Причины этого ареста неизвестны. Поскольку отец Мустерс голландский гражданин, а Швеция взяла на себя обязательство защищать интересы Голландии и ее граждан, не было бы разумно, чтобы нунциатура в Италии обратилась к шведскому посольству в Риме с просьбой заняться этим делом?»
17
Минутант монсеньор Делл’Аква положительно отнесся к этому предложению и попросил шведов вступиться за Мустерса. Однако в этой связи возникал вопрос: почему каждый раз делами такого рода должно было заниматься Бюро и почему отцы-августинцы не могли сами подать такой запрос?
Делл’Аква подчеркнул, что необходимо на сто процентов убедиться, что Мустерс – голландский гражданин, потому что, по некоторым данным, у него было мальтийское происхождение. В этом случае шведы никак не смогли бы ему помочь.
Два дня спустя Пий XII прочитал эту служебную записку и своим хорошо узнаваемым почерком приписал внизу одну строчку:
«О[тец] М[устерс] голландец, но родился на Мальте»18.
Как уже было сказано, в Историческом архиве Государственного секретариата трудно найти заметки, написанные лично Святым отцом. Однако здесь и там слова, произнесенные им во время аудиенций, немедленно отмечались в форме коротких фраз или отдельных слов его сподвижниками – кардиналом Мальоне, монсеньором Тардини и монсеньором Монтини. Эта короткая ремарка внизу служебной записки говорит больше, чем само ее содержание. Как Пий XII мог так, на первый взгляд, уверенно подтвердить личность и происхождение отца Мустерса? Не означает ли это, что он лично знал отца Мустерса? Из этого могла бы получиться интересная теория, ведь в данном случае это могло бы означать, что Пий XII знал и других членов «Эскейп лайн», помимо О’Флаэрти, и, возможно, встречался с ними19.
* * *
В эти смутные времена другие участники «Эскейп лайн» затаились. Всем им грозила смерть, а судьба их зависела от Мустерса, от того, выдаст ли он их под пытками или нет.
И словно всего этого было мало, 9 мая в кабинет монсеньора Делл’Аквы было доставлено письмо, написанное элегантным почерком Марко Мартини, управляющего Датарией20. Этот синьор советовал допросить привратника дома причта Санта-Мария-Маджоре, некоего Эудженио Буссотти. По словам монсеньора Мартини, Буссотти запер дверь причтового дома, «несмотря на то что я дал распоряжение оставить ее открытой»21.
Монсеньор Мартини явно пытался бросить тень на Буссотти, фактически давая понять, что тот мог быть соучастником всего этого дела.
Понимая, что он может стать жертвой отвлекающего маневра, Тардини стал размышлять:
«Мы можем допросить г-на Буссотти, не вызывая его в Государственный секретариат. Кто-нибудь может встретиться с ним… но мы точно не должны доверять сплетням, в которые монсеньор Мартини хочет заставить нас поверить. Он говорит: “Я приказал (или, вернее, я дал распоряжение) закрыть дверь”. Теперь можно задать вопрос: почему она осталась открытой? Можно также спросить Мартини: “А почему вы не добились исполнения вашего распоряжения? Теперь все выставляют себя… героями. Пока что”. Но ответ легко понять – все они просто хитрецы!»22
Делл’Аква действительно встретился с Буссотти и пришел к выводу, что, как и подозревал Тардини, в этой истории с дверью было «много шума из ничего»23.
Тем временем на Виа Тассо грозный Каплер нещадно истязал бедного отца Мустерса.
10 мая из германского посольства прибыл посыльный с вербальной нотой, предназначенной Святому Престолу24. В этом официальном дипломатическом документе громогласно заявлялось, что ответственность за инцидент полностью лежит на палатинских гвардейцах, которые вторглись на итальянскую территорию и увели Мустерса, опасного преступника, на ступеньки базилики, не оставив СС иного выбора, кроме как вернуть его на итальянскую территорию и арестовать.
Затем германский посол при Святом Престоле фон Вайцзеккер лично посетил Тардини, который записал: «12:15. Немцы со своей стороны говорят, что не будут придавать ни малейшей огласке историю, по крайней мере до тех пор, пока ее не предаст огласке Святой Престол».
Со стороны немцев это был вопиющий шантаж: молчание Святого Престола в обмен на их молчание. Пий XII, должно быть, понял, в чем дело, и потому решил воздержаться от публикации в ватиканской газете.
Далее в жалобе немцев указывалось следующее:
«1) Арестованный монах признал свою вину – (un criminel [преступник], добавил германский посол).
2) В Риме находится множество иностранных священников из стран, с которыми Германия ведет войну. Ситуация очень деликатная. Посол насилу сумел договориться с военными властями. И он продолжит это делать… Но…»
Со стороны фон Вайцзеккера это была скрытая угроза, что против этих иностранных священников из стран, находящихся в состоянии войны с Германией, могут быть приняты меры. Он делает вид, что сдерживает военных, и при этом обвиняет Святой Престол.
Тардини отмечает дословно слова посла и указывает в скобках свои ответы:
«3) Ситуация в экстерриториальных зонах Рима довольно сложная и становится все более “текучей” (именно так он и выразился). Необходимо действовать с большим bon sens [здравым смыслом] … (“и соблюдая закон”, заметил я)»25.
Итоговый обмен репликами показывает, что Тардини реагирует откровенно. Тогда фон Вайцзеккер слегка усиливает нажим, пытаясь его запугать:
«Посол также передал мне письменные показания. По совершенно случайному стечению обстоятельств, их дал… республиканский офицер! (В другой раз, когда посол говорил мне, что у него есть показания от итальянцев, я спросил его, не получил ли он их… от республиканцев!)
Я сказал послу следующее:
1) Просмотрев его ноту, я заметил, что Rückführung [репатриация] представляет собой… элегантный термин, означающий, что эсэсовцы с автоматами наперевес вошли в Санта-Мария-Маджоре и насильственно вывели несчастного избитого и окровавленного монаха.
2) Согласно полученным нами показаниям, палатинская гвардия забрала отца-августинца на лестнице базилики. Стычка между отцом и эсэсовцами (в штатском) началась раньше. Но палатинская гвардия ни в какой момент… не переступала границу.
3) Даже если предположить (хотя мы этого не признаем), что такое… пересечение границы имело место, остается факт нарушения эсэсовцами права экстерриториальности. Они могли и должны были прибегнуть к другим средствам, чтобы решить это дело.
4) Государственный секретариат не располагает информацией о личности священнослужителя. Мы рекомендуем обращаться с ним благосклонно и милосердно. Однако международный вопрос состоит в другом. События, произошедшие в Санта-Мария-Маджоре, теперь известны всему Риму. О них писали в газетах, поэтому Святой Престол тоже должен о них высказаться».
Что касалось присутствия в Риме иностранных священников из враждебных государств, то Тардини ответил так:
«5) Священники иностранного происхождения всегда пользовались уважением в Риме, прежде всего потому, что многие из них находятся на службе у Святого Престола или работают в органах управления различных религиозных орденов».
Относительно четвертого пункта Тардини лгал – или, по крайней мере, говорил полуправду. В Бюро не все были в курсе подлинной деятельности Мустерса, но папа точно о ней знал. А в последнем пункте Тардини тонко, но отчетливо напоминал немцам, что иностранные священники участвовали в жизни Рима задолго до нацистской оккупации Италии. Хотя в частном порядке Тардини
