человек или обезьяна?
И тут я покрутил головой в разные стороны и увидел, что мой раб в попытках следовать инструкциям евнуха спрятал свои ноги, что сделало его похожим на мяч; так сворачивается ежик, за исключением того, что его голова торчала из этого мячика.
— О, мой господин, я так понимаю, что это слуга и возница египтянина.
Тот снова заинтересованно глянул и воскликнул:
— Неужели? Тогда египтянин должен быть из очень странной страны, если там живут такие люди-обезьяны. Встань, египтянин, и попроси свою обезьяну тоже встать, потому что я не могу услышать людей, которые говорят, валяясь в грязи.
Итак, я встал и поздоровался, подняв обе руки и поклонившись так, как делали другие, насколько я мог заметить. При этом я попытался освободить руки, которые были прикрыты рукавами. Царь осмотрел меня сверху вниз, затем коротко сказал:
— Каково твое имя и что за дело привело тебя в мой город?
— Да продлятся дни господина на долгие годы, — ответил я, — как сказал этот господин, — я указал на евнуха.
— Это не господин, это пес, — прервал меня монарх, — который носит женскую одежду. Но продолжай.
— Как сказал этот пес, который носит женскую одежду, — здесь царь засмеялся, однако евнух, Хуман, позеленел от гнева и в ярости глянул на меня, — мое имя Шабака, я потомок эфиопского царя Египта, который носит такое же имя.
— Я слышал, что существует слишком много потомков царя Египта. Когда я в следующий раз отправлюсь в эту страну, что вскоре я собираюсь сделать с оружием в руках, — и он бросил на меня холодный взгляд, — возможно, их станет меньше. Например, не станет некоего Пероа.
Он замолчал, но я не ответил, потому что Пероа был двоюродным братом моего отца и членом свергнутого царского дома, кроме того, это был мой покровитель в юности.
— Итак, Шабака, — продолжил он, — в Персии царская кровь — обычное дело, хотя некоторые из нас считают, что лучше, если она проливается. Что еще ты можешь сказать?
— Я убиваю оленей, о Царь царей, охочусь на львов и слонов (это утверждение очень заинтересовало меня, Аллана Квотермейна, поскольку показало мне, насколько постоянны наши вкусы), а когда я дома, развожу скот и выращиваю зерно.
— Все это хорошие занятия, Шабака. Но почему ты приехал сюда?
— Идернес, наместник в Египте, слуга Царя царей, искал кого-то, кто может отправиться на Восток, потому что царь царей хочет услышать об охоте на львов в землях, которые лежат к югу от Египта, по направлению к великой реке. Тогда я, человек, желавший увидеть новые страны, сказал: «Вот он я. Отправь меня». Итак, я приехал и в течение трех месяцев задержался в царском городе, но до настоящего времени не видел лица Великого царя, хотя я много раз давал знать о себе, показывая письма Идернеса, который дал мне охранные грамоты. И я думаю сегодня или завтра отправиться обратно в Египет.
Царь подал знак, и возник писарь, которому он приказал записать мои слова и разрешить проблему, поскольку кто-то мог пострадать от его небрежности. Краем глаза я видел, как Хуман и некоторые другие знатные люди побледнели и принялись перешептываться.
— Теперь я вспоминаю, — воскликнул он, — что просил Идернеса отправить мне египетского охотника. Итак, ты здесь, и мы готовы охотиться на львов, которых так много в тех лесах, это голодные и сильные твари, они в течение трех дней собирались в стаи, потому что не могли найти добычу. Как много львов ты убил, Шабака?
— Пятьдесят три, мой царь, не считая детенышей.
Он с подозрением уставился на меня, сказав презрительно:
— У вас, египтян, длинные языки, я уже слышал об этом. Хорошо, сегодня мы увидим, сможешь ли ты убить пятьдесят четвертого. В час, когда солнце начнет садиться, мы отпустим гончих вон в тех камышах, и, пока вода будет позади них, львы выйдут, и тогда мы все увидим, какой ты охотник.
Я понял, что царь считает меня лжецом, и кровь бросилась мне в голову.
— Зачем нам ждать заката солнца, о, Царь царей? — сказал я. — Почему не войти в камыши, как приказывает обычай в стране Куш, и выгнать львов из дремы в их собственном логове?
Теперь царь громко засмеялся и во всеуслышание заявил своим придворным:
— Вы слышали этого хвастливого египтянина, который говорит о том, чтобы войти в заросли и столкнуться лицом к лицу с львами в их логове? Ни один человек не осмелится сделать этого, потому что не видно, куда надо стрелять. Что ему сказать? Должны ли мы попросить его доказать свои слова?
Некоторые знатные господа выступили вперед, один из них служил охотником, хотя и не был похож на него, аромат его волос достиг меня за несколько шагов, а лицо его толстым слоем, как штукатурка, покрывала краска.
— Да, мой господин, — сказал он вкрадчиво, — давайте позволим ему войти в заросли и убить льва. Но, если он потерпит неудачу, пусть лев убьет его. В дворцовых клетках есть голодные, и негоже царю слышать пустые слова из уст чужеземцев из Египта.
— Пусть будет так, — сказал царь. — Египтянин, ты поклялся своей головой. Докажи, что ты можешь сделать то, о чем говоришь, и тебя ждет великая слава. Не сможешь — и тот, кто лгал про львов, отправится к львам. Но, — добавил он, — неправильно отпускать тебя одного. Выбери кого-нибудь из моих людей, чтобы он составил тебе компанию, он проверит тебя, если ты, конечно, пожелаешь.
Я бросил взгляд на пахнущего человека, который на моих глазах побледнел, и это было видно даже под слоем краски на лице. Потом я посмотрел на толстого евнуха Хумана, который открыл рот и ловил воздух, как рыба, и, взглянув на него, я покачал головой и сказал, как бы размышляя вслух:
