель. Пока он не передумал, я бросилась ему в пасть.
Он изрыгнул меня в черноту. Я поцарапала руку при приземлении на невидимый каменный пол, но больших повреждений он не нанес — этот туннель устилал более пышный ковер из грязи, лишайника и звериных экскрементов, чем тот, что был в туннеле на Каспии. В джунглях животный мир был более разнообразен, чем в тундре, и больше навоза и помета, в которые мне довелось шлепнуться.
Неистовая вспышка света осветила все вдали справа от меня, следом за этим вдалеке раздался гром и грохот. Это могла быть только бомба, разгромившая напрочь вход в шахту. Обрушившая бог знает сколько земли и породы, блокируя туннель. Наверное, и лес загорелся от взрыва, и теперь ящеркам-сиренам действительно есть от чего вопить.
Земля подо мной сотрясалась секунд десять, пока все новые и новые обломки рушащейся породы падали в жерло туннеля. Не только земля, но и выкорчеванные взрывом деревья. Я могла представить, как горят их листья, а птицы пронзительно кричат, и ящерки вопят, и насекомые спасаются бегством от пламени…
Но слышать всего этого я не могла. Уже не могла, потому что огромная пробка почвенного покрова джунглей заткнула вход в шахту. Даже землетрясения я слышать не могла, только чувствовала его сквозь каменный пол подо мной.
Через несколько секунд сотрясение прекратилось. Потом опустилась непроницаемая тишина, как будто я разом оглохла. Нет, я могла слышать свое собственное дыхание. Но ничье больше.
— Фестина? — позвала я.
Ей должно было хватить времени, чтобы добежать до безопасного убежища. Чтобы стрелой броситься вниз по туннелю, убегая из зоны поражения взрыва, из зоны обрушения.
Разве что она не слышала моего предупреждения. Или она попыталась побежать в другом направлении: наружу, а не внутрь, чтоб не оказаться в ловушке. Из шахты — в самый взрыв.
— Фестина, подруга! — позвала я снова. — Ты здесь?
Фонарик-жезл внезапно появился во мраке.
— Ладно, — прорычала Фестина, вся грязная с ног до головы, — когда я говорила, что в джунглях опасно, я имела в виду змей. Я имела в виду ягуаров. Я имела в виду муравьев-легионеров, пираний и кусты с острыми шипами-пиками. Я не имела виду чертовы, мать их, осколочно-фугасные бомбы.
Пауза.
— С тобой все нормально? — спросила я.
— Да, конечно. — Она отряхнула грязь с рукава. — Я разведчик. Я выходила живой и после настоящих взрывов.
Я могла бы позвать павлиний хвост, чтобы он вытащил нас оттуда. Если он сумел проложить себе путь сквозь завал на шахте «Рустико», то и здесь сможет это сделать. Но разве можно уходить, не найдя, чем же здесь интересовалась Майя? Чем-то, что она настолько хотела сохранить в тайне, что припасла бомбу, дабы стереть свой секрет с лица земли.
«Мировой разум, ты принимаешь мой сигнал?»
Немедленное подтверждение.
Прекрасно. Я тревожилась, что мы слишком глубоко под землей и радиоволны сюда не дойдут.
«Скажи магистру Тику, что мы с Фестиной в безопасности. Также передай это моей семье. Мы можем выбраться из этого туннеля в любое время, но сначала хотим посмотреть, что тут спрятано».
Подтверждение. И за механически-вежливым «Хорошо, принято» оттенок чего-то большего. Чего-то со всплеском адреналина. Страха? Или возбуждения?
Фестина, оказалось, наблюдала за мной.
— Ну и?..
— Если мы отправимся сейчас наружу, то другим понадобится много времени, чтобы докопаться досюда. Я думаю, нам стоит посмотреть, что Майя хотела здесь спрятать.
— А как же андроиды? — пробормотала Фестина.
— Мы скажем им, что у нас на них аллергия, точно так же, как в тот раз.
— Это сработает, только если сначала мы этих роботов увидим.
— Да ладно! Неужели тебе самой не интересно, что тут припрятано?
— Конечно, интересно, — резко ответила она, — а ведь, черт, мне не стоило бы этим интересоваться. Разведчикам требуется выжечь каленым железом каждую крупицу любопытства, которую они обнаружат в своей душе.
— И что с того? Ты ведь уже не разведчик.
Ее глаза сощурились от ярости.
— Фэй… до своего смертного часа я останусь разведчиком.
— Нет. Это пройденный этап. У тебя теперь другая роль. — Она попыталась меня прервать, но я ей не дала — Нет. Нет. Тебе пора прекратить убеждать себя, что ты такая же, как прежде, потому что это не так. Тебе не стоит растравлять эту рану еще пуще; ты можешь просто жить дальше.
Она смотрела на меня в упор несколько секунд этими своими ослепительными зелеными глазами, потом опустила взгляд.
— Я могла бы сказать то же самое тебе, — пробормотала она.
— И ты была бы не первой! Только ленивый в моей семье не досаждает мне по этому поводу. — Я подалась к ней, взяла ее за плечи и встряхнула. — Фестина Рамос, ты больше не разведчик. Это для тебя пройденный этап. Это осталось частью тебя, конечно, осталось, но у тебя теперь есть и другие составляющие. Составляющие типа «здесь-и-сейчас». И говорить себе «Я по-прежнему расходный материал» — это бестолковое поведение, особенно если тебе нужно вершить великие дела. Живи реальной жизнью, драгоценная. Поняла?
Уголки ее губ слегка поползли кверху.
— Можно подумать, будто это сработало в твоем случае. Да?
— Смотря, что подразумевать под словом «сработало».
Когда моя милейшая, замечательная Линн брала меня за плечи и увещевала меня, называя «драгоценной» и все в таком духе, то я действительно порой приходила в себя, хоть и без завышенных ожиданий на счет моего личного потенциала. Это было больше похоже на мечты о том, как было бы здорово перечеркнуть годы, когда я изображала из себя самодостаточную одиночку.
То же самое было и здесь. С глазу на глаз с Фестиной, только мы двое в безмолвном мраке туннеля. Тропически теплом. Тропически душном.
Она высвободилась из моих рук, а глаза ее смотрели в мои на секунду дольше, только после она их опустила. Я смотрела на нее еще полстука сердца, потом отвернулась. Две секунды спустя я почувствовала ее теплое прикосновение к моей обнаженной руке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
