— Да, это действительно ты.
— Это я. — Уоллингфорд снова поцеловал жену, крепко держа ее за талию. — Твой преданный супруг, клянусь в этом.
— Я никогда в тебе не сомневалась.
— Лгунья.
Абигайль снова засмеялась, не переставая гладить высокие скулы любимого и шелковистый ежик волос на затылке. Они с мужем наконец вместе!
— Я не ждала тебя в этом месяце.
— Я собирался провести вдали от тебя ровно год, чтобы доказать, что могу это сделать. Но потом подумал: какого черта? Я сделал то, что от меня требовалось. Так зачем жить еще целый месяц в разлуке?
— Я рада, что ты вернулся. — Руки Абигайль скользнули вниз и сжали пальцы мужа. — Идем. Я должна кое-что тебе показать.
— Чем быстрее, тем лучше, — глухо прорычал Уоллингфорд.
Она повела его по главной лестнице мимо комнат, где прежде жили леди, в западное крыло.
— Мы идем в мою комнату? — спросил Уоллингфорд.
— Да. Только она больше не твоя.
— В самом деле?
Абигайль распахнула дверь и вошла в комнату вместе с мужем.
— О Боже!
Ноги Уоллингфорда приросли к полу. Абигайль стояла рядом с ним и держала его за руку, давая возможность разглядеть все: мягкую мебель, развешанную на специальной перекладине одежду и стоящие рядом колыбельки. Из одной послышался шум.
С кресла в углу поднялась красивая итальянка неопределенного возраста, словно окутанная светом.
— Вы вовремя. Кое-кто проголодался.
Абигайль дернула Уоллингфорда за руку, а когда он не тронулся с места, сделала несколько шагов вперед.
— Посмотри, я привела папу, — сказала она.
— Двое? — охнул Уоллингфорд и уперся рукой в стену.
— Не волнуйся, только один из них твой.
— Что?
— Нет, нет. Я хотела сказать, что у Роланда и Лилибет тоже родился ребенок — девочка. Бедный Филипп, он так хотел брата.
Уоллингфорд сделал шаг, еще один и заглянул в колыбельки. Один младенец с золотистыми кудряшками, поблескивающими на его головке, крепко спал, напоминая ангела. А вот другой, попискивающий малыш с темными волосиками, упрямо сжимал кулачки и сучил ножками.
Уоллингфорд посмотрел на одного ребенка, потом на другого и глубоко вздохнул:
— Дай догадаюсь, кто из них наш.
Абигайль взяла плачущего малыша на руки и принялась что-то нежно приговаривать ему на ушко.
— Он всего лишь проголодался. К тому же он на четыре месяца младше, а для детей это огромная разница. Сейчас, мой сладкий. — Она прижала малыша к плечу и повернула голову, чтобы вдохнуть сладковатый аромат его волос.
— Он? — прошептал Уоллингфорд.
— Я назвала его Артуром.
— Почему?
— Может, ты перестанешь хмуриться? Ведь это твой сын. И он все чувствует.
Уоллингфорд судорожно сглотнул:
— Мой сын.
— Можешь до него дотронуться. — Абигайль повернула ребенка к Уоллингфорду. Малыш вздохнул и посмотрел на своего отца.
— И где мне до него дотронуться?
— Где угодно. Можешь дать ему палец, и он за него ухватится.
Уоллингфорд нерешительно вложил дрожащий палец в крошечную ладошку Артура, и тот мгновенно обхватил его своими пальчиками.
— Ну и ну! Вот это хватка!
Красное личико Артура сморщилось.
— О, милый, — проворковала Абигайль. — Я заставляю его ждать.
— Чего ждать?
— Еды, дорогой. Дети питаются грудным молоком. Это общепризнанный факт. Подождешь немного? Я знаю, что ты очень устал. — Абигайль старалась говорить спокойно, несмотря на боль в груди, которая возникла, когда она увидела, как Артур схватил отца за палец и как Уоллингфорд взирал на сына с благоговением, ужасом и — сомнений не было — с любовью.
— Я должен подождать?
— Пока я его накормлю.
Абигайль опустилась в кресло-качалку, стоящее возле окна, и спустила лиф своего наряда, что оказалось совсем несложно, ибо он представлял собой узенькую полоску.
Стоявшая в углу красивая дама улыбнулась:
— Я принесу чай.
— Спасибо, Леонора, — тихо ответила Абигайль, когда ротик Артура коснулся ее груди.
Уоллингфорд, казалось, не услышал ее слов. Он просто облокотился о стену, сложил руки на груди и молча смотрел на жену и сына. Сердце Абигайль затрепетало. Она уже забыла, какой он большой. Уоллингфорд фактически заполнял собой все помещение. Он немного похудел в путешествиях и теперь выглядел стройным и поджарым в перепачканной пылью куртке, которая болталась на широких плечах. Абигайль хотелось снять ее и заключить мужа в объятия, чтобы вновь ощутить тепло любимого мужчины, исхудавшего, закаленного в путешествиях.
— Мне жаль, — сказала Абигайль. — Я бы написала тебе о том, что он родился, если бы знала, где тебя искать.
Уоллингфорд, не говоря ни слова, покачал головой.
— Я знаю, это не слишком романтичный прием, но Артур очень быстро кушает. Совсем как его отец.
Уоллингфорд закрыл рукой лицо, и в тишине комнаты раздались его рыдания.
Вернувшаяся Леонора разлила по чашкам чай так, словно родилась и выросла в Англии.
— Он почти наелся, — сказала Абигайль, давая ребенку вторую грудь.
Уоллингфорд отошел к окну и смотрел в залитую лунным светом темноту.
Артур перестал сосать, и его голова сонно упала на руку матери. Абигайль поднялась с кресла, взяла с сушилки полотенце и положила его на плечо Уоллингфорда.
— Вот, — сказала она, протянув ему ребенка, прежде чем он успел отказаться.
— Что я должен сделать? — спросил герцог.
— Похлопать его по спинке, — ответила Абигайль. — Да посильнее, он же не хрустальный.
Уоллингфорд стоял у окна, похлопывал сына по спинке своей большой рукой, прижимая к себе другой. Его загрубевшие пальцы были покрыты загаром — как у настоящего работника. Он поднял голову и посмотрел на Абигайль, заставив ее колени задрожать. Его лицо тоже было покрыто загаром, как если бы под его кожей притаилось солнце.
— Ты уверена, что он получает достаточно еды? — хрипло спросил Уоллингфорд. — Он такой легкий.
— Ради Бога, посмотри на меня. Ты думаешь, он упустит свое? В нем уже двенадцать фунтов и девять унций, что вполне достаточно для двухмесячного ребенка.
Словно в подтверждение слов матери, Артур открыл ротик и громко срыгнул.
Уоллингфорд едва не выронил ребенка из рук.
— Святые небеса! Это он? — Герцог обеспокоенно посмотрел на свое плечо.
— Ну вот и славно, — сказала Абигайль, забирая ребенка и стараясь заставить руки не дрожать. Взяла полотенце с мужа. — А теперь мы его запеленаем и положим в колыбельку.
Леонора подошла ближе.
— Я все сделаю, Абигайль, а вы уложите синьора герцога в постель. Он выглядит как человек, проделавший долгий путь.
