Когда началась перестройка, мы пытались открыть музей Валентина Серова, который жил и умер в доме, стоящем близ Ленинской библиотеки. Напрасно. Боролись за создание музея Гоголя на Никитском бульваре, где сохранились дом и внутренняя обстановка, окружавшая писателя. Напрасно. Не удалось открыть музей в тютчевской усадьбе (Армянский переулок). Не нашлось ни денег, ни желания. Зато как быстро возник рядом с Кремлем музей художника Шилова, украшенный огромным автопортретом, так странно смотрящимся рядом с древними кремлевскими стенами. Тут же спешно варганят музей Глазунова супротив Пушкинского музея. Не боится ли московское градоначалие, что Кремль будет погребен этими музейными времянками, а могила Неизвестного солдата затеряется между уродливыми медными зверюшками и торговым подземным комплексом, а со стороны Болотной площади завершат это нашествие шемякинские пороки?
В. Б. А кстати, как ты к Шемякину относишься?
С. Я. Он большой мастер, серьезный художник. Меня привлекают его художественная грамотность и умение трансформировать в своих работах классическое наследие. Иногда, правда, это привносит
элементы эклектики, но профессионализм Шемякина зримо ощутим. И какими жалкими потугами рядом с его созданиями смотрятся надуманные инсталляции из несданной в ларек посуды и стаканов, воспевающие пьяный "подвиг" Венечки Ерофеева. А в Угличе, где уже открыт музей водки, планируется установка шестиметрового монумента, посвященного водке, работы Эрнста Неизвестного. Если его же скульптурный комплекс в Магадане - знак скорби по жертвам ГУЛага, то в Угличе изваяние будет символизировать траур по миллионам русских, умирающих от некачественного зелья и в пьяных драках. Поблизости от водочного знака планируют открыть музей восковых фигур, чью экспозицию решено "украсить" невинно убиенным царевичем Димитрием.
Недавно прочитал строки Владимира Крупина, где писатель выражает надежду, что все мы живем еще в Ниневии, а не в Содоме и Гоморре, а значит, есть надежда на спасение. Блаженны верующие!
И да поможет нам Бог.
Татьяна Доронина
Доронина Татьяна Васильевна - актриса, режиссер, народная артистка СССР. Художественный руководитель МХАТ имени Горького. Родилась 12 сентября 1933 года в Ленинграде. Окончила школу-студию МХАТ. С 1956 года работала в Ленинградском Большом драматическом театре под руководством лучшего советского режиссера Георгия Товстоногова. С 1972 года - в Московском академическом театре имени Маяковского, а затем - в МХАТ имени Горького. Когда на заре перестройки неистовые реформаторы во главе с Олегом Ефремовым и Анатолием Смелянским раскололи театр на две части, Татьяна Доронина нашла силы и мужество возглавить неэлитарную, приверженную национальным русским традициям часть театра. С 1987 года - директор, главный режиссер, художественный руководитель МХАТ имени Горького. Народ ее полюбил и за яркие образы, созданные в фильмах "Первый эшелон", "Старшая сестра", "Три тополя на Плющихе", "Еще раз про любовь", "Мачеха" и др.
В годы перестройки занимала последовательную патриотическую позицию. Вошла в редколлегию журнала "Наш современник".
Живет в Москве.
"Моей маме, старенькой, немощной, болеющей и бессильной, было жалко всех. Христианство было ее сутью, ее упованьем, ее органикой, ее естеством. Не себя жалеть, не жаловаться, а другим помочь, своих укрыть, защитить от ударов жизни. Чувствуя свою скорую кончину, она просила всех, кто навещал ее: "Вы уж Таню не оставляйте, она совсем одна здесь, уж я вас очень прошу". Просила и сиделок, и соседей, и совсем чужих. Когда все, кого она так просила, рассказывали мне об этом после ее смерти, мне хотелось кричать от отчаяния и боли. Потому что моя бедная мать мне не сказала ни разу об этом, а всегда повторяла только о молитве.
Я прихожу на кладбище, стою возле могилок отца и матери, зажигаю тоненькие свечи, пламя от этих свечей - ровное и спокойное. Молю Господа, чтобы даровал он моим бедным, многострадальным родителям царствие небесное, чтобы пребывали их чистые души в покое. Очень трудно жилось им. Так много пережили они утрат и работали, работали, работали. И считали, что все "так" и всегда "так". Но если бы "все так", то иной была бы наша жизнь, и не было бы сегодня этого общего рабоче-крестьянского унижения и нищенства. Не было бы предательства христианского, "генетически" христианского народа. Не превращали бы этот покорный и безответный народ в безумную и пьяную толпу...
А мама сказала бы мне на это: "Жалко всех". Она была мудрее и добрее меня.
Итак, господин Смелянский, я, будучи не такой доброй и мудрой, как моя мать, пренебрегаю неуместностью упоминания вашего имени рядом с именами моих родителей, потому что гонение на меня, которое с таким азартом охоты вы ведете столько лет, является гонением на моих родителей тоже. Вы полагали, предполагали унизить их, обозначить их никчемность и ничтожество. Кроме меня, их защитить некому. Они жили безответно и умерли безответно.
Призыв "Говори!", обозначенный в спектакле Ермоловского театра как начало гласности и один из первых знаков "демократического" правления, был всего-навсего очередным обманом, ложью. Ибо "говорить" дозволено вам и таким, как вы. Все московские "Нюры" и "Васи", презираемые вами, как чернь, как быдло, как те, которые "сотни лет коров доили" (по вашему "человеколюбивому" выражению), - остались в своей отчаянной немоте и бесправии. Они уже не верят, что что-то изменится к лучшему, ибо вы лично и подобные вам делают все, чтобы "Нюрам" и "Васям" лучше не было.
Я никогда, за все годы работы в театре, не унижалась до ответа, до спора с пишущими в центральных и нецентральных печатных органах. Не собираюсь делать этого впредь. Случай с вами - единственный, потому что именно вы являетесь для меня тем негативным знаком, за которым ненависть и зло.
...Простите меня, Анатолий Миронович Смелянский. Я опять оскорбляю ваш изысканный вкус. Я обращаю ваш утонченный взгляд на коровьи лепешки, на грязные крестьянские мозолистые ноги, на все, что так не любите вы и так презираете. Простите! Не гневайтесь! Не строчите следующей статейки про мое, столь примитивное и "упрощенное", глупое происхождение. Вы "глава" над всеми театральными критиками. Вы вхожи в верха, вы преподаете в Америке, вы читаете лекции о МХАТе, который так настойчиво уничтожали. Вы первый среди избранных, из тех, кому ненавистно само понятие "русская деревня". Видите, я все понимаю, я даже сочувствую вашей чрезмерной степени ненависти, ведь она для вас мучительна. Но я ничего не могу "исправить" в своей жизни и в своем рождении, чувствуя и понимая ваше отвращение ко мне..."
Татьяна Доронина,
из книги "Дневник актрисы"
Я В ОТВЕТЕ ЗА ВСЕ
К 100-летию МХАТа с художественным руководителем театра беседует
Владимир Бондаренко
Владимир Бондаренко. Буквально на днях, 27 октября исполняется 100 лет Московскому Художественному Академическому Театру. Это праздник всей страны? Праздник русского народа? Праздник всей русской культуры? Или же это праздник некоего элитарного театра, отмечаемый элитарными ценителями искусства?
Татьяна Доронина. Московский Художественный Театр является знаком России. Одним из самых красивых ее знаков, потому что все величие не только отечественного, но и мирового театра произросло из МХАТа. Из его корней. По направлению репертуара МХАТ всегда был ведущим театром в России. Вся драматургия Антона Павловича Чехова, драматургия не менее великого Алексея Максимовича Горького обрела жизнь прежде всего в Художественном театре. Станиславский сказал просто и точно на все времена: задача театра - жизнь человеческого духа, в художественной форме сыгранная. Эта формулировка дала толчок не только для театров нашего замечательного Отечества, но и для всех театров мира. Сегодня, когда искусство драматических театров сходит на нет, я в этом вижу особую политику. Проповедником самых человечных идей всегда являлся именно драматический театр. Нельзя сводить столетие МХАТа, в каком бы он ни находился состоянии, и сколько бы этих театров сегодня ни было, один или два - к юбилею самого театра. Это, конечно, юбилей национальной русской культуры. А что касается самого МХАТА, то сегодня существует два МХАТА: имени Чехова и имени Горького, - и уже останется два, как бы ни хотели иные вновь соединить нас в один театр, то есть собрать скопом опять и еще раз уничтожить ненужных. Не получится, уже существуют два театральных живых организма, и право на жизнь театру дает труд и результат труда, только результат может показать, какой из двух театров: либо МХАТ имени Чехова, либо МХАТ имени Горького, - сегодня имеет большее право на звание Художественного театра.
В. Б. Театр в России, а особенно МХАТ, никогда не был просто местом отдыха. Это был храм, это была кафедра, это была трибуна, это был один из центров русской духовности. Каков русский театр сегодня? Каково его место в жизни людей?
