Я испуганно охнула при виде столь страшной картины. Перекатилась на корточки, попыталась встать, желая броситься к нему на помощь, но волчица обернулась ко мне.
В сухой траве мелькали красные лепестки пламени, должно быть, Норберг успел потушить не все искры от взорвавшегося магического шара. И в кроваво-багровых всполохах я увидела, как Айша неспешно, явно растягивая удовольствие от удачной охоты, потрусила ко мне.
Я понимала, что не сумею сбежать. Норберг не подавал никаких признаков жизни. Если бы он был человеком, то я бы не сомневалась в его смерти — слишком пугающей была его поза.
— Я убью тебя быстро, — пообещала волчица. Припала к земле, готовая к смертоносному прыжку.
И в этот момент я вспомнила. Вспомнила все, что произошло со мной за те полутора суток, которые выпали из моего сознания. Спасительное имя забилось на моих губах криком, правда, я понимала, что он не успеет прийти ко мне на помощь.
— Фелан!
Никогда прежде я не кричала так громко и с таким отчаянием. С ближайшего дерева с недовольным щебетом вспорхнула какая-то пичуга, потревоженная шумом. Волчица удивленно моргнула, видимо, не ожидая, что я все-таки произнесу это имя.
— Фелан! — чуть не плача, повторила я, чувствуя, как саднит горло, сорванное первым криком.
— Тем хуже для тебя, — выплюнула волчица. Вновь присела, яростно нахлестывая себя хвостом.
И прыгнула.
Я успела закрыть глаза, не желая видеть, как она вцепится мне в горло. Но тут же распахнула их вновь, в последний миг заметив, как воздух прорезала новая тень, на сей раз — снежно-белая. Тень с изумрудными глазами.
Два тела, рыча и завывая на все голоса, покатились по земле, схватившись не на жизнь, а на смерть.
А я поползла к Норбергу, шипя от боли при каждом неудачном движении.
В тот момент, когда я добралась до него и положила ладонь на лоб, он распахнул глаза. Я испуганно одернула руку, а он улыбнулся мне и сел. При этом в его движениях не было никакой скованности, что могло бы говорить о травмах.
— Вы… у вас… вы в порядке? — запинаясь, спросила я.
Норберг улыбнулся шире и кивнул.
— Но… — Я замолчала, внезапно осознав, что стала свидетельницей тщательно разыгранного спектакля.
Норберг знал, не мог не знать, что Айша не ушла, а следит из чащи леса, выжидая удобный момент для нападения. Но почему он подставил себя под удар?
— Ты вспомнила, и он вспомнил. — Норберг положил свою руку поверх моих. — Я знал, что Фелан придет на твой зов. Не сможет не прийти. Даром, что ли, последние дни только около этой деревушки и ошивается. Правду говорят, что настоящая любовь победит любые чары.
— Но…
В душе опять всколыхнулась старая обида. Та карета и тот миг, когда он взял меня силой.
— Начните все заново, — серьезно посоветовал мне Норберг. — Пусть это останется в прошлом. Навсегда останется. Я уверен, что Фелан больше никогда не совершит подобного. Он умеет признавать свои ошибки.
За моей спиной кто-то жалобно заскулил, и я обернулась, уже зная, каким будет итог схватки.
Поверженная волчица лежала на земле. На ней верхом сидел снежный барс, вцепившись в шею и тихо, утробно рыча. Изумрудные глаза его горели яростью и ненавистью.
Норберг в последний раз потрепал меня по плечу и встал. Прищелкнул пальцами — и по моей щиколотке пробежала теплая дрожь заклинания, неся с собой избавление от боли.
А он шагнул вперед, не дожидаясь от меня благодарностей. Теперь все внимание главы рода Клинг было сосредоточено на волчице.
— Ты дважды ослушалась меня.
Сказать, что мне было страшно — значит, не сказать ничего. Норберг говорил, почти не разжимая губ. Но я не сомневалась, что именно так, а не криком проявляется у него крайняя степень бешенства.
— И если первый раз я был готов простить тебя, то прямое непослушание и нападение не сойдут тебе с рук.
Волчица заскулила громче, словно пытаясь вымолить прощение.
— Я приговариваю тебя к той же участи, что постигла нашего отца, — холодно обронил Норберг.
Я затаила дыхание. Он убьет Айшу? На моих глазах убьет свою сестру, как прежде убил отца?
Но реальность оказалась иной.
Снежный барс в последний раз мотнул головой, явно борясь с желанием перегрызть волчице глотку. Затем разжал клыки и светлой тенью скользнул в сторону.
Волчица теперь скулила в полный голос. Перевернувшись, она униженно поползла к Норбергу на брюхе, волоча задние лапы.
И внезапно взмыла в воздух. Норберг резко выставил вперед руку, пальцы которой окутались зеленым туманом, и без малейшего видимого напряжения удерживал зверя над землей.
Волчица вдруг зарыдала в полный голос. Совсем как несправедливо обиженное дитя. Пальцы Норберга загорелись особенно ярко, и я увидела, как от зверя отделяется полупрозрачная тень. Она упрямо цеплялась за шерсть животного, но Норберг сжал кулак — и тень растаяла. Обнаженная Айша, в мгновение ока обернувшись человеком, рухнула на землю. Без чувств, но живая.
— Она теперь не оборотень, — глухо проговорил Норберг, разглядывая свой кулак с таким удивлением, будто сомневался — он ли это сотворил. — Для двуединых это наказание куда худшее, чем смерть. Помнить зов леса, видеть в снах охоту — и знать, что больше никогда не повторишь все это.
— Так ваш отец остался жив? — переспросила я.
Вспомнились рассуждения Вентора о том, что для Норберга поступить так будет величайшей ошибкой.
— Я знаю, что мальчик считает меня хуже зверя. — Едва заметная усмешка тронула губы Норберга. Он прикоснулся к хрустальной слезе уже знакомого мне амулета, видневшегося в распахнутом вороте рубашки, и завершил чуть слышно: — Но я все же стараюсь остаться человеком. Хотя бы в память о прошлом.
После чего подошел к Айше, которая лежала на земле без сознания, легко поднял ее, взвалил себе на плечо и отправился прочь.
Мгновение, другое — и я осталась наедине со снежным барсом, который сидел чуть поодаль и старательно, словно большая кошка, умывал лапой разбитый в кровь нос.
Почувствовав мой взгляд, барс поднял голову. Длинным шершавым языком слизнул очередную каплю крови, скатившуюся по усам. И неслышимой тенью скользнул ко мне.
Я все еще сидела, не рискуя пока встать, поэтому барс ласково боднул меня в плечо, едва не опрокинув тем самым назад. Заурчал, ластясь к моим босым ступням — туфли я потеряла чуть раньше, но даже не заметила этого, захваченная перипетиями происходящего.
Я обвила руками его шею. Уткнулась лбом в его лоб, глядя в такие знакомые глаза.
— И что же нам делать? — прошептала, страшась подумать о семье и о Генрихе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
