корове седло.
Пока шли танцы под гармонь и балалайку, Гризов еще терпел. Но когда участники начали петь, Антон, выращенный на широкой народной душе, вообще был потрясен. Создавалось впечатление, что все, чего хочет русский народ, это накатить стакан водки, спеть про сексуальный опыт и выругаться от души матом. Все частушки начинались звоном стаканов и словами «Как я милку провожал…», а заканчивались тоже одинаково: «Эх, мать-перемать, не пойду туда гулять!». Все народное творчество, казалось, было посвящено поиску ответа на гамлетовский вопрос: «Ты скажи, ты скажи, чо те надо?».
Несколько минут Гризов приходил в себя от народного творчества, которое никак не совпадало с его опытом журналиста и путешественника. Он встречал на просторах необъятной родины достаточно мудрых деревенских жителей, знавших совсем другие песни и чтивших традиции предков. Их жизнь была скромной и красивой.
Чтобы избавиться от раздвоения личности, созданной иностранным режиссером, пришлось опрокинуть с механиком еще по десять капель для лучшего осязания проблемы русского характера.
– Вот скажи, Григорий, – вопросил Антон, успокоившись и поставив пустую посуду на стол. – Ну почему эта европейская немощь обязательно выставляет русских какими-то алкоголиками?
– Наверное, потому что пьем много, – предположил Забубенный, осторожно пододвигая бутыль к себе, – и гуляем.
Оглядываясь по сторонам в поисках жены, он набулькал обоим еще по рюмашке.
– Много? – подался вперед просвещенный Гризов. – Да ты знаешь, кто больше всех пьет на Земле? Литовцы, чехи и немцы! Вот где алкоголики. А потом Нигерия.
– Да ладно, – Забубенный чуть не уронил от удивления бутыль с освежителем души на пол. – А мы где?
– Франция, со своими древними традициями алкоголизма, на двенадцатом месте. А мы вообще на шестнадцатом, после жителей Сейшельских островов.
– Вот те раз, – озадачился Григорий, поднимая очередную рюмку, – значит, мы – трезвенники? Я и не догадывался.
– А скажи, почему нас все время норовят дураками выставить эти англо-европейские товарищи?
– Потому что на Западе народ умнее? – осторожно предположил Забубенный. – Машины там вроде хорошие делают.
– Нет, Григорий. Машины там хорошие делают иногда только потому, что уже украли у нас все, что мы придумали, и теперь эксплуатируют наши идеи. Дураками нас выставляют из зависти. Не могут простить русским такого количества талантов на квадратный километр в одном народе. Вот и поливают грязью почем зря. Хотя сами-то они, брат, чистые только снаружи – зато грязные внутри. Во всяком случае, были, до налета армады драндулётов. Теперь у англо-европейцев появился шанс снова стать людьми.
Раздосадованный Гизов ненадолго умолк, но звуки народных инструментов из телевизора вновь привели его в чувство.
– Ты что же, Григорий, действительно думаешь, что Россия – это родина лаптей и балалаек?
Забубенный настороженно молчал.
– Вот скажи мне, механик, кто придумал первую в мире электрическую лампочку? – захмелевший Антон вперил в соседа такой испепеляющий взгляд, что Григорий даже заерзал на стуле, словно школьник на экзамене.
– Эдисон… – начал немного сконфуженный Григорий, – вроде это он был…
– Правильно, – перебил его Антон, – русские ученые Яблочков и Лодыгин. Радио?
– Макарони… тьфу ты, Маркони, – сразу поправился Забубенный.
– Опять угадал, – похвалил Гризов, – Попов Александр Степанович. Первый в мире самолет?
Забубенный благоразумно промолчал.
– Русский контр-адмирал Александр Федорович Можайский. А первый в мире гидросамолет изобрел Дмитрий Павлович Григорович.
– Вертолет?
– О, это я знаю, – оживился Григорий, – Сикорский.
– Верно, – кивнул подобревший Антон, – и у тебя, смотрю, бывают просветления разума.
– А то, – самодовольно ухмыльнулся Забубенный, – это же его продукцию мы сожгли в Америке, на крыше дома с мышами?
– Его самого, – подтвердил Антон.
– Давай угадывать дальше! – раздухарился главный механик Земли, вновь наполняя рюмки.
– Первая в мире баллистическая ракета, первый спутник Земли и космический корабль?
– Вернер фон Браун?
– Королёв Сергей Павлович.
– Первая в мире цветная фотография?
– «Поляроид»!
– Сергей Михайлович Прокудин-Горский. А первый в мире стереофотоаппарат создал Иван Фёдорович Александровский. Кто и где построил первую в мире АЭС?
Забубенный приуныл, отводя глаза.
– Курчатов Игорь Васильевич. В Обнинске.
– Первый в мире электрический трамвай? – вопросил просто директор Star Killer Group. И, не дожидаясь ответа, выпалил: – Русский инженер Фёдор Аполлонович Пироцкий, опередивший немецкого инженера Вернера фон Сименса.
– Я смотрю, в Германии одни Вернеры что-то изобретают, – пробубнил себе под нос слегка расстроенный механик, опрокидывая очередную рюмку в рот. – У них там имен других, что ли, нету?
– Кто изобрел первый в мире гусеничный трактор? – продолжал, не обращая внимания на это, Антон и сам же отвечал: – Русский механик-самоучка Фёдор Абрамович Блинов. В тысяча восемьсот семьдесят девятом году получил «привилегию» на изобретение «вагона с бесконечными рельсами, для перевозки грузов».
– Ух ты! – обрадовался Забубенный. – Самоучка! Прямо как я. Ты же знаешь, Антоша, я ведь тоже много чего изобрел. «Драндулёт-1» чего стоит, верно?
– Верно, – усмехнулся Гризов, немного расслабившись. – Ладно, скажи мне напоследок, как механик механику, кто изобрел велосипед?
– Неужто англичане? – с надеждой подался вперед захмелевший Григорий, который давно перестал считать капли.
– Ефим Михеевич Артамонов из семьи крепостного плотника Пермского уезда, – отчеканил беспощадный Антон. – В одна тысяча восьмисотом году изобрел первый велосипед-самокат, из двух железных колес и деревянного сиденья. В год коронации Александра Первого Ефим Михеевич смог представить императору свое изобретение. Императору велик понравился, за что тот пожаловал «вольную» Ефиму Артамонову и осыпал его золотом. То есть выдал аж двадцать пять золотых рублей.
Абсолютно уничтоженный механик растекся по стулу и смотрел на просто директора, как побитая собака.
– Вот так вот, Григорий, – попытался закончить свою речь Гризов. – Нам уже пятьсот лет внушают, что мы сирые и убогие. А почему? Потому что на самом деле мы сильные и умные, только не верим в это. И они очень боятся, что поверим. Ведь потенциально мы самый сильный и богатый народ на Земле. Но расслабленные какие-то, все собраться с мыслями не можем и начать жить так, как надо нам.
Антон выдохнул и продолжил:
– Нас грабят, а мы размышляем полгода, прежде чем в морду грабителю дать. Договора с ними подписываем и соблюдаем, ведь мы честные. А они плевать хотели на договора, хоть и подписанные. Слово дал, слово взял: настоящие джентльмены. За пятьсот лет у нас целый комплекс неполноценности вырос. Нам внушили, будто англосаксы и европейцы лучше нас. А на самом деле – все это редкостная гниль. Они просто верят в свою непогрешимость, а сами обманывают и воруют, считая себя честными людьми. И вера у них подходящая – ничего такого не запрещает. У них ведь ничего личного нету. Да еще нас в грязь втаптывают: кино про нас отсталых снимают и нам же продают. А мы смотрим и радуемся, идиоты. Как же, прикоснулись
