«Одного или двух, если повезёт, я никуда не дёргаться уговорю. Но на всех моего авторитета не хватит. Значит необходимо срочно скакать к Хмельницкому. Придётся рассказать ему подробнее об интриге и вытекающих из неё последствиях. Посему лучше выехать с ним в поле и поговорить без свидетелей. А потом созвать ещё одно совещание атаманов».
Аркадий ещё по пути к Хмельницкому решил ни в коем случае не врать, не юлить, а говорить с максимальной правдивостью. Не забывая гебельсовского завета об утаивании части правды. Имел уже возможность убедиться, что знаменитый гетман дьявольски умён и фальшь, враньё определит с ходу. И готовый молиться богу, чего в старой жизни с ним не случалось в самые трудные моменты его биографии, об удаче этой беседы. Богдан пошёл на контакт охотно, сразу согласился, что общение в степи, без лишних ушей, в данном случае наиболее разумно. Выехали немедля, каждого сопровождали всего двое джур, да к ним прибавился десяток охранников. Около небольшого курганчика спешились. Просидели в степи вдвоём почти до полуночи, джуры и охрана отъехали на расстояние вне зоны слышимости негромкого разговора. А он получился трудным. Немудрено: попаданец просил помощи в взнуздывании атаманов рвущихся на защиту родины. Пусть основным источником существования их был грабёж, многие, в том числе отобранные для руководства новыми таборами, были и патриотами. Да и прибарахлиться, защищая отчизну, тоже можно.
Аркадию пришлось признаться и в затеянной стамбульской интриге, осведомить Хмельницкого с перспективами её использования, дать своё видение дальнейших планов развития ситуации. Стамбульскую затею кошевой атаман одобрил, хотя и мягко усомнился в её действенности.
— Слишком уж сложно закручено. Проще всё надо делать. Хотя… ты человек везучий, может и получится.
— Я везучий? — непритворно изумился Аркадий. Нахлебавшись лиха большой ложкой он считал себя закореневшим неудачником. На короткое время у него даже нынешние, совсем не шуточные проблемы из головы вылетели от такого заявления.
— Конечно везучий. Думаю, судя по твоему рассказу, там, в твоём мире, тебя ждала лютая смерть. Господь тебе дал возможность пожить и сделать благое дело. Будем надеяться, Он не оставит тебя своей милостью и далее. Хотя, на Бога надейся, да сам не плошай.
Ошарашенный попаданец сделал небольшую паузу в беседе. Удивил его Богдан. Выпивать и вести долгие беседы ему приходилось не только с Васюринским и Срачкоробом. Не стеснялся Аркадий рассказывать о «своём» мире и собственных приключениях и другим атаманам. Но то, что Хмельницкий сделал такой же вывод, который про себя он сам, было очередной неожиданностью. Реалии миров, всё-таки, существенно отличались.
«Вот тебе образец секрета Полишинеля. Думал, что если о собственных подозрениях ничего не скажу, то никто и не узнает. А предки и сами не дураки, по крайней мере некоторые. Однако, хоть и для человека самый интересный предмет — он сам, стоит поговорить о делах наших скорбных».
— О моём мире и моих приключениях там поговорим как-нибудь в другой раз…
Попаданец хотел пропихнуть собеседника на пост гетмана Малороссии, отдельной от Запорожской Сечи. Быть гетманом Богдан Зиновий согласился с ходу, а вот идея отдельной от его будущей державы Сечи, с огромными пустующими землями ему не понравилась. Тем более, на данный момент Хмельницкий был кошевым атаманом именно Сечи, а в Малороссии даже чин чигиринского сотника утратил, а фамильное имение Хмельницких в Субботове разорили прислужники гетмана Конецпольского.
Если бы Аркадий заранее не продумал, чем можно в таком случае умастить Богдана лично, то плакали бы его планы горючими слезами. Не слететь с уровня переговорщика с такой личностью попаданцу помогли домашние заготовки, часть которых ему была подсказана товарищами. В необходимости лично заинтересовать Хмельницкого были уверены все из узкого круга посвящённых. Становясь на сторону попаданца он автоматически ставил под удар свой авторитет, на данный момент ещё далеко не такой подавляющий, как в реале года пятьдесят первого.
«А работа-то у чертей, соблазняющих продавать дьяволу души — не сахар. Вредная, можно сказать, трудовая деятельность. Им за неё в аду должны молоко давать. Может, учитывая местные условия, из-под бешеной коровы».
Такие мысли у Аркадия появились после воплощения в жизнь задумок по уговариванию Богдана поддержать их заговор. Такая формулировка, естественно, в ходе переговоров не звучала, но… подразумевалась. Но волновало Хмельницкого не сомнительность действий Москаля-чародея и компани, а личный интерес: что он будет с этого иметь? К счастью домашние заготовки сработали и будущий гетман, не полностью, но удовлетворён.
Дальше было легче. Объяснив собеседнику как он предполагает решить татарский вопрос и проблему заселения освобождающихся территорий, Аркадий добился формального согласия Хмельницкого на такую попытку, однако у попаданца сложилось впечатление, что оно было именно формальным. Впрочем жителю Украины начала двадцать первого века к «волчьей» форме обещаний своих политиков было не привыкать. Они, как известно, настоящие хозяева своего слова. Когда хотят, дают, передумают — забирают обратно.
Договорившись между собой, без труда определили, что и остальным стоит сказать всё. Конечно, без некоторых подробностей вроде будущего гетманства Хмельницкого. Зачем заранее гусей дразнить, многие атаманы видели на самых высоких должностях только себя любимых, а к возвышению других ревнуют не по-детски. Остряница тому живой пример. Оба согласились, что без ещё одного общего атаманского совета, лучше завтра с утра, не обойтись. Дружески распрощавшись, разъехались.
Хмельницкий поскакал во весь опор, оставляя заметный даже ночью пыльный след, успокаивать соратников, а Аркадий не спеша, шагом, отправился домой. Наслаждаясь приятной, после дневного зноя прохладой. Разговор с исторической личностью вымотал его до предела, куда там любым физическим нагрузкам. Завтрашний день обещал быть не менее тяжёлым, нужно было хорошенько отдохнуть перед ним. Даже при помощи Хмельницкого предстояло хорошенько попотеть, объясняя атаманам причины их неосведомлённости в важнейших, непосредственно их касающихся вопросах. А главари казаков были не из тех личностей, которые легко проглатывают подобные вещи. Скорее, они, все без исключения, принадлежали к числу людей склонных вбивать обиды в глотки обидчиков. Оставалось порадоваться удачному по времени побегу Остряницы, дававшему великолепное оправдание для интриганов с Москалём-чародеем во главе.
Перекусив, чем бог послал, а джуры умять не успели, завалился спать и заснул не успев почувствовать щекой подушку. На лету. Спал как убитый, но такое осталось впечатление, что ночь кто-то нагло украл, тем самым лишив попаданца так необходимого ему отдыха.
«Эх, поймать бы этого кого-то… ээээ! да смачно… эээа! Ой как спать хочу. Конечно вместо гипотетичных похитителей ночи логичней было бы набить морды наглым нарушителям сна, буянящим во дворе. Но судя по голосам, это Сирко и Богун, а с ними связываться… нет, эээа! определённо лучше поискать похитителя ночи. Собственная рожа целей будет».
Посомневавшись немного, идти сразу за кофе, или во двор, выручать джур державших на смерть оборону у входа, не пуская атаманов в дом, решил, что с кофе лучше подождать немного. Ещё не ставшие теми знаменитыми полководцами, с юнцами, если захотят, Сирко и Богун справятся без труда. И по закону подлости, прервут священнодействие приготовления кофе в самом важном месте. Так что лучше выйти во двор, отрегулировать дела с естественной гидравликой (классно Хайнлайн завернул, внушает), и поговорить с грозными, в будущем, атаманами.
Увидев вышедшего во двор Аркадия, атаманы перестали лениво лаяться с джурами, стеной ставших на их пути. Поручкавшись с пришедшими попаданец сразу взял быка за рога.
— Чего ни свет, ни заря шум подняли?
Иваны переглянулись и Богун от имени двоих объяснил, что их весьма удивила попытка Хмельницкого удержать возросшее в числе, сильное как никогда казачье войска от похода на выручку своим. И они не верят, что Москаль-чародей такое сомнительное, попахивающее предательством дело предложил. Хотя они давно были с попаданцем на «ты», обращался Богун к нему как к старшему товарищу. Знали ребята, кому обязаны своим неожиданным карьерным ростом из сотников в полковники. И рвались в бой, чтоб доказать всем, что это возвышение не случайно.
«Началось. С утра, спозаранку, доказывай, что ты не верблюд. И ведь умнейшие люди, уже не мальчики, легендарные в будущем личности, о Богуне даже ненавидевший русских Сенкевич отзывался уважительно, Сирко самый знаменитый в истории характерник, а туда же…»
— Ребята, вы садитесь вон на лавочку, за стол, джуры нам чего-нибудь поесть вынесут, а мне, для сохранения шаровар сухими, в сральню зайти надо. Выйду, поговорим. Сев напротив гостей, Аркадий начал беседу с примера.
