Похоронив Артемиду, Алоиз на три месяца заперся в психиатрической клинике. Приехал сам, как говорил потом, в надежде никогда не выйти, но профессор Кильман сотворил небольшое чудо: не вернул Холю интерес к жизни, зато снял жажду смерти. Алоиз перестал помышлять о самоубийстве и стал затворником, потеряв интерес и к светской жизни, до которой всегда был охоч, и к науке, бывшей некогда его страстью. Прежний Холь закончился. Душу его поделили меж собой Пустота и страшный Знак, а коллеги по клубу Заводных Игрушек лишь вздыхали, припоминая яркие, смелые теории луегарского гения. И неизвестно, где пребывал бы сейчас инженер, не случись у Вениамина Мритского серьёзных проблем с трибердийцами.
Убедив себя, что Камнегрядка скрывает невиданные запасы валериция, неугомонный Веня вторгся в Трибердию, рассчитывая отрезать соседей от пустынных, но, видимо, невероятно богатых земель, и тем накликал большую войну. Обалдевшего от такой наглости губернатора Берди совершенно неожиданно поддержал хитрый лис – губернатор Рубен, которого давно тревожил набравший солидную мощь олгеменский фанатик, и спустя всего две недели после вторжения ситуация для Вениамина обернулась катастрофой. Бегущая армия на севере, мятеж на западе и два покушения в течение недели наглядно продемонстрировали губернатору ошибочность принятых решений. Вениамина, разумеется, поддержал Борис Брангийский – все-таки зять, – но воевать с Триберди и Лекрией умный лесовик отказался наотрез, выставил экспедиционный корпус против мятежников на западе Мритии, что позволило Вениамину вздохнуть свободнее, и занялся дипломатией, пытаясь уговорить северян не уничтожать непутёвого родственника. В конце концов Борису и его союзнику, губернатору Прульскому, удалось кое-как восстановить мир и спасти Мритию от оккупации. А Вениамин, власть которого несколько недель висела на волоске, отправил семью на тихую Луегару.
И в большой дом Холя вошла женщина, как две капли воды похожая на погибшую Артемиду.
«Ты не представляешь, как тяжело мне приходилось в первые дни, – признавался потом Алоиз. – Глядя на тебя, слыша твой голос, твои шаги, ощущая твой запах – я видел, чего лишился. Я снова и снова обращался к прошлому и с ужасом понимал, что болезнь возвращается. Я начал терять себя. Начал ненавидеть себя. Подумывал о самоубийстве. Но однажды заглянул в твои глаза и увидел в них отражение своей боли…»
Их связь не могла не случиться. Не имела права не случиться. Несчастные и одинокие, они робко потянулись друг к другу, опасаясь ошибиться. Опасаясь быть отвергнутыми. Безумно боясь не найти того, чего требовали их души.
И ещё сильнее боясь найти.
Вскоре после приезда Агафрены Холь изменил привычке бриться лишь раз в неделю и стал переодеваться к ужину. В его руках вновь появились газеты, затем научные журналы, а затем Алоиз вывел Агафрену в свет, заказав ложу на шумную театральную премьеру. Инженер на глазах избавлялся от остатков депрессии и мечтал об одном: чтобы проблемы у Вениамина продолжались как можно дольше.
Они оба знали, что одними лишь походами в театр их связь не ограничится.
И они оказались правы.
И потому второй сын Агафрены получился тёмно-русым. Как говорила она, в мать.
– Тебе не кажется, что Веня начал что-то подозревать? – спросила Агафрена, когда у них вновь появилось время на отдых. Спросила, отдышавшись, сполна насладившись сладостью пережитого, лёжа на руке инженера и чувствуя её доброе, мягкое тепло.
– Со мной он ведёт себя, как всегда, – подумав, ответил Холь. Однако в голосе легко, едва заметно прозвучали тревожные нотки. Он боялся не за себя – за неё. Он сам был полон сомнений, но оберегал от них любимую. – Почему ты решила, что Веня знает?
– Появилось чувство… Пару раз ловила на себе его взгляд… – Агафрена медленно намотала на палец кудрявый локон. – Понимаешь, он меня любит, это правда: он действительно меня любит. Я его ненавижу, а он любит. И раньше я видела в его глазах боль. Всегда видела, даже когда он делал какую-нибудь гадость, когда ругал, когда оскорблял. Вениамин жил с болью, его очень ранила моя нелюбовь, но теперь… теперь я стала замечать злобу.
– Чувства умирают.
– Но моя ненависть к нему не прошла.
– Любовь тоньше, – вздохнул Алоиз. – Бывает, что она чернеет без взаимности. А ещё бывает, что она лишь маскирует зло.
– Думаешь, он надеялся вызвать во мне чувство? – тихо прошептала Агафрена. – И потому терпел так долго, не позволяя себе отвечать на мою ненависть тем же?
– Или же Вениамин догадался о нас. – Холь повернул голову и ткнулся лицом в волосы женщины, закрыл глаза, вдохнул их запах, такой знакомый, такой сладкий… Вдохнул и понял, что всё остальное – неважно. У него есть Агафрена. Он счастлив.
– Если узнал – отомстит.
– Неважно, – прошелестел Алоиз, продолжая прижиматься к женщине. – Неважно.
Они не называли свои отношения связью, чурались этого слова, бежали от него. Они не знали, чем всё закончится, могли лишь надеяться… причём надеяться даже не на стечение обстоятельств – на чудо, надеяться и мечтать, что всё закончится хорошо и их рискованные, но безумно сладкие отношения, разрывать которые они не собирались, приведут к чему-нибудь хорошему.
Они надеялись.
И ещё они знали, что никакие отступные, ничто на свете не позволит Мритскому простить их и позабыть об обиде, и выход из создавшегося положения Алоиз видел один.
– Даже если Вениамин знает о нас, это не имеет значения: послезавтра всё решится, – прошептал инженер, обнимая лежащую рядом женщину. – Второй эксперимент станет нашим спасением. Ты ведь помнишь…
– Да, – едва слышно перебила его Агафрена. – Я помню…
– Я всё сделаю. Ради тебя – всё, что угодно.
– Я боюсь за тебя.
– Не надо, я всё рассчитал.
– Один цеппель уже погиб.
– Случайность.
– Твой эксперимент опасен.
– Любой эксперимент опасен.
– Алоиз!
– Я все рассчитал, любимая, я ведь занимаюсь наукой. – Он нежно провёл рукой по волосам Агафрены. – Вчера мы говорили с Вениамином, и я всё объяснил. Я сказал, что идея с Накопителем хороша, однако при его построении была допущена ошибка. Поэтому второй эксперимент – с Транслятором – даст совсем иной результат. Он поверил.
– Он умён.
– Но дело действительно обстоит именно так: я буду работать с чистой энергией, буду изучать её… В целях безопасности я отведу «Исследователь-2» подальше от форта, Вениамин, разумеется, пожелает наблюдать происходящее самолично и отправится следом, скорее всего, на «Повелителе неба». – Алоиз выдержал паузу. – И я его убью.
Агафрена вздохнула и тихонько вздрогнула.
