На этот раз последовало более длительное, чем обычно, молчание, а когда сивилла наконец ответила, то еще более глухим, хотя столь же твердым, как и в предыдущих случаях, голосом:
НорнаКак солнце, золото горит,Потоком темным кровь бежит.В Сент-Магнусе сокола видела я,В добычу вонзил он когтей острия,Ей грудь растерзал и умчался злодей,И капала кровь с его страшных когтей.На руку приятеля ты взгляни,Если кровь на ней — шайке он той сродни.
Кливленд презрительно усмехнулся и протянул руку.
— Не многим случалось так часто иметь дело с Cjuarda Costas, как мне, всякий раз, как я бывал в Новой Испании, но никогда на моей руке не было пятен, которые нельзя было бы стереть мокрым полотенцем.
Тут раздался зычный голос юдаллера:
— Да, никакого сладу нет с этими испанцами по ту сторону экватора. Сотни раз слыхал я это от капитана Трагендена и доброго старого коммодора Рюммелара. Оба они побывали и в Гондурасском заливе, и во всех тех местах. Я сам ненавижу испанцев с тех пор, как они явились сюда и дочиста ограбили жителей острова Фэр-Айл в 1588 году. Мне еще дед мой об этом рассказывал. Где-то у меня валяется старая история Голландии, так в ней написано, какие дела творили они в Нидерландах в былые годы. Жестокие и бесчестные негодяи!
— Верно, верно, мой старый друг, — подтвердил Кливленд, — они так же ревниво оберегают свои владения в Индии, как старик — молодую жену; и если только им удастся в силу несчастных обстоятельств захватить вас, то вы так и сгинете у них в рудниках. Вот мы и сражаемся с ними, гвоздями прибив наш флаг к мачте.
— И правильно делаете! — громко одобрил его юдаллер. — Старый британский флаг нельзя никогда спускать. Как подумаю я о твердыне английского флота, так готов чувствовать себя англичанином, да только это означало бы уж больно смахивать на наших соседей, шотландцев. Ну, ну, я ведь никого не хочу обидеть, все мы здесь джентльмены, все друзья, все дорогие гости. А теперь, Бренда, выходи-ка ты, в свой черед, гадать: всем известно, сколько норвежских стихов ты знаешь на память.
— Но они никак не подходят к этой забаве, батюшка, — промолвила, отступая, Бренда.
— Вздор, — заявил Магнус, подталкивая девушку вперед, в то время как Холкро почти силой овладел ее рукой, — несвоевременная скромность может только испортить веселую игру. Говори за нее, Холкро, это ведь как раз твое дело — угадывать девичьи мысли.
Старый певец отвесил поклон юной красавице с восторженной почтительностью поэта и любезностью человека, повидавшего свет, и, шепнув ей, что она ни в коем случае не будет в ответе за те глупости, которые он может сболтнуть, на мгновение умолк, поднял глаза к небу, затем самодовольно улыбнулся, словно его внезапно осенило вдохновение, и разразился следующими стихами:
Клод ХолкроПокинув грозный Фитфул-Хэд,Дай нам, о Норна, свой ответ.Сама прекрасно знаешь ты,Как робко слово красоты.Так речь ты медом подсласти,Шелк, золото в нее вплетиИ отвечай, дано ль любить,Дано ль счастливой Бренде быть?
Прорицательница тотчас же ответила из-за своих занавесок:
НорнаДуша красавицы невинна,Как Роны снежная вершина:И безмятежна, и чистаЕе нагая высота.Но поцелуев вешних негаРастопит те кристаллы снега,И ключ низринется с высот,Цветам он влагу принесет,Траве — прохладу, радость — стадуИ крову пастуха — отраду.
— Вот приятное прорицание, и как нельзя лучше выражено! — воскликнул юдаллер, удерживая вспыхнувшую от смущения Бренду, которая тщетно пыталась скрыться. — Тут нечего конфузиться, дитя мое. Стать хозяйкой в доме честного человека и способствовать продолжению древнего норвежского рода, радовать соседей, помогать бедным и облегчать участь странников — вот самая лучшая судьба для молодой девушки, и я от всей души желаю ее всем присутствующим. Ну, кто же следующий? А ведь сейчас будут предсказываться суженые! Ну-ка, Мэдди Гроутсеттар или ты, прелестная Клара, подходите, и на вашу долю достанется.
Леди Глоуроурам покачала головой и промолвила, что «право же, она не может одобрить…».
— Ну ладно, ладно, — ответил юдаллер, — никого здесь не принуждают. Но играть мы будем до тех пор, пока нам не надоест. Поди-ка сюда, Минна, тобой-то уж я вправе распоряжаться. Выходи вперед, дитя мое; многое есть на свете, чего следовало бы стыдиться куда больше, чем этой старомодной и безобидной забавы, а говорить за тебя буду я сам, хоть не знаю, вспомню ли подходящие к случаю стихи.
Минна слегка покраснела, но тотчас же овладела собой и встала, гордо выпрямившись, рядом с отцом, словно считая себя выше тех безобидных шуток, которые могло бы вызвать ее положение.
Отец ее долго потирал себе лоб и производил другие манипуляции, словно этим механическим путем старался освежить свою память. Наконец он склеил вместе достаточно строк, чтобы задать следующий вопрос, хотя далеко не в такой поэтической форме, как Клод Холкро:
Магнус ТройлПоскорее дай ответ,Ждать нам свадьбы или нет;Здесь красотка знать желает,Что судьба ей обещает.
Глубокий вздох раздался внутри шатра, скрывавшего предсказательницу, словно она сожалела о той, чью судьбу вынуждена была предсказывать. Затем она, как обычно, ответила:
НорнаДуша красавицы невинна,Как Роны снежная вершина,Что в светлом небе так ясна,Как будто часть небес она.Но страсти мартовские грозыСомкнут в венке прелестном розы,Глядишь — и вид уже не тот:Бегут потоки мутных водИ низвергаются с вершины,Погибель принося в долины.
Магнус, услышав подобный ответ, рассердился.
— Клянусь костями мученика! — воскликнул он, и гордое лицо его сразу побагровело. — Это уже значит злоупотреблять моей добротой! И если бы не ты, а кто другой осмелился произнести рядом с именем моей дочери слово «погибель», так лучше бы он вовсе не возвышал голоса! Но вылезай-ка из своего логова, старая колдунья, — прибавил он уже с улыбкой, — я мог бы заранее знать, что тебя недолго будет занимать веселая забава. Ну, да ладно уж, Бог с тобой!
Не получив ответа и подождав еще с минуту, Магнус снова обратился к Норне:
— Ну, не обижайся на меня, сестрица, что у меня с языка сорвалось резкое слово, ты же знаешь, я никому не желаю зла, а меньше всего — тебе. Выходи же, и пожмем друг другу руки. Да если бы ты предсказала мне гибель моего судна и шлюпок или плохой лов сельди, так я стерпел бы молча, но Минна и Бренда… ты знаешь, как близки они моему сердцу. Ну, выходи, дай руку — и забудем о том, что было.
