— Я поговорил с мистером Сент-Джоном, сэр, как мне было поручено, — начал Уиллаби. — Он ничего не имеет добавить к своему рассказу о приходе Хедли, а также о вечере и о том, что было после него. Однако он кое-что заметил накануне днем, хотя, боюсь, это такая обычная вещь…
— Что обычно, а что нет, решать буду я, констебль.
— Да, сэр. Когда мистера Хедли не было дома, мистер Сент-Джон видел в окно, как мисс Лиддиард вышла из калитки «Приюта ржанки», села на велосипед и уехала.
— Можете назвать точное время? — Барнаби взял ручку.
— Одиннадцать тридцать. Мистер Сент-Джон так точно это запомнил, потому что потерял ровно полчаса своего рабочего времени. Она дважды наведывалась в тот день. Если помните, коттедж «Бородино» как раз напротив…
— Да-да. Продолжайте.
— Хедли не открыл дверь, но, наверно, ничего необычного в этом нет, если принять во внимание, кто стучался.
Возникла пауза. Высказав свое суждение, Уиллаби принялся барабанить пальцами по фуражке, потом крепко вцепился в козырек. Он не мог больше выносить молчания.
— Интересный персонаж, этот Сент-Джон, не правда ли? Что касается его собаки…
— Спасибо, Уиллаби, — Барнаби рассеянно улыбнулся, — вы молодец.
— О… — Уиллаби вскочил, прижав фуражку к бедру. Блокнот упал на пол. Он нагнулся и поднял его. Лицо его сияло от радости. — Да, сэр. Благодарю вас, сэр.
Барнаби уже не слышал его. Откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза, он перенесся на Зеленый луг, в Мидсомер-Уорти. Он увидел это место в морозное утро последнего дня жизни Джеральда Хедли. Вероятно, наблюдалось некоторое оживление в связи с предстоящим приездом знаменитости. Наверно, надо было приготовить угощение и упаковать его, чтобы удобнее было перенести все в «Приют ржанки». Часов в девять утра хозяин этой великолепной резиденции решился побеспокоить старика, которому хотелось, чтобы его оставили в покое и дали писать роман из жизни спецагентов. В одиннадцать утра женщину, которая ревет в три ручья и уже наплакала полную корзину мокрых бумажных носовых платков, тоже отрывает от дела незваный гость, вернее, гостья. После этой встречи гостья направляется к коттеджу Джеральда Хедли. Не застав его дома, она возвращается позже. А потом приходит в третий раз.
Барнаби открыл глаза. Когда ему пришла на ум возможная причина такой странной настойчивости, его сердце учащенно забилось. Он заставил себя несколько секунд дышать медленно и глубоко, чтобы немного успокоиться.
Лора может быть еще в своем магазине. Он нашел и набрал ее номер. Она ответила сразу же.
— Миссис Хаттон? Старший инспектор Барнаби. Хотел попросить вас об одном одолжении.
— Я как раз собралась выпить чего-нибудь тут по соседству. Это срочно?
— Да, — сказал Барнаби. — Я склонен думать, что да.
Эми в своей комнате работала над «Ползунками». Она занималась этим с пяти часов, и до сих пор ее не беспокоили ни треньканьем колокольчика, ни устными распоряжениями.
В данный момент она была очень озабочена стилем своей прозы, который стал казаться ей чересчур уютно знакомым. «Но стоит ли, — думала Эми, жуя кончик своей ручки, — постоянно искать новые сравнения, эпитеты и метафоры? Возможно, читателю больше понравятся испытанные, простые комбинации?» И это, убеждала себя она, не оправдание собственной лени, просто бывают такие удачные пары слов, такие счастливые сочетания, что ни один писатель не сможет придумать лучше.
Бросив быстрый взгляд на утреннее небо из окна спальни, мы, разумеется, вспоминаем розоперстую богиню зари. Черные волосы при определенном освещении действительно блестят как вороново крыло. И какие же влюбленные глаза не сияют как звезды, особенно проливая свое сияние на предмет любви?
Эми немного утешало, что такие творческие сомнения знакомы даже самым успешным литераторам. Вот Макс Дженнингс говорил, что всякий раз начинает новую книгу с убеждением, будто уж на этот раз опишет безоблачные отношения, безбрежное блаженство, что герои уйдут навстречу заре рука об руку, что они не скажут друг другу ни одного грубого слова. И на тебе: задолго до конца первой главы они уже по уши увязнут в ссорах, будут орать друг на друга, ругаться и бить тарелки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Эми вздохнула, собралась с мыслями и опять приступила к делу. Сцена, над которой она сейчас работала, была весьма драматична. Араминта спаслась от Черного Руфуса, соскочив с дрожек (разумеется, в комбинезоне от Донны Каран) в только что выпавший снег. Выбравшись из снега, она вынуждена была бросить свою накидку от Версаче из фальшивого горностая с пуговицами-палочками из натурального янтаря и капюшоном, расшитым стразами, и теперь убегала по льду замерзшего озера от гончих. Эми еще немного пожевала шариковую ручку и решила, что пусть лучше это будут не гончие, а слегка прирученные волки.
Ей было легко сопереживать своей оказавшейся в таких экстремальных условиях героине, потому что сама она дрожала от холода — температура в комнате, похоже, упала ниже нуля. Она встала и приложила руку в митенке к ржавому радиатору. Бесполезно. Весь день он был холодным, как камень, и нагреться ему не с чего.
Эми немного попрыгала, стук толстой ребристой подошвы ее ботиков на меховой подкладке приглушал вытертый ковер. Она подула на кончики пальцев и потерла щеки, но от трения кожа только саднила. Держа в голове обещание золовки наладить отопление, Эми решила спуститься в библиотеку и поговорить с Гонорией.
Эми спустилась по лестнице, и путь ее был отмечен встречей с глянцевыми портретами разряженных Лиддиардов, возвращавших зрителя в шестнадцатый век. Самое сильное отвращение вызывал у нее судья с хищным лицом, который выглядел так, словно только что с удовольствием вынес смертный приговор и за милую душу сам приведет его в исполнение, закатав рукава.
Гонория сидела за столом, с головой уйдя в вопросы геральдики, а именно: что должно находиться в правой, а что — в левой половине щита. Вид у нее был отрешенный. Окружающая действительность не трогала ее совершенно. Хотя электрический обогреватель и работал, в большой комнате с высоким потолком было так же холодно, как наверху. Эми остановилась в дверях, но Гонория не обратила на нее никакого внимания.
— Послушай…
— Кровь, — пробормотала Гонория себе под нос. — Вот что важно. Кровь важна. Кровь.
— Гонория…
Та подняла голову. Ее глаза смотрели прямо в глаза Эми, но, похоже, не видели ее.
— Очень холодно. Можно я…
— Уходи. Ты что, не видишь, я занята?
Эми ушла. Спрашивать, запаслась ли золовка углем, было явно не время. И о том, собирается ли она наконец найти инструменты и починить неандертальский паровой котел, тоже. Проходя по зале, Эми остановилась и выдернула пару сорняков, выросших в трещинах между плитами. Сад, казалось, стремился проникнуть в дом, и в такую погоду его можно было понять. Она попыталась попасть в подвал, но дверь не под давалась.
Нахмурившись, Эми попробовала еще раз, уверенная, что дверь просто заклинило. Насколько она знала, эту дверь никогда не запирали. Однако и после еще нескольких сильных толчков дверь не открылась. Эми стала подумывать, не наполнить ли ей кипятком старую добрую грелку. Ее можно держать ее на коленях. С другой стороны, ей скоро придется спускаться вниз и готовить обед, и вряд ли будет удобно таскать грелку за собой по холодной кухне.
Так как Гонория ясно дала понять, что не хочет, чтобы ее беспокоили, Эми решила найти ключи от подвала сама. Иногда связка висела на гвозде в чулане, иногда валялась в ящике кухонного стола, а случалось, Гонория клала куда-нибудь ключи и начисто забывала куда. Однажды Эми обнаружила их в цветочном горшке в оранжерее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
На гвозде их не было. Эми ощупью пробралась вдоль лавки с сохнущими клубнями георгин и пакетиками семян. Там ключа тоже не было. Она убрала с дороги велосипед Гонории и тут увидела связку ключей в плетеной корзине на багажнике.
Ключ от подвала был старомодный, длиной почти с ее руку. Эми вставила его в замочную скважину и легко открыла дверь. Она включила лампочку, настолько тусклую, что с ней становилось не особенно-то светлее, и крепко держась за перила, стала спускаться вниз.
