перемыл нам всю посуду — сам изъявил желание, а мы с бабушкой и не сопротивлялись. Обнял мальчишек, потрепав их по головам каким-то привычным жестом, ещё раз поцеловал мне руку, вновь вызвав хихиканье у Фреда, Джорджа и бабушки, и ушёл.
— Увидимся завтра утром, — произнёс напоследок, подмигнув, и шагнул за дверь.
Мои бандиты сразу побежали к себе — продолжать собирать космический корабль, бабушка сказала, что доубирается на кухне, а я неожиданно оказалась предоставлена самой себе. Приняла душ, попила чай, почитала книгу, затем долго укладывала спать перевозбудившихся за выходные близнецов… и ушла в свою комнату.
Тут-то меня и накрыло.
Так бывало каждый год в день рождения Фреда и Джорджа. Точнее, даже не в этот день, а на следующий — как сегодня. Ведь именно на следующий день я узнала о том, что Антон погиб.
Ближе к ночи меня всегда начинало корёжить. Я наивно полагала, что сегодня всё будет иначе — в конце концов, день был такой чудесный!.. Но нет — как только я закрыла дверь и выключила свет, намереваясь лечь спать — время было, мягко говоря, позднее, а завтра на работу, — тут на меня и накатило.
Я затряслась от нервной дрожи, вспоминая как наяву — звонок, тихий голос мамы, ступор, тупую боль в груди, а потом… холод, холод, холод… До крика. Не моего — близнецов.
«Не вспоминай, Алёна, не вспоминай», — уговаривала я себя, но не вспоминать не получалось. В другие дни получалось, но только не в этот. Всё вставало перед глазами, словно случилось вчера, и отчаяние вновь захлёстывало, как и тогда, не давая сделать вдох.
Я шагнула к окну, желая поступить так же, как и всегда — распахнуть окно и дышать, дышать, дышать… пока не замёрзну окончательно, чтобы нервная дрожь сменилась дрожью от холода. Пока не сведёт пальцы, пока не потрескаются губы, пока меня наконец не вытошнит в туалете всем, что я съела за день — не будет мне покоя.
Я мотнула головой, сбрасывая наваждение. Нет… нет. Я знаю, что это. Каждый год меня зовёт к себе смерть, которую я отвергла тогда, одиннадцать лет назад. Но я живая! Я сделала свой выбор, я продолжила жить, я очень старалась… Я живая!
«Тогда зачем ты так цеплялась за мёртвого? Живая… Живые помнят мёртвых, но не стремятся к ним, как стремилась ты. Живые замечают живых, а не отталкивают их в угоду своим воспоминаниям. Живые…»
Я зажала уши.
Нет, нет, нет. Я не хочу думать об этом. Не хочу — и не буду!
Я выскочила из комнаты, молниеносно пробежала по коридору, открыла входную дверь и шмыгнула на лестничную площадку. Поёжилась — холодно в подъезде, а я в одном халате… Но это же ненадолго.
Спустилась вниз и позвонила в дверь квартиры Льва.
Сосед открыл через минуту, когда я уже начинала выстукивать зубами какую-то мелодию. Он был в домашних джинсовых шортах — значит, ещё не ложился — и с влажными после душа волосами.
— Алёна? — удивлённо оглядел меня, облачённую в один короткий махровый халат поверх ночнушки, и нахмурился. — Что-то случилось?
— Х-х-х… — прохрипела я вместо ответа, и Лев схватил меня за руку.
— Да заходи, не стой!..
Я шагнула внутрь квартиры, попыталась улыбнуться, но получилось криво — зубы по-прежнему стучали, да и мышцы на лице свело от холода. Причём холод был не только снаружи, он шёл и изнутри меня.
— Алёна, что такое? — Лев положил ладони мне на плечи. — Да ты вся ледяная!
Рем ткнулся мокрым носом мне в коленку, и я вздрогнула, опомнившись.
— Лёва-а-а… — простонала я, подаваясь вперёд, и буквально повисла на шее мужчины. Тёплый… даже горячий… родной… — С-с-согрей, пож-жалуйста…
Лев обнял меня, прижав к себе теснее, и я чуть не задохнулась от жара его тела.
— Если ты думаешь, что я откажусь, — шепнул он мне на ухо, — то ты считаешь меня слишком хорошим.
Взял на руки и понёс в спальню.
В прошлый раз всё было… лихорадочно, быстро и резко, как удар молнии. Этой ночью всё происходило иначе — тягуче-медленно, нежно, неторопливо. Мы без стеснения исследовали каждый уголок тела друг друга, трогали, целовали, ласкали… бесконечно долго. Мне казалось, я с ума сойду от этих ласк, свихнусь от желания, но мне и самой не хотелось торопиться. Хотелось как можно дольше наслаждаться этими мгновениями, изучать Льва, целовать… трогать языком…
Холод ушёл, сменившись огненной страстью, которая медленно сжигала меня изнутри, превращая в комок оголённых нервов, в существо без горьких воспоминаний, заставляя радоваться тому, что я жива. Что я здесь, со Львом. Шепчу что-то неразборчивое, всхлипываю и кусаю губы…
Когда он усадил меня на себя, откидываясь назад, я вскрикнула от вспышки яркого оргазма. Лев сжал пальцы на моих бёдрах, качнулся корпусом вверх, вонзаясь в меня глубже, и я вновь вскрикнула.
— Алёнка… — шепнул, останавливаясь. — Тише, услышат… Твои… Здесь такие стены…
— Боже! — всхлипнула я, падая на него, и задвигалась сама, вынудив его застонать и задышать чаще. — Ты ещё способен… помнить… а я… голову потеряла…
— Я тоже, — выдохнул Лев и сжал ладонями мои ягодицы, изучая пальцами всё, до чего мог дотянуться.
Я не знаю, сколько времени мы не спали. Час, два, три? Это было абсолютное безумие, которое всё длилось и длилось, не желая заканчиваться. Мы ненадолго задрёмывали, обнявшись, а затем, просыпаясь, вновь начинали ласкать друг друга, и не успокаивались, пока не получали желанную разрядку.
В конце концов я не уснула, а скорее упала в обморок, утомлённая нашей совместной страстью, и чувствуя за спиной крепкое и горячее тело Льва.
Мне уже очень давно не спалось так уютно.
Глава 21
Я проснулась от негромкой переливчатой мелодии и настойчивой вибрации мобильного телефона где-то рядом с подушкой. Вздохнула, ощущая поверх плеча чью-то большую и тёплую руку… и почти подскочила на кровати, внезапно всё вспомнив.
— Лёва! — пискнула я, тормоша спящего рядом мужчину. — Сколько времени?! Это будильник у тебя звонит?! Нам же на работу! И мне надо домой вернуться, я же в одном халате!..
— Алёнка, не суетись, — пробормотал Лев, но всё же привстал и зашарил рукой по постели. — Я специально будильник поставил на пораньше, знал, что ты сбежать от меня захочешь.
Я почувствовала, как от смущения загорелись щёки.
— Лёва… Я… — Закусила губу, подбирая слова. Он ждал, глядя на меня и сжимая в руке телефон. — Я вчера… просто… ох… — Подняла руку и потёрла ладонью лоб. Что же ни одной дельной мысли
