— Больше не о чем говорить. Мы хотим половину сейчас, то есть я имею в виду завтра днем. Вторую — в пятницу.
— И если я достану эти деньги… — сказал Брайан, зная, что это невозможно.
— Тогда мы отдадим видеопленку.
Видеопленку! Ну конечно. Вот почему изображения размыты и напечатаны на такой странной бумаге. Когда он понял это, многое другое сразу стало ясным. Почему она не хотела гасить свет. Музыка, включенная, как ему показалось, из романтических соображений, вероятно, была нужна, чтобы заглушить шум видеокамеры. О! Ангел с апельсиновой гривой. Пригрел змею на груди. Коралловый аспид.
Погодите-ка… Брайан вспомнил, как однажды, семестра два назад, принес на репетицию свою новенькую видеокамеру и она пропала. Неужели они…
— Какой камерой вы…
— У нас знакомый в Слау. — У Дензила была отвратительная привычка проводить кончиком языка по ладони, а потом ладонью оглаживать свой бритый череп, и так много раз. Брайан часто думал, какой же эта ладонь в конце концов становится на вкус. — У него маленький бизнес. Обучающие фильмы.
Они переглянулись, потом посмотрели на Брайана так, что стало ясно: встреча закончена. Брайан встал и приготовился еще раз пересечь Сахару, выложенную дощечками действительно песчаного цвета. Он уже дошел до двери, когда Эди окликнула его по имени.
— Да? — Брайан повернулся и заторопился обратно, обретя неожиданную легкость. — Да, Эди, что?
Порывшись в карманах куртки с эмблемой футбольного клуба «Грин-Бей пэкерс», она достала какую-то грязную тряпку. Это были трусы Брайана. Она бросила их на пол. Трусы были вывернуты наизнанку, так что хорошо просматривался коричневый узкий след. Брайан подумал, что следовало бы повернуться и уйти. Продемонстрировать им свое презрение. Но потом поостерегся: они же могут всем все растрепать, а трусы пустить по рукам. Клэптон наклонился и поднял их.
На этот раз его позвали, когда он преодолел половину пути до двери. Он не оглянулся. Просто стоял с колотящимся от страха сердцем и засовывал трусы в карман брюк.
Снова зазвучали голоса. Заговорили все сразу. И слышались не резкие, издевательские окрики, как до сих пор, а льстивые призывы вернуться, дружеские подколы.
Думая, что сейчас над ним будут потешаться, Брайан преодолел последние несколько шагов до двери почти бегом. Схватился за ручку двери, рванул ее.
— Не надо! — крикнула Эди. — Брайан! Не уходи.
Она подбежала к нему, схватила его за руку, потянула за собой. Брайан скорее чувствовал, чем видел остальных, сбившихся в кучу за ее спиной. Через несколько секунд они обступили его, оттеснив в центр зала, радостно и бодро, хотя и насильно. Маленький Бор просто повис на его руке.
— Ну чё, как, Брай?
— Получилось?
— Он купился! Правда купился?
— Прошел кастинг!
— Еще как, блин, прошел!
— Но вряд ли видит такое в пьесе. А, Брай?
— Не. Вот чего он не видит в пьесе… — Внезапно в руке у Дензила оказался плоский маленький блестящий футляр. Он подбрасывал его, подкручивал, ловил, снова подбрасывал. Подмигивал Брайану. — Ну, в том, что он называет «пьесой».
— Ты ведь не злишься, дорогой? — Эди прильнула к нему, как в тот раз, когда они пили бормотуху, и улыбнулась, заглянув ему в глаза. Открытая, простодушная улыбка, доверчивая улыбка ребенка, ожидающего похвалы. — Это же всего лишь импровизация.
Всего лишь импровизация. Всего лишь импровизация. Брайан просто трясся, испытывая разом облегчение, замешательство и ярость. Нет, этого не могло быть. У них никогда не хватило бы ума, воображения, собранности, чтобы задумать и осуществить такой сценарий. Они слишком глупые. Грубые. Кретины. Дебилы. Как он ненавидит их, с этой пустой, ни на чем не основанной самооценкой! Как они отвратительны в своем самодовольстве!
— Ты же говорил, что мы можем сочинить пьесу сами. Помнишь?
— На прошлой неделе.
— Все в порядке, а, Брай? Ничего плохого не случилось?
Боже, теперь они хотят, чтобы он признал это шуткой.
— А здорово мы тебя разыграли? Все, как ты хотел.
— Прикольно вышло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Помнишь, ты говорил «изумлять и поражать»?
— Я знаю, о чем ты беспокоишься. — Дензил бросил пленку.
Брайан сделал судорожное движение и поймал ее.
— Это?..
— Да, это она.
— Единственная.
— Подделки не предлагать.
Брайан расстегнул ветровку и положил пленку во внутренний карман. Последовала долгая пауза. Брайан молчал. Круг начал распадаться. Дензил отошел к брусьям, потом размотал канат и стал взбираться по нему. Остальным было нечем заняться, и они смотрели на Брайана, как будто ожидая от него указаний. Теперь, когда потеха кончилась, они были готовы опять соскользнуть в свое обычное состояние мизантропической летаргии.
— У нас еще полчаса, Брай.
— Не называйте меня «Брай».
— Но что мы будем делать?
— Делайте что хотите. — Брайан нащупал пленку, единственную и неповторимую, твердую, спрятанную на его впалой груди. — По мне, хоть сдохните.
Больше он не войдет в этот зал. Все его старания пробудить в них творческое начало пошли прахом, и он чувствовал привкус этого праха у себя во рту.
— Так чё, мы не репетируем? — спросил малышка Бор.
— Только сумасшедший мог потратить на вас хотя бы пять минут, не говоря уже о пяти месяцах своей жизни. Или вообразить на секунду, будто вонючие сточные трубы, которые заменяют мозги в ваших крошечных, под одно заточенных головках, способны усвоить хотя бы азы литературы, музыки, драмы. Ползите обратно в канаву, там вам самое место. Хорошо бы вы там и сгнили.
Летучка получилась скучной. У Барнаби не было определенного плана и, главное, вдохновения, а он не принадлежал к тем, кто блефует и притворяется, будто ими располагает. В том, что он просто-напросто постарел и отстал от жизни, команду винить не приходилось, хотя многие на его месте, включая старших по званию, не задумываясь, обвинили бы, но это было слабым утешением.
К тому времени все уже ознакомились с распечаткой допроса Дженнингса и разделились на две половины. Первая посчитала его историю слишком надуманной, даже для сериалов «Бруксайд» и «Жители Ист-Энда», вторую она привела в волнение и даже заинтриговала, жертва теперь рисовалась в совершенно ином свете.
Но если Барнаби надеялся на обратную связь, на новые идеи, способные вывести расследование на верный путь, то напрасно. Да, все собравшиеся излучали молчаливую поддержку. Многие рвались действовать и расстраивались от невозможности быть полезными. Особенно Мередит, которого бездействие просто убивало.
Наконец констебль Уиллаби громко спросил, а не может ли быть такого, что Дженнингс и Нейлсон — одно и то же лицо. Не выложил ли Макс свою историю, чтобы отвести подозрения от успешной персоны, которой стал? Да, конечно, есть некоторые нестыковки с возрастом, но ведь возраст назвал сам Дженнингс, а он мог и солгать.
Барнаби возразил, что вехи биографии Дженнингса зафиксированы в различных документах, и это легко проверить. Таким образом, предположение констебля Уиллаби — полная чепуха. Барнаби выразился мягче — парень новенький, и ему всего восемнадцать. Уиллаби спокойно кивал, пока старший инспектор говорил, но потом заметно сник.
— Скоро нам придется сворачиваться, если не появится новая информация. Мы не можем себе позволить, чтобы три десятка человек сидели тут и ковыряли в носу. Некоторым из вас предстоит вернуться в свои отделы к концу недели. На доске объявлений посмотрите, кому именно. Мы всегда сможем возобновить расследование в связи со вновь открывшимися обстоятельствами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
А пока я хочу, чтобы вы еще раз опросили тех, кто присутствовал на последнем вечере у Хедли. Перед тем как идти к ним, вы должны изучить их прежние показания, включая повторные разговоры с Хаттон и Клэптоном так, чтобы знать их вдоль и поперек. Ищите малейшие несоответствия и противоречия, особенно когда человек противоречит сам себе. Прошло шесть дней с тех пор, как они говорили с нами. Они не только уже забыли сказанное нам, но и могли вспомнить то, что сначала сочли неважным и что на самом деле очень важно для нас. Не забывайте: хотя субъективные мнения и не принимаются во внимание судом, они иногда указывают путь к тому, что будет принято во внимание. Постарайтесь создать атмосферу, в которой легко признать ошибки и передумать. Иногда именно страх показаться смешным заставляет человека держать при себе ценную для нас информацию.
