Караван охраняло примерно шестьдесят воинов, каждый из которых был закален жизнью, проведенной в сражениях, и не прощающим слабость путешествием по горам. Но это было не самое худшее — на ведущей повозке сидел, скрестив ноги, голый по пояс человек. Черная кожа на его безволосом теле и голове была покрыта яркими белыми татуировками, абстрактными завитками и узорами, и когда тот призывал силу, они должны были проводить ее по телу. Колдун, вероятно, купленный Гриком у какого-то из разрозненных пустынных племен юго-запада, натренированный и обученный еще до того, как его привезли в шатер вождя. Должно быть, он дорого стоил, и это значило, что он хорош в своем деле.
Крон был прав. Эта добыча слишком хорошо охранялась, чтоб ее могли захватить тридцать три воина-горца. Если бы они попытались завладеть данью, как планировал Голгоф, их бы всех поубивали. Возможно, они бы забрали с собой немало воинов Грика, и, может быть, даже вынудили бы вождя запретить своим караванам проходить через Змеиное Горло. Это стоило бы ему многих сил и ресурсов. Но они бы погибли, а Грик бы остался жив, и этого Голгоф потерпеть не мог.
Но теперь у Голгофа было преимущество.
Крон был честен, по крайней мере, пока что. Он действительно многому научил Голгофа за последние несколько дней, пока они карабкались по скалам и отдыхали у костров. Что-то из этого было просто знанием, без которого Голгоф не опознал бы колдуна и уж точно не выяснил бы, что тот способен повелевать пламенем, как укротитель повелевает зверем. Но было и другое — слово там, жест здесь — то, что могло зацепиться за нить легенд Торвендиса и взять из них достаточно силы, чтобы самому познать власть.
Голгоф помахал рукой. Он знал, что, хотя и не слышит Хата и Тарна, те уже крадутся на встречу с ним, а их воины следуют прямо за ними. Их клинки и топоры обнажены, как и у самого Голгофа, держащего оружие перед собой, а щиты сняты со спин и закреплены на запястьях длинными шнурками из выделанных сухожилий.
— Готов? — прошептал Хат ему в ухо.
— Пока нет, — ответил Голгоф.
Караван проходил прямо под ними. Нападение будет таким же, как любое другое — сначала они атакуют первую повозку, потом последнюю, и наконец центральную. Хат с горстью воинов бросится на последнюю повозку, в то время как Тарн возглавит атаку на среднюю, ее охранники окажутся в ловушке, и резня там будет самая жаркая.
Голгоф намеревался возглавить воинов, которые возьмут на себя первую повозку. Не потому, что он как предводитель имел право пролить первую кровь, но потому, что именно на ней восседал колдун.
Под ними двигалась средняя повозка. Воины слышали мычание вьючных зверей, что тащили тяжелый груз по волнистому камню.
— Уже? — спросил Хат.
— Сейчас, — Голгоф вскочил на ноги.
Стекловидные скалы Змеиного Горла скользили под ногами, но Голгоф, сохраняя равновесие, повел десяток воинов по крутому склону к ведущей повозке. Стражники были начеку и вытащили оружие, когда Голгоф приблизился.
— За Меч! — заорал он и бросился на ближайшего врага — мужчину с лицом, разделенным надвое одним широким шрамом. Одноручные топоры противника закрутились сияющей защитной восьмеркой.
Голгоф выставил вперед щит, чтобы дождь ударов обрушился на выдубленную кожу. Он наклонил голову, нанес низкий удар собственным двуглавым топором и попал воину Грика в колено, почувствовав, как дробятся кости. Раздался потрясенный вопль — Голгофу не надо было выглядывать из-за щита, чтобы понять, что его враг, шатаясь, отступил назад, пытаясь опереться на раненую ногу. Голгоф толкнул его щитом и ударил шипованным обухом топора. С хрустом проламываемых ребер он пробил грудную клетку врага.
Вокруг зазвенели голоса. Лязг железа о камень оповестил о бешеном замахе, который дал промах, резкий выдох от боли сказал о другом ударе, который нашел свою цель. Голгоф быстро оглянулся и увидел, что Лонну, Затронутому мальчишке, удалось впервые пролить кровь, ибо он сбросил с себя содрогающееся тело и вынул свой короткий меч из его живота.
Другие воины мчались вниз по склону, чтобы присоединиться к битве. Враш погиб, тот самый лук из оленьего рога вогнал в его глаз стрелу. Восемь других с боевой яростью, написанной на лицах, побежали на охранников. Еще одна стрела вспорола воздух и едва не угодила в массивное тело Варкита. Этот человек, как Голгоф знал по личному опыту, воспринимал подобные вещи весьма близко к сердцу. Зная, что Варкит может присмотреть за собой, Голгоф перепрыгнул через тело своего стонущего врага, и бросился вперед, к передней повозке и колдуну.
На пути стоял еще один стражник Грика, но Голгофа уже захлестнула жажда битвы, которую он впервые вкусил еще мальчишкой и которая с тех пор не покидала его. Он взмахнул щитом, как дубиной, и врезал им врагу в лицо, увернулся от внезапного удара мечом, которым ответил охранник, и глубоко вонзил топор в его плечо. Охранник умер еще до того, как упал, ибо лезвие прошло сквозь ключицу и вгрызлось в его позвоночник.
Голгоф ощутил прилив жара и понял, что это не просто кровь, хлынувшая в голову. Он бросился наземь, над ним на уровне головы пронеслась огненная плеть. Голгоф не видел, в кого она попала, но услышал вопль.
Колдун стоял, нет, левитировал в нескольких ладонях над ведущей повозкой и делал руками сложные жесты. Пальцы пылали и плевались огнем, создавая длинный язык пламени, который извивался подобно морской змее. Он снова хлестнул, и на этот раз Голгоф увидел, как один из его воинов упал с туловищем, рассеченным надвое белым пламенем. Огнем задело одну из рептилий, та взревела от боли, вздыбив огромное чешуйчатое тело и пошатнув повозку за собой.
Голгоф подскочил и начал карабкаться по шкурам, прикрывающим груз. Он чувствовал запах колдуна — пот, смешанный с пряностями, дымом и пеплом, на который наслаивались странные алхимические составы, которыми тот умастил себя. Белые татуировки на черной коже, казалось, изменились, когда Голгоф запрыгнул на вершину повозки, как будто предупреждая хозяина об угрозе.
Пришла пора применить полученные знания на практике.
Порой, говорил Крон, у воина есть любимое оружие, или узор, который он всегда наносит на щит, или строки, которые он повторяет про себя накануне битвы — нечто, на чем он может сфокусироваться, за что может держаться в хаосе столкновения. Тот же принцип можно использовать на более глубоком уровне. Слово там, жест здесь, мысленный образ, призванный в нужное время — все это помогает установить связь между телом и разумом воина и вознести его к новым высотам.
Голгоф создал образ, как учил его Крон. Он представил медведя, зверя с длинными зубами и серой шкурой из тех, что бродили вокруг деревни Каменных Клинков, где он провел юность. Он представил, что медвежьи клыки растут у него во рту, а когти медведя — это его топор. Произнеся несколько слогов, которым его научил Крон, Голгоф прыгнул на колдуна.
Внезапно он оказался повсюду одновременно. Он увидел Торвендис, желтушный шар в окружении кипящих туманностей Мальстрима. Он увидел горы Канис, похожие на шрам, вздымающийся над землей. Он увидел, что их вершины и долины собираются в каменные узоры, узоры, которые сходятся в центральной точке, и понял, что это он стоял в центре, и что в тот момент весь Торвендис существовал лишь для того, чтобы взирать на его мощь. Торвендис полнился историями, но в ту секунду история Голгофа была единственной, которую стоило услышать.
Колдун — ничто. Голгоф бросил свой топор и схватил его за горло, отбив в стороны руки, которые пытались призвать поток пламени. Он швырнул колдуна прочь и поразился тому, каким легким тот показался. Враг врезался в стеклянистый камень Змеиного Горла, и тот раскололся вокруг него. Голгоф спрыгнул с повозки, приземлился на одного из охранников и повалил его наземь. Он потянулся вниз и оторвал ему руку, а потом забыл про свою жертву, так как на него ринулись еще трое других.
Голгоф поймал клинок охранника одной рукой, а второй сломал челюсть другому. Он вырвал меч из хватки первого противника, вогнал его рукоять в живот второго и успел врезать навершием в лицо третьему.
Невероятно, но до Голгофа донесся булькающий хрип колдуна — последний приказ умирающего чародея. Воин инстинктивно поднял взгляд к небесам.
Гарпии. Три твари вполовину ниже Голгофа, несущиеся к нему на огромных кожистых крыльях, как у летучей мыши. Сзади их освещал Стервятник, и Голгоф мог разглядеть их мускулистые черно-коричневые тела, покрытые полосами густого лохматого меха, заостренные собачьи морды, увеличенные грудины, которые ходили ходуном в такт взмахам крыльев, и желтые, покрытые запекшейся грязью когти, торчащие на руках и ногах.
Крошечные желтые глаза гарпий были прикованы к Голгофу. Он видел острые звериные зубы под вздернутыми губами, чувствовал зловоние падали из пастей. Он слышал хриплое дыхание в их глотках. Мог ощутить вкус крови, которая пятнала их мех.
