Операция длилась два часа.
Девушка облегченно перекрестилась, когда Василия вернули в палату, и позволила себе слабую радостную улыбку.
Людмиле в этот момент было намного хуже: восемнадцать проколов на груди, тяжелый наркоз. Рая, прибегая к ней снова и снова, думала, что она не выживет – прошло уже больше пяти часов, а веки ни разу не дрогнули; грудь медленно опускалась и поднималась. И пульс слабый.
Василия перевели в барокамеру, держали за прозрачной пленкой, запрещая заходить за нее. Через специальные приспособления делали уколы, ставили катетеры, и при этом – все на маленьких липучках и замочках.
Рая вскоре научилась ими пользоваться.
Возле кровати поставили стульчик, и она, отодвинув пленку, сидела рядом, не отворачивая взгляд.
Как-то раз девушка, услышав подозрительный шорох, повернулась и увидела девочку в школьной форме. Малышка стояла на пороге палаты и переводила взгляд с удивленной Раисы на мирно спящего Василия.
– Вот и она пришла, – он резко проснулся и заулыбался.
– Кто…?
– Маленькая смерть, – и вновь заснул.
Ночь.
Тишина.
– Хочу поскорее увидеть нашего ребенка. Каким он будет?
– Кстати, а как мы его назовем?
– Ну, это ты уже сама придумаешь…
– Почему я сама, если нас двое?
– Тогда, если родится мальчик, пусть будет Вася, а если девочка – Наташа.
– Как это – Вася? У меня уже есть один Вася, ты! Мне другого не надо.
– Что-то случилось, Андрей Михайлович?
Когда рыжеволосая бестия из правительственного штаба привезла его обратно в Чернобыль и уехала, громко хлопнув дверцей, бедному секретарю райкома партии пришлось поехать в Москву: в городе возникали куда более глупые ситуации.
– Специалисты из Минска уже едут, – сообщил ему Щербина, в своей манере заложив руки за спину, – и привезут современные приборы. Я объяснил им ситуацию. Они пообещали помочь.
– Отлично. Когда их ждать?
– С минуты на минуту.
Дмитрий удивленно повел бровью.
– Откладывание важных дел смерти подобно, вы так не думаете, Дмитрий Константинович?
– Вы правы, Борис Евдокимович! – наиграно закивал головой Дима. – Я сообщу вам, когда будут сняты первые показания.
Он вышел из здания чернобыльского штаба и перекрестился. В душе закрались нехорошие предчувствия. Черный автомобиль его уже ждал. На этот раз за рулем сидел взрослый водитель. Дмитрий взглянул на него и мысленно пожелал ему доехать до станции живым.
Трое крепких парней в защитных костюмах его уже ждали, прогуливаясь недалеко от разрушенного реактора.
– Ну что, привезли?
Они продемонстрировали зонды с приборами.
– Но это же те же дозиметры, что и на станции!..
– Других нет.
– Твою мать!..
Но Дмитрий все же решил испытать удачу еще раз:
– Ладно, давайте свои дозиметры! Может, в этот раз нам повезет, в чем я очень сильно сомневаюсь.
Но результат был тот же.
– Проклятье, что же делать с этой, мать ее за ногу, радиацией?!
По прибытию в столицу Дмитрий набросился на представителя власти:
– Ну хоть ты скажи что-нибудь утешительное!..
Тот лишь смущенно улыбнулся.
– Что на этот раз?!
– Я им сказал: “этого не может быть, потому что не может быть никогда”.
– Не понял…
– Звонил дежурный из МВД, интересовался обстановкой. Ему кто-то сказал, что, якобы ты бежал вместе с женой на машине из Хойников. Я ему деликатно объяснил, кто он такой и куда ему следует идти.
“Вы за кого принимаете секретаря райкома партии? За трусливого сорванца? Он не тот человек, чтобы паниковать и драпать!”
– О, “выражаю чувство глубокой благодарности партии и правительству за столь высокую оценку моей личности”, – произнес Дмитрий голосом Брежнева.
Но неприятный осадочек все же остался. Кому понравится, если его посчитают трусом и предателем? Человека, пытающегося спасти чужую шкуру ценой своей собственной. Таков долг советского человека: он впитывает его вместе с молоком матери, как мораль и доблесть.
Но паршивцы есть везде и всегда.
Дмитрий, отыскав мелочь в карманах пиджака, направился к ближайшему киоску, в котором продавалось мороженое.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Еще издалека он заметил девочку в школьной форме: девчушка протягивала сжатые в кулаке проржавевшие монеты.
– Что ты мне даешь?! – воскликнула возмущенная продавщица.
Малышка тут же ловко выхватила пломбир из рук пухлой женщины и бросилась наутек.
– Эй, ты…!
Дмитрий побежал следом.
Девчонка попыталась скрыться в полупустых закоулках.
– Стой, сейчас же!..
Дима остановился на перекрестке нескольких зданий, пытаясь отыскать взглядом знакомую фигурку в школьной форме.
Ее силуэт промелькнул в ближайшей подворотне, а затем снова исчез подобно галлюцинации.
Дмитрий, часто дыша, побагровел от невыносимой, распаляющей лицо, жары.
В конце концов, он потерял маленькую чертовку из виду и остановился посреди пустой улицы, чтобы перевести дыхание.
– Вот жеж… твою мать…
“Интересно, поверят ли мне, если я расскажу, что бегал по Москве в попытках поймать маленькую воровку…?
В любом случае, я уже немолод, чтобы так бегать…”
– Валерий Алексеевич, генеральный секретарь просит вас к телефону! – когда моложавый мужчина в офицерской форме громко провозгласил с порога, отдав честь, ученый вздрогнул и оторвал взгляд от маленькой девочки, что сидела напротив его стола.
Перед ним были разложены необходимые бумаги, но он в упор смотрел на молчащую малышку и поджимал губы в тщетной попытке заговорить с ней.
“Что же мне делать с тобой…”
– Сейчас подойду.
Она проводила его равнодушным взглядом.
– Слушаю вас, Михаил Сергеевич.
– Мне бы очень хотелось узнать, что у вас там происходит, – без обиняков начал генеральный секретарь. – Меня несколько волнует сложившаяся ситуация в мире. О нас треплются, придумывают всякие небылицы, обвиняют непонятно в чем, сплошной массовый психоз! Не расскажете, Валерий Алексеевич, каково же истинное положение вещей?
“Таково, что это я во всем виноват…”
– Ситуация в данный момент вполне контролируема. Масштабы загрязнений самой станции и ее территорий а также всего мира мне более-менее понятны. Вспышки лучевой болезни, что произойдут в дальнейшем, ждать не имеет смысла. Мы ведем тщательный контроль за населением. Если на территориях других стран выпадет большее количество радиоактивных веществ, мы примем необходимые информационные и санитарные меры, чтобы никаких последствий в дальнейшем не последовало.
– Отлично, Валерий Алексеевич…
Валерий плохо помнил, о чем он дальше рассказывал генеральному секретарю, пребывая мыслями в соседней комнате. Там ждала его внебрачная дочь, что каждый раз приходила к нему, садилась напротив и сверлила в нем дырку пронзительным взглядом синих глаз.
– Золотце мое… – снимая очки, ученый издал тяжелый вздох. – Я предал тебя, поступил как последняя свинья. Мне очень тяжело об этом говорить, и я не знаю, как мне искупить свою вину перед тобой.
Малышка склонила голову.
– Я представляю, что ты сейчас чувствуешь, и, пожалуйста, не пойми меня неправильно, – встав из-за стола, академик затушил сигарету в стеклянной пепельнице, и, подойдя к девочке, обхватил ее руками за тоненькие плечи, – я не мог поступить иначе. У меня семья, работа, и моя репутация уже давно трещит по швам, с той поры, когда я попытался сделать так, чтобы твои страдания закончились.
Знал ли я, что ты все это время была здесь? Да, знал, как и то, что реактор, детище моего старого учителя, достаточно несовершенен.
Если хочешь, я могу познакомить тебя с Ингой. Она намного старше тебя, и я уверен, что вы подружитесь.
Девочка покрутила головой.
– Валерий Алексеевич, вас снова просит генеральный секретарь!
