нет-то, а? — У меня всегда в этот день по вечерам так. Из-за… мужа. Воспоминания… И плохо очень. Я… прости.
— Ты за что извиняешься-то, Алён? — Лев улыбнулся, взял меня за руку и притянул ближе к себе. Я почти упала на него — и задохнулась, ярко и остро ощутив его тело, которое я несколько часов назад изучала и руками, и губами. — Мне, знаешь, никогда в жизни так хорошо не было. Ни с кем.
Наверное, мне должно было это польстить, но вместо этого меня вдруг обожгло дикой ревностью. Во-первых, потому что мне практически не с кем было сравнивать, в отличие от Льва, а во-вторых…
— С Наташей было бы ещё лучше, — прошептала я, и Лев замер, словно не верил, что я это сказала.
— Алёнка… — простонал он, крепче прижимая меня к себе. — Ну что за ерунду ты говоришь? Зачем?
— Не зачем, а почему — потому что ты её любишь, — ответила я, не пытаясь освободиться. — С любимым человеком всё ярче, острее… приятнее. Уж я-то знаю.
— Да? — хмыкнул Лев и, приподнявшись, потёрся своим носом о мой. — Может, тогда ещё и сравнишь нас? Меня и твоего мужа. Давай, Алён, не стесняйся. Я с удовольствием послушаю, насколько я хуже.
Я вспыхнула и дёрнулась, пытаясь встать, но Лев держал крепко. И нагло — раздвигал ягодицы и ласкал пальцами между ног, отчего мысли у меня уже начинали путаться.
Но разве я могла сказать, что люблю его, люблю ничуть не меньше, чем Антона, поэтому и сравнивать бессмысленно? А вот он любит Наташу! Поэтому я и ревную, и злюсь…
— Лёва, пусти. Мне домой надо. Если близнецы и мама…
— Да ничего не будет, если они поймут, что ты у меня ночевала, — фыркнул он, и не подумав послушаться. — Обрадуются только.
— Не надо. — Я покачала головой и охнула, ощутив, как Лев медленно проникает внутрь меня пальцем. — Лёва, нет, болит уже всё… Ну хватит, правда!
Он неохотно убрал руки и позволил мне встать, и сам поднялся следом.
— Я не изменила своего решения, — сказала я быстро, делая шаг в сторону и оглядываясь, но в предрассветном полумраке не могла разглядеть, куда дела ночную рубашку и халат. — Буду думать до Нового года.
— Думай. — Лев кивнул, и я почувствовала в его голосе улыбку. — И приходи ночевать вечером.
Я от неожиданности замерла, глупо хлопая глазами.
— Алён, думай сколько угодно, — продолжал Лев невозмутимо. — Но мы с тобой хотим друг друга. Так чего зря терять время? Секс ведь не помешает тебе думать?
— Да ты!.. — Я сделала шаг вперёд и изо всех сил хлопнула его ладонью по плечу. — Обнаглел!..
Он засмеялся и поднял руки.
— Ладно-ладно, сдаюсь. Я понял: это была разовая акция. Хотя… нет, не разовая. Я даже не помню, сколько раз кончил. А ты, Алён?
Нет, он ещё и издевается!
— Хватит уже меня смущать, — возмутилась я. — Лучше отдай халат и ночнушку. Где они?
— Откуда же я знаю? Где-то тут. Надо включать свет и искать.
— Включай. Только потом отвернись.
— Алёнка? — В отличие от меня, Льву было откровенно весело. — Ты что, стесняешься? После того, как…
— После всего! Да! Включай свет и отворачивайся.
Он засмеялся.
— Ладно, договорились.
Я ушла из квартиры Льва через несколько минут, обнаружив халат и ночную рубашку в разных концах спальни. Он ничего не сказал, когда я уходила, только на мгновение привлёк к себе и мазнул губами по щеке, отчего в голове мелькнула предательская мысль — а может, остаться ещё на часок?.. И я почти силой заставила себя уйти. Поднялась к нам и сразу направилась в душ.
Судя по утреннему поведению мамы и близнецов, они ничего не заметили. Фред и Джордж точно, а вот бабушка… Возможно, просто не хотела меня смущать — мне было сомнительно, что она с её чутким сном не слышала, как я кралась в ванную и потом мылась. Да и вид у меня был… очень сонный. Я действительно безумно хотела спать, и за завтраком выпила две чашки кофе — боялась иначе вырубиться во время первого же урока. В конце концов, я не девочка, чтобы полночи… это самое! И ведь главное, даже обвинять некого — я сама хотела, сама пришла, и потом тоже не возражала, когда Лев несколько раз будил меня своими ласками.
По пути в школу мы с соседом старались поменьше пересекаться взглядами, но в целом вели себя как обычно. Несколько раз встречались глазами — и я сразу вспыхивала от жарких воспоминаний о прошедшей ночи. И если судить по выражению лица Льва, с ним происходило то же самое.
Я с ужасом ждала вечера, не представляя, что делать. Во-первых, сосед наверняка пойдёт меня провожать, а во-вторых… точно ведь повторит приглашение прийти переночевать. И мне хотелось, действительно хотелось плюнуть на всё и согласиться. Мне было так хорошо! Но если я приду один раз, то потом начну ходить постоянно, и это полностью дискредитирует моё заявление «буду думать до Нового года». Глупо так говорить, когда мужчина мало того, что общается с твоими детьми каждый день, ещё и ты с ним спишь. И не только спишь. Тут уж останется действительно начать выбирать фату и свадебное платье.
Поэтому я надеялась, что мне хватит выдержки остаться вечером дома.
Уроки и ученики отвлекали от этих искушающих мыслей, причём сильнее всего отвлёк Федя Клочков, напомнив, что сегодня у Наташи операция. Он безумно волновался и на этом фоне умудрился поссориться с Олей Зиминой, с которой они последнее время — после отъезда Ивановой — были не разлей вода. Оля помогала Феде с учёбой, он принимал её помощь, не замечая, что нравится девочке далеко не как друг. Но просвещать его я не спешила — это было бы нечестно по отношению к Оле, которая и не претендовала ни на что, кроме дружбы.
— Алёна Леонидовна, подскажите, что мне теперь делать, — пробормотал Федя, плюхаясь передо мной за парту после седьмого — последнего у меня — урока. — Я психанул сегодня, не знаю, как быть.
— Что случилось? — Я встрепенулась и подобралась, приготовившись к проблемам, и едва не выдохнула с облегчением, услышав:
— С Олей поссорился.
Это был лучший из возможных вариантов. Хотя Клочкову об этом я, разумеется, не сказала.
— По какому поводу?
— Да-а-а… — Он поморщился. — Я весь на нервах сегодня из-за Наташи, у неё операция, и она пока не писала ничего. И не напишет, наверное, до завтрашнего утра. А Олька… она видела, что я психую, стала меня утешать… —
