Нет, насчет Чарли Айрин была уверена. Скорее всего, он действительно был нужен Прицци, а значит, с ним ничего не может произойти. А вот с ней? Кто она для дона Коррадо? Жена Чарли, да. До тех пор, пока не возникнет реальная угроза их финансам или власти. Если в такой момент понадобится принести ее в жертву обстоятельствам. Прицци сделают это, не задумываясь.
Она не их крови. Для этих людей не существует других критериев выбора. Биологическая война, подобная той, что царит в среде животных. Вторгся ты на чужую территорию или нет, не играет решающей роли. Ты — чужак сам по себе. Не сицилиец. И этим отличаешься от них.
Чарли — слепец. Он опьянен своей удачей, будущим назначением, деньгами и властью. Для него не существует проблем, которые волнуют ее. С ним ничего не может случиться. Это — истина. И зная эту истину, веря в нее, Чарли не хочет видеть дальше собственного носа.
Айрин очень надеялась, что, получив доказательства нечистоплотности Прицци — а она-то ЗНАЛА: так и будет — у него хватит ума прозреть. Чарли слишком сильно любит ее.
— Какие девятьсот тысяч? — изумленно спросил он, обретая наконец способность говорить.
— Семьсот двадцать тысяч с Лас-Вегаса и пятьдесят процентов штрафа, которые я уплатила дону. Мне кажется, что, я имею полное право на эти деньги.
— Это деньги семьи Прицци, — возразил Чарли. — Ты ведь украла их.
— Да, я украла их. Но я не требую доли с денег Филаджи. С семидесяти миллионов, хотя план был мой, и осуществить его помогла тоже я. Думаю, это не такая большая сумма, чтобы Прицци чувствовали себя ущемленными. Если им хочется, они могут расценивать это, как плату за услуги и работу в похищении Филаджи.
— Но Прицци так не считают. Ты помнишь, что говорил Макси? Насчет денег и детей?
Он посмотрел ей в глаза. Она выдержала взгляд и со спокойствием обреченного ответила:
— Я помню. Я очень хорошо помню…
… Белый «шевроле-фургон» свернул с Франклин Рузвельт драйв на Сорок вторую стрит и покатил в сторону
Пятой авеню. С правой стороны проплыла тридцатидевятиэтажная башня ООН и комплекс Тюдор-сити, осталась позади изящная коробка корпорации «Форд» и пестрая громада «Дейли Ньюс», островерхий небоскреб империи Крайслер и Большой Центральный вокзал с торчащей за ним башней «Пан Ам», упирающейся в манхеттенское небо своими пятьюдесятью девятью этажами.
Он пересек Парк, Медисон и Пятую авеню и, развернувшись у Брайант-парка, подполз к мраморным львам, охраняющим величественный фасад Нью-Йоркской Публичной библиотеки.
— Мистер Филаджи, — Чарли развязал банкира и снял пластыри. — Вы помните «Коморру»?
— Помню, — мелко затряс головой тот, быстро моргая от яркого света.
— Так вот. «Коморра» — детские игрушки по сравнению с нами, — мягко улыбнулся Чарли. — Власти могут запереть вас в стальной сейф, упаковать его в подводную лодку и опустить на дно океана, но мы все равно найдем вас.
— Я понимаю.
Филаджи продолжал торопливо кивать, то и дело вытирая руками слезящиеся глаза. Похоже, он и сам еще не до конца поверил, что его отпускают живым.
— Очень хорошо. Вас будут допрашивать полицейские. Вы можете говорить им все, что хотите, кроме трех вещей: кто мы такие, как выглядят люди, похитившие вас, и место вашего заточения. Можете придумать любые подробности, но этих трех вещей не касайтесь. Иначе нам придется убить вас.
— Да, да, конечно.
На лице Филаджи застыло выражение растерянности, смешанной со счастьем.
— Надеюсь, вам все ясно?
— Да, разумеется. Я понимаю…
— Вот и отлично. В таком случае, вы свободны. Желаю удачи.
Банкир осторожно, бочком протиснулся в открытую дверь и выбрался наружу. Он сделал два шага по тротуару, затем поспешно вернулся и пробормотал в открытое окно.
— Я уже забыл вас, честное слово.
— Я рад, мистер Филаджи, — улыбнулся Чарли. — Вы можете идти.
Розалио попятился от фургона, затем быстро развернулся и засеменил по Пятой авеню. Портено некоторое время смотрел в его помятую бежевую спину, а потом вздохнул. Банкир растворился в толпе, а «шевроле» мягко тронулся с места и влился в поток машин.
Было пять минут одиннадцатого утра…
… Примерно десять минут спустя Мейроуз Прицци вышла из дома, держа в руках пластиковый пакет. Она прошла несколько кварталов по Атлантик-авеню и спустилась в сабвей. На поезде «Л» Мэй доехала до конечной остановки «Брод-стрит» и поднялась в город уже в Манхеттене.
Сейчас ее практически было невозможно узнать. В простом дешевом пальто, специально приобретенном в магазине «Конвей», она больше походила на какую-нибудь телефонистку, давно забывшую об ухаживаниях мужчин и потому мало обращавшую внимания на свою внешность. Грим состарил Мэй, добавив, по меньшей мере, два лишних десятка лет к ее тридцати.
С Брод-стрит она свернула на Бридж-стрит и зашагала по направлению к парку Бэттэри.
Довольно быстро Мэй нашла то, что искала: почтовый ящик. Подойдя к нему, она достала из пакета пухлый Конверт и опустила в щель. Металлическая шторка глухо стукнулась о корпус, когда письмо упало на дно ящика.
Мейроуз улыбнулась.
На конверте стоял адрес и получатель: «Комиссару полиции Нью-Йорка». Письмо содержало в себе отчет Франциска Кунза, фотографию Айрин Уокер и короткую записку, состоявшую из неровных букв, вырезанных из газетных заголовков: «Убийца Виктории Холбейт»…
* * *
… Его уже ждали. Воздух оказался пропитанным табачным смогом настолько, что Чарли, войдя в кабинет, закашлялся. Сам он курил достаточно редко, а здесь дым приобрел концентрацию, близкую к вязкой сметане. Ему пришлось прищуриться, чтобы разглядеть сидящих в креслах мужчин. Коррадо, Эдуардо Прицци и Энджело, своего отца.
Их позы говорили о спокойствии, в то врем^как количество выкуренных сигарет наводил на мысли о противоположном: эти люди волнуются, но по каким-то причинам не хотят, чтобы он заметил это.
Чарли подошел к дону, наклонился и коснулся губами протянутой для поцелуя дряблой руки. Он тут же почувствовал странное неоправданное напряжение. Ледяная волна поднялась от костлявой кисти, украшенной платиновым перстнем, по щекам Чарли и ударила в виски пульсирующей белой болью, заставив Портсно резко выпрямиться. Казалось, что в теле Коррадо Прицци работает мощная электромашина. Портено даже испугался, что его сейчас ударит током. Он словно слышал потрескивание разрядов на кончиках стариковских пальцев. Обычно по-лягушачьи холодные, сегодня они были неестественно пылающими, раскаленными.
— Я пришел, дон Коррадо. — стараясь сохранять спокойствие, поздоровался Чарли.
— Хорошо, мы ждали тебя. Как твои дела? Филаджи свободен?
Голос дона звучал бесстрастно. Обычно Прицци удавалось умело скрывать чувства, обуревавшие его, но только не сейчас. В напускном равнодушии явно слышалась фальшивая нота. Настолько фальшивая, что Чарли без труда различил ее.
— Все отлично, крестный отец. Он, наверное, уже дома.
— Ага. Ну хорошо. Хорошо, — Коррадо улыбнулся.
Кожа на его щеках сморщилась, а глаза сузились в тонкие щелки, в которых темнело' ожидание. Эта натянутая гримаса была похожа на отражение в растрескавшемся зеркале. Неровная и нервная, больше напоминающая злобный оскал.
Беспокойство накрыло Чарли с головой. Оно было мощным, отбрасывающим сознание на грань паники. У Портено появилось желание отойти на безопасное расстояние, будто эти трое могли укусить его, подобно бешеным псам. Что-то таилось за их внешним спокойствием. Какая-то неведомая опасность. В Чарли заработали инстинкты. Чутье волка, реакция змеи. Его почти трясло. Он физически ощущал их внутреннее состояние. Обоняние улавливало отвратительные миазмы, исходящие от всех троих. Даже от Энджело. Кожа воспринимала флюиды тревоги, которую излучали их глаза.
Его собственное тело реагировало моментально. Спина покрылась пупырышками, волосы на шее зашевелились, сердце начало усиленно накачивать в кровь адреналин, заставив мышцы напрячься, напружиниться, сжаться для броска. Чарли перешел в их плоскость общения. Он тоже стал зверем и бь!л готов к драке, хотя пока не понимал, с какой стороны ждать нападения.
Трое напротив не могли не почувствовать этого. Дон усмехнулся, и в глазах его зажглись тусклые кроваво-красные огоньки.
— Я думаю. Энджело уже изложил тебе суть нашей проблемы.
— Смотря что вы подразумеваете под этим словом, крестный отец, — осторожно ответил Чарли.
— Видишь ли, вчера утром убили моего сына, — Коррадо сделал ударение на последнем слове. — Ты уже знаешь об этом?
— Да. Отец говорил мне.
Дон кивнул.
— Значит, тебе проще понять мое состояние. Я удручен смертью Доминика и мог бы объявить траур, но… Существует нечто, превыше личного горя. Честь семьи. Поэтому я собрал сегодня Совет, чтобы торжественно объявить о том, что ты, если, конечно, твое желание с впадет с нашим, с сегодняшнего дня принимаешь полномочия моего сына и становишься боссом. Отныне ты будешь решать судьбу сотен людей клана, распоряжаться делами и финансами. В первое время Эдуардо поможет тебе, пока не привыкнешь к новой должности.
