Какие люди эти добровольцы-антифашисты! Комиссар батальона имени Тельмана говорит мне:
– Возьми любого, на выбор – это плоть от плоти и кровь от крови революционного рабочего класса. Карл, подойди к нам, расскажи о себе.
– Мне тридцать четыре года, – говорит Карл Крейн. – Раньше я работал мастером на крупнейших германских металлических предприятиях, у Симменса, у Борзига, зарабатывал очень хорошо. Мой заработок, как мастера, был втрое больше, чем у рядовых рабочих моей бригады. Когда Гитлер пришел, я, как числившийся в списках неблагонадежных, был арестован, потом по ошибке освобожден и тотчас же бежал со своей семьей во Францию. Здесь я получил гораздо менее квалифицированную работу и все-таки зарабатывал пятьдесят франков в день. Но когда услышал, что сюда, в Испанию, пришли германские наци, я бросил все, поспешил сюда, чтобы добраться до их шкуры.
– Сколько детей у вас?
– Двое.
– А что сказала жена, когда вы захотели оставить ее и пойти воевать?
– У меня хорошая жена. Она товарищ. У нее те же мысли, что и у меня. Она сказала: «Иди, сражайся против фашизма. Помоги испанцам, а я как-нибудь просуществую с детьми».
– Как вам дались эти первые дни?
– Тяжеловато, откровенно говоря. Я доволен и своим батальоном, и товарищами, и пулеметом. Но очень плохо с артиллерией. Они нас режут артиллерией. Все, чем они нас осыпают, – германской и итальянской фабрикации. Мне, как германскому металлисту, это яснее, чем другим. Я подобрал несколько гранат противника, на них выгравированы буквы «К» и «Э», то есть «Крупп», «Эссен». Они стреляют пулями «дум-дум» итальянской фабрикации. Я присутствовал при допросе пленных, расспрашивал их сам. У них там хорошая техника, черт подери!
– А с испанцами какие у вас отношения?
– Хорошие отношения. Ведь в нашем Интернациональном батальоне немало испанцев. Мы с ними дружим, как братья. Вы не думайте, ведь я все время изучаю испанский язык!
Он показал маленькую записную книжку в клеенчатой обложке.
Эти двое суток – самое страшное из того, что пока испытал несчастный город.
Мадрид горит. На улицах светло, на улицах жарко, но это не день, не лето, а ноябрьская ночь. Хожу по городу – огромное зарево освещает путь со всех сторон, куда ни повернешь.
Мадрид горит, его подожгла германская авиация.
Горят общественные здания, гостиницы, лазареты, институты. Горят без конца жилые дома.
Тушить все эти пожары невозможно, пожарные части сбились с ног. Если бы пожарных было в пять раз больше, они не управились бы. Они стараются, с помощью добровольцев, только предупредить осложнения – взрывы и гибель людей. Они спешат перерезать газопроводы, выносят бензин, изолируют соседние дома.
Сопротивление Мадрида привело фашистов в слепую ярость. Они решили стереть с лица земли столицу Испании, истребить ее обитателей или по крайней мере заставить защитников Мадрида сдать город ради сохранения миллиона человеческих жизней. То, что происходит сейчас, может вывести из равновесия даже стойкого человека. Не знаю, можно ли поручиться даже за взрослых мадридцев, что у них в порядке психика, В городе появилось много душевнобольных.
А ведь это испытание еще не кончилось. Фашистское командование ведет бомбардировку Мадрида с возрастающей силой. Сюда вызвана в основном вся авиация мятежников. Сегодня днем столицу бомбили двадцать «Юнкерсов» в сопровождении тридцати истребителей – всего сразу пятьдесят машин в воздухе. Республиканская авиация численно куда слабее. Ее отвага не всегда может возместить превосходство сил противника. Все-таки «курносые» сегодня сбили два «Юнкерса» и два истребителя.
Бомбардировка возобновляется каждые три-четыре часа. И после каждого налета все больше и больше пылающих развалин, все больше и больше окровавленного человеческого мяса. Плач, рыдания, вопли обезумевших людей разносятся по улицам! Зоркие, спокойные убийцы в темно-серых стальных кораблях еще и еще кружат над городом, еще и еще обрушивают грохот смерти на беззащитных людей. Три-четыре часа проходит. С улиц успевают убрать жертвы; в комнатах веют холодные сквозняки – мало целых, неразбитых оконных стекол. И все опять начинается сначала. То, что казалось зловещей утопией, книжным прообразом будущей войны, теперь стало фактом. На пороге 1937 года фашистский милитаризм перед глазами всего мира уничтожает громадный европейский столичный город.
Двухсоткилограммовая бомба при прямом попадании разрушает пятиэтажный дом. Она иногда проникает даже в подвал. Такие попадания встречаются в городе десятками. Но фашисты бьют и трехсоткилограммовыми, и полутонными бомбами – разрушают восьмиэтажные здания. Чтобы уничтожить рабочий район, с его хрупкими, тонкостенными домами, фашистам не нужны и такие затраты взрывчатых веществ. Несколько зажигательных бомб подымают в десять минут пожар в любом окраинном квартале.
Поздно ночью мы пробираемся по улицам. Еще вчера фашистской авиации нужны были осветительные ракеты. Сегодня пылающий город сам себя освещает. Опьяненные зрелищем пожаров, убийцы все приходят и приходят, все кидают новые бомбы в новые и новые живые мишени.
Рынок на площади Кармен охвачен горячим, жадным огнем. Удушливый дым, прогорклый смрад оливкового масла, паленой рыбы. Сюда с таким трудом привезли продовольствие… Завтра большая часть города останется голодной. С грохотом падают бревна, балки перекрытий. Огромный столб пламени накаляет дома кругом. Сжав руки, тихо плача, смотрит Мария Тереса Леон на пожарище. Неподвижны, зеркальны, как фотообъективы, глаза Рафаэля Альберти. Мадрид горит – неужели возможно, что он сгорит дотла, что он будет уничтожен совсем? Да, сейчас это кажется возможным.
На холме, в красивом парке, пылает дворец герцогов Альба, сокровищница искусств, с библиотекой, с картинной галереей. Я был там в конце октября, рабочая милиция с гордостью показывала, как она охраняет этот памятник искусства и старины, от огромных статуй, картин и гобеленов до мельчайших безделушек, до старых перчаток герцога. Хозяин дома удрал в Лондон и оттуда вопил о вандализме красных, пока дружинники заботливо стирали пыль с книжных корешков. Германский бомбардировщик влепил в дворец зажигательную бомбу, да, видно, не одну. Теперь все корчится и обугливается в пламени. И опять рабочие-дружинники, рискуя собой, вытаскивают из огня, складывают на траве картины, доспехи средневековых рыцарей, старинное оружие, драгоценные фолианты из библиотеки. Вот картина для тех, кто добросовестно хочет разобраться в том, какой класс обороняет культуру и какой разрушает ее…
В это же время мятежники яростно штурмуют Университетский городок. Они подвозят все больше подкреплений, артиллерии, минометов. Атаки даются им очень дорого, потери, особенно у марокканцев, огромные. Площадки между зданиями Университетского городка усеяны мертвыми телами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
