Другим обстоятельством, вызвавшим откровенное недовольство инквизиторов – о нем они поведали в послании папе Клименту, – было явное нежелание Эдуарда II передать арестованное имущество тамплиеров римской церкви. Свои действия тот объяснял необходимостью посоветоваться с английскими графами и баронами. Это была не просто попытка затянуть расследование: если папа имел право претендовать на эту собственность, поскольку она складывалась из пожертвований ордену за выполнение ими церковного долга в Святой земле, то король мог резонно возразить, что эти благотворительные дары сделаны английскими дворянами, которые – если орден действительно будет распущен – вправе рассчитывать на возвращение своих добровольных вкладов. Поэтому поддержка баронов ему была гарантирована.
Раздосадованный таким итогом следствия, папа Климент V велел архиепископам Кентерберийскому и Йоркскому приложить максимум усилий, чтобы довести все же судебное расследование против английских тамплиеров до конца. Было оказано давление и с другого боку: Уильям Гринфилд, архиепископ Йоркский, получил письмо от короля Филиппа IV с предложением содействия в расследовании. Церковные иерархи делали все, что могли, но, как признался Уильям Гринфилд на очередном заседании местного церковного совета в мае 1310 года, «о пытках в Английском королевстве даже слышать никто не хочет». Максимум, что ему удалось, – получить косвенное свидетельство против тамплиеров со стороны: некий Джон Нассингтон вроде бы слышал, что храмовники в одном из своих поместий «поклонялись теленку». Другой свидетель, рыцарь Джон Ури, доносил, будто командор графства Вестердейл показывал своей жене книгу, в которой утверждалось, что Христос появился на свет не в результате непорочного зачатия, а обычным образом – от мужа Иосифа. Единственное обвинение в содомии прозвучало в показаниях одного из братьев-храмовников – Адам Хитон заявил, что, когда он был ребенком, его друзья часто говорили: «Бойся поцелуя тамплиера». Другой свидетель был знаком с женщиной, которая как-то нашла в уборной мужские кальсоны с вышитым сзади крестом.
Папа Климент, подозревая английские власти в намеренном затягивании расследования, отправил Эдуарду II письмо, обещая полное прощение грехов, если он передаст арестованных английских тамплиеров под юрисдикцию французских властей. Одновременно понтифик надавил на английских священников, издав новую буллу, «Faciens misericordiam». В ней утверждалось, что преступления тамплиеров окончательно установлены, а потому любой, кто попытается их защищать, будет обвинен в тех же грехах. Провинциальный совет в Йорке, чувствуя себя не в силах ни подтвердить, ни опровергнуть выдвинутые обвинения, уполномочил своего главу предоставить решение этого вопроса Папской курии на предстоящем церковном Соборе во Вьенне. А пока они нашли типично английский выход из положения – каждый тамплиер был обязан публично сделать следующее заявление: «Сознавая всю тяжесть обвинений, изложенных в булле нашего владыки папы римского, и не будучи способен очиститься самостоятельно, вручаю свою судьбу его Высокопреосвященству и церковному совету». После этого заявления каждый из арестованных считался примиренным с церковью и был направлен под присмотр в один из монастырей: Вильям Графтон – в Селби, Ричард Кесвик – в Киркхэм, Джон Уолпол – в Байленд, Томас Стенфорд – в Фаунтейнс и Генри Кирби – в Ривокс. В дальнейшем непокорное поведение Томаса Стенфорда и Генри Кирби заставило их опекунов, двух цистерцианских аббатов, направить жалобу архиепископу Йоркскому.
Судебные слушания по делу храмовников в Шотландии и Ирландии еще менее соответствовали ожиданиям папы Климента и короля Филиппа. Единственные более-менее приемлемые доказательства вины тамплиеров были получены от двух исключенных из ордена братьев – Стефана Стейплбрега и Томаса Торолдби, которые в июне 1311 года рассказали о тех святотатствах, которые якобы наблюдали во время их вступления в орден. Похоже, обоих перед этим пытали. В июле того же года священник по имени Джон Стоук также признался, что через год после его вступления в орден тамплиеров сам Жак де Моле повелел ему отречься от Христа. После того как свидетели покаялись, их освободили, допустив к церковному причастию и таинствам. Так же поступили и с теми пятьюдесятью двумя тамплиерами, которые согласились на компромиссный вариант, предложенный церковным советом Йорка. Но двое самых высокопоставленных английских тамплиеров – магистр Уильям де Ла Мор и командор Оверни Умбер Блан – продолжали настаивать как на своей личной невиновности, так и всего ордена. Уильям даже отрицал, что отпускал грехи кому-либо из братьев, нарушавших орденские правила. В наказание его отправили в лондонский Тауэр, где в ожидании папского прощения он скончался в феврале 1313 года. Умбера Блана заковали в двойные кандалы и приговорили к заключению в одной из самых мрачных тюрем – там он должен был находиться до тех пор, «пока не признает своей вины и не раскается». Он так и умер – не раскаявшись.
В субботу 16 октября 1311 года, после годичной задержки, экуменический Собор католической церкви собрался в городе Вьенн. Этот городок на реке Роне, расположенный всего в двадцати километрах к югу от Лиона, был построен на развалинах древнеримского поселения. Римский амфитеатр на склонах горы Пипет мог вместить более тринадцати тысяч зрителей; расположенный неподалеку античный храм, посвященный в свое время императору Августу, был превращен в католический собор. Стоит заметить, что именно сюда император Август когда-то сослал Архелая, сына короля Ирода, и в этом самом городе приняла мученическую смерть во имя Христа святая Бландина – ее «сначала высекли, затем бросили хищникам, поджарили на огне, а останки сложили в корзину и отдали быку». В швейцарском селении, расположенном в верхнем течении той же реки, на которой стоит Вьенн, был казнен еще один христианский мученик той эпохи – римский офицер по имени Маврикий, отказавшийся поклоняться языческим богам. В храме, посвященном этому святому, папа Климент V и открыл первое заседание Собора.
Но даже открытие этого христианского форума вызвало общее разочарование. Дело в том, что папа пригласил на Собор епископов и принцев из всех христианских стран, включая четырех православных патриархов, но из 160 человек на приглашение откликнулось менее половины; остальные под разными предлогами отказались, прислав своих наблюдателей. Да и те епископы, которые все-таки прибыли во Вьенн, сделали это без особой охоты: город был переполнен, приличное жилье найти было непросто, тем более что уже заметно похолодало. Так, епископ Валенсийский жаловался в письме королю Якову II, что «страна эта безмерно холодная».
В первые шесть месяцев Собор не удостоил своим присутствием ни один из европейских монархов – хотя первым из трех обсуждаемых вопросов было освобождение Святой земли, что, казалось бы, не могло их не волновать. Второй вопрос – реформа церковного устройства – тоже являлся актуальным и неоднократно поднимался предшественниками Климента V, однако трудно было ожидать особой активности в борьбе с коррупцией в церкви от римского первосвященника – ведь именно он недавно протащил четырех своих родственников в коллегию кардиналов и не упускал любой возможности поживиться за счет паствы. В высказы- ваниях делегатов Собора преобладал откровенный цинизм. Французский современник описываемых событий Жан Сен-Виктор вспоминает, как «многие шутили, что папа созвал этот Собор просто для того, чтобы вытрясти побольше деньжат».
И третий вопрос в расписании заседаний – обсуждение судьбы ордена Храма. Для Климента V было весьма важно, чтобы Собор поддержал ликвидацию ордена. Поэтому он так усиленно добивался от инквизиторских комиссий в различных странах все новых и новых доказательств, настаивая на применении пыток в тех случаях, когда не удавалось добиться признаний обычным путем. Все это потребовало намного больше времени, чем предполагалось, из-за чего и пришлось задержать открытие церковного Собора на целый год. Когда же все доказательства были собраны и проанализированы самим папой и его советниками, то выяснилось, что они выглядят неубедительно. Фактически только во Франции удалось до amp;иться заслуживающих определенного доверия признаний; а вот доказательства еретических настроений среди тамплиеров, добытые в других местах – особенно в Англии, Арагоне и на Кипре, – не могли стать основой для серьезных обвинений.
Помимо подготовки аннотаций многочисленных отчетов следственных комиссий, папа Климент поручил двум кардиналам – Жаку Дюэзу, своему гасконскому приятелю, и Гильому Ла Мару, епископам Авиньона и Анжера – изложить свое мнение относительно того, как следует поступить с тамплиерами. Оба прелата сочли вину ордена доказанной, а посему он должен быть распущен, и не путем голосования на Соборе, а личным указом папы как главы церкви – данной ему властью. Они также отвергли право ордена защищаться и доводы тех, кто заявлял, что столь благородные христиане «не могут быть извергнуты из тела церкви без предварительного обсуждения и полноправного правосудия». Позиция кардиналов отражала настроения Папской курии и окружения французского короля. Поверенный короля Якова II, присутствовавший на Соборе, писал ему: «Исходя из того, что мы здесь слышали от кардиналов и священников, нельзя обвинить весь орден, поскольку имеются доказательства вины лишь некоторых его членов». Цистерцианский аббат Жак Теринэ сомневался, могут ли люди столь знатного рода и постоянно рисковавшие жизнью для защиты Святой земли быть еретиками. Он также обратил внимание на многочисленные неясности и расхождения в задокументированных показаниях. Английский клирик Вальтер Гисборо писал, что «большинство прелатов было на стороне тамплиеров, за исключением представителей французского духовенства, которые, судя по всему, просто боялись своего короля, затеявшего весь этот скандал».
