Так оно и произошло.
— Телеграмма, — сказала миссис Уэбб Уэстон — и упала в обморок.
Она упала головой на стол, едва не угодив в суповую миску. Поднялась суматоха, и конверт распечатали не сразу. Но когда телеграмму наконец извлекли и вручили Джону Джозефу, тот улыбнулся и прочел: «Опоздал на поезд из-за перевернутой телеги тчк завтра прямиком Саттон тчк не начинайте без меня тчк подпись Джекдо».
— Он опоздал на поезд, — сказал Джон Джозеф вслух. — Он присоединится к нам завтра.
Миссис Уэбб Уэстон слегка застонала и спросила, не открывая глаз:
— Кто умер?
— Джекдо опоздал на поезд, вот и все, мама.
— Его переехало? — спросила несчастная вдова и снова лишилась чувств.
После этого ее пришлось нести домой, и обед прекратился несколько раньше, чем предполагалось.
И случилось так, как уже много раз бывало прежде, хотя никто об этом не догадывался: Джону Джозефу, Горации и Джекдо в одну и ту же ночь приснился сон.
Первым увидел сон Джекдо, улегшийся в постель раньше всех. Вначале ему приснилось, что он проснулся. В серебристом лунном свете, прямо в гостиничном номере, перед ним стояли три колдуна из дома Фитцховардов. Они смотрели на него, не говоря ни слова. Он встал с постели, подошел к ним и низко поклонился. Он заметил, что все они в черном, и у каждого из них на указательном пальце черное траурное кольцо.
Пернел поймала его взгляд и сказала:
— В этой жизни ты нас больше не увидишь, Джекдо. Пришла пора… и ни одному из нас не суждено пережить остальных больше, чем на месяц. Ты, в отличие от многих других, можешь понять, какое это счастье.
Джекдо кивнул, и тогда заговорил его дед:
— Джекдо, скоро начнется твое самое тяжелое испытание. Не утрать веру.
Джекдо спросил:
— Я наконец увижусь с ней?
— Ты найдешь ее и потеряешь все, но в этой потере — твоя победа. Ты понимаешь?
— Да.
— Ты не должен делать ничего такого, что нарушило бы закон судьбы.
— Я понимаю.
— Вот, — сказал дядя Джеймс, — это подарок для тебя. Ты помнишь эту вещь?
Он протянул руку, и кольцо из черного янтаря на его пальце сверкнуло в лунном свете миллионом искр. Придвинувшись ближе, Джекдо увидел, что ни на одном из трех магов нет ни единого цветного пятна — только черные тени и белый свет.
— Что это?
— Смотри. Смотри внимательно.
Бледная рука разжалась, и Джекдо увидел, что на ладони дяди Джеймса лежит маленький зеленый шарик.
— Мой шарик! — воскликнул Джекдо. — Мой милый старый шарик. Однажды он помог мне пройти сквозь время. Где вы его нашли?
— Это не суть важно. Важно то, что ты больше не должен его терять. Он поможет тебе понять даже больше, чем ты понимаешь сейчас.
Чудесная троица начала таять в воздухе.
— Не уходите! Благословите меня сперва!
— Ступай с миром, Джекдо. Расти в мудрости. Это — наше последнее пожелание.
— Да благословит Господь ваши души, — ответил он.
Маги пропали. Остался лишь неуютный гостиничный номер, узкая жесткая кровать — и мерцающий зеленый шарик на ладони.
Когда Джекдо уже был близок к пробуждению, Горация в своем сновидении гуляла по длинному песчаному пляжу. Однажды она уже была здесь во сне, но до сих пор не знала, где находится это место. У нее над головой, чуть правее, стояли дома, расположенные полумесяцем на склоне холма. Среди домов возвышалась часовня с колоннадой, где звонили свадебные колокола.
Рядом с Горацией по пляжу шли два молодых человека, она не видела их лиц, но чувствовала, что держит обоих за руки.
— Мы идем на свадьбу? — спросила она.
— Это могут сделать только двое из нас, — ответил один из ее спутников.
— Кто эти двое? Мне будет позволено узнать?
— Тебе будет позволено узнать это в любом случае, потому что ты невеста.
Она засмеялась, но тут другой спутник сказал:
— Это правда. Ты будешь любима, Горация Уолдгрейв.
И с этими словами мужчина, державший ее за левую руку, бросился бежать к морю. Она могла лишь беспомощно смотреть, как он прыгнул в воду и поплыл куда-то вдаль, скрывшись за горизонтом.
— Он вернется? — спросила она.
Но тут, к ее ужасу, второй спутник тоже отстранился от нее и удалился быстрым шагом. Она осталась одна. Она вспомнила, что в другом сне тоже было так: широкая, полноводная река с быстрым течением — и чувство полного одиночества. Она испытала то же чувство ужаса и отчаяния, прежде чем скользнула в более глубокий и мирный сон.
А Джон Джозеф, заночевавший в замке в комнате сэра Джона Роджерса, в это мгновение застыл от ужаса: ему снилось, что в часовне, бывшей некогда Длинной Галереей, расхаживает шут Жиль. Во сне он слышал, как Жиль постукивает своим посохом и рыдает от бессильной злобы. И когда Джон Джозеф проснулся, он понял, что это не было сном: действительно в часовне кто-то был.
Он резко вскочил с постели, уверенный в том, что это проделки Джея. Но когда он прошел через Большой Зал, то ощутил в позвоночнике странное покалывание. Воздух так и дышал ужасом, и Джон Джозеф понял, что маленькому ребенку ни за что не выдержать такого напряжения.
Несмотря на это, он окликнул мальчика, подходя к Большой Лестнице. Никто не отвечал, в самом сердце замка повисло тягостное, глубокое молчание.
— Джей? — снова позвал он.
И тут рядом с ним миллион тихих голосов и миллион теней слились воедино.
— Жиль, черт тебя побери! — воскликнул Джон Джозеф, охваченный внезапной яростью. — Почему ты плачешь? Ты что, не можешь ничему порадоваться? Я завтра женюсь… уже сегодня. В Саттон снова вернется счастье. Что с тобой происходит?
На стенах бешено заплясали тени, когда хозяин саттонского замка подался вперед в поисках давно погибшего шута Жиля, который служил сэру Ричарду и умер от рака. Потом Джон Джозеф заметил что-то на стене. Он подошел ближе и увидел, что это маленькая, грубо написанная картина. На ней был изображен Иоанн Креститель со спутанными волосами, безумными глазами, наполовину нагой и погруженный до пояса в серо-зеленые воды реки. Рядом с ним стоял Христос, изображенный в нетрадиционной манере: черноволосый, черноглазый юный проповедник.
Но Джона Джозефа поразила вовсе не чересчур реалистичная манера художника. Нет, его внимание приковали к себе два пятна на картине, там, где облупилась краска. Джон Джозеф вспомнил, что произошло двенадцать лет назад. Он сидел в библиотеке замка и услышал голос, заговоривший с ним из темноты: «Ты знаешь легенду о портрете сэра Ричарда Уэстона?». Он ответил, что не знает, и тогда голос сказал: «Он висит в Длинной Галерее. На нем изображен Иоанн, крестящий Христа».
