Страшно взвыла Гильтина, извиваясь на мечах, а Каэтана упала, придавленная неожиданно большой тяжестью тела.
Любое другое существо умерло бы от такой раны, но не мардагайл. Обычные клинки вообще не причинили бы ему никакого вреда, но мечи, Гоффаннона, действительно ранили вампира.
Если бы Каэтане удалось отрубить мардагайлу голову, то смерть все же пришла бы за чудовищем. Но, оглушенная падением, Каэ была лишена этой единственной возможности. А зловонная пасть вампира уже приблизилась к ее шее и когтистые руки рванули воротник на рубахе…
Каэтана отпустила рукояти мечей, понимая, что они сейчас не помогут, поджала ноги, уперлась в старуху ладонями и с силой оттолкнула ее от себя. Вцепившись в плечи Каэ, вампир яростно защищался, разрывая кожу, оставляя глубокие, болезненные раны. Каэ рычала, извиваясь всем телом и чувствуя, что проигрывает и в силе, и в ярости. Даже сейчас, в свой почти смертный миг, она не могла так ненавидеть врага. А Гильтина захлебывалась злобой. Альв бросился на помощь своей госпоже, но был отброшен одним страшным ударом. Его факел выпал из обессилевшей руки и поджег сухую траву. Она вспыхнула и затрещала, огонь потоптался на месте, пожирая сухие веточки и листья, и перекинулся на соседний куст. Потерявший сознание альв лежал в самом центре разгорающегося пожара.
Гильтина, прижав Каэ, уже наклонилась над ее шеей, на которой вздулась и бешено билась бледно‑голубая жилка. Каэтана сквозь стиснутые зубы застонала от напряжения, отдирая от себя мардагайла. Густая пена падала ей на грудь из оскаленного рта, заставляя содрогаться от отвращения. Амулет обжег ее кожу раскаленным угольком и выскочил из‑под ткани в самый отчаянный момент.
Когда зеленый камень попался старухе на глаза, Каэтане показалось, что из него ударил короткий прямой луч зеленого света, резанувший вампира. А может, ей только привиделось это в темноте? Однако Гильтина вдруг отчаянно взвизгнула — и визг этот был совсем не похож на ее прежнее яростное рычание. Это был звук, который может издать смертельно напуганное раненое животное. Скуля и подвывая, старуха рванулась прочь от Каэтаны, но та не отпускала ее, вцепившись одной рукой в спутанные грязные волосы, а другой нашаривая рукоять меча, вдавленную в собственный живот. Наконец ей удалось схватить клинок. Напрягая последние силы, Каэ отшвырнула старуху в сторону и, когда та, истекая кровью, упала на четвереньки, ударила ее сверху. Лезвие обрушилось старухе на шею, и голова ее, крутясь, покатилась в сторону. Обезглавленное тело еще некоторое время скребло когтями землю, извиваясь, но наконец медленно завалилось на бок и замерло. Вампир был мертв.
Каэтана подошла и подняла за волосы отрубленную голову. В глазах мардагайла застыл ужас. Верхняя губа была вздернута, обнажая окровавленные клыки. Каэ вдруг ощутила жгучую боль собственных ран. Сознание возвращалось к ней медленно, и долгое время она не могла понять, почему поляна освещается оранжевым светом. Наконец огненный язык лизнул ей руку.
— Воршуд! Воршуд! — закричала она хриплым сорванным голосов. Но альв не откликался.
Выдернув второй меч из растерзанного тела вампира, Каэ бросилась искать маленького друга. Благо он почти сразу попался ей на глаза.
Воршуд лежал под пылающим кустом, и одежда на нем уже тлела. Каэтана попыталась привести его в чувство, но, оглушенный страшным ударом вампира и полузадохнувшийся, альв оставался без сознания. Каэ приподняла его безвольное тело, чувствуя страшную боль в разорванных мускулах, и попыталась встать с непосильной ношей, но свалилась на землю. Руку обжег огонь. Она заплакала от злости и бессилия, тряся маленькое тело. И наконец, отчаявшись, поволокла альва прочь от пожара. От потери крови в голове ее мутилось, перед глазами плыли разноцветные пятна. Каэтана несколько раз ударилась о стволы деревьев, сильно расцарапав щеку и шею, и чуть не выколола себе глаз, напоровшись на сук. Но она не могла и помыслить о том, чтобы бросить товарища. Последние метры она просто ползла на четвереньках, волоча альва за собой и шепча:
— Я смогу, я сильная, я смогу…
Бордонкай почувствовал внезапный прилив бодрости, словно с него сняли безразличие и усталость. Он обвел пространство вокруг себя прояснившимся взглядом. Стояла глубокая ночь. Луна на небе почти не давала света, затянутая плотными серыми облаками. Костры мерцали последними красноватыми отблесками раскаленных угольков. Стража, которой полагалось бодрствовать, мирно спала, завернувшись в плащи.
Рядом завозился Джангарай. Потянулся, сел. Осмотрелся вокруг.
— А где Каэтана и Воршуд? — спросил он с места в карьер.
Бордонкай ошарашенно повертел головой:
— Спят где‑нибудь…
— А почему их плащи тут? Не могло же… — Ингевон не завершил фразы, но исполин его понял.
— Знаешь, — сказал он дрогнувшим голосом, — ко мне вчера Воршуд приставал насчет вампира, но я его прогнал, и теперь почему‑то жутко сделалось: а вдруг он прав?
— Я тоже его прогнал, — признался Джангарай. — Он с тобой о Гильтине пытался поговорить?..
— О ней. А я его высмеял и обругал последними словами.
— Воршуд мне рассказывал, что оборотень‑мардагайл может влиять на мысли. — Джангарай схватился за лоб. — Где Каэтана?! Каэ!!! — заорал он на весь лагерь уже не таясь.
Вокруг зашевелились полусонные испуганные люди. — Чего кричишь? — спросила Габия, завозившись. — Что случилось?
— Каэтана!.. — едва успел произнести Бордонкай, как Габия уже была на ногах.
— Великие боги, что с ней?
— Ее нигде нет…
Пришедшие в себя солдаты поспешно вооружались. В несколько секунд перед их мысленными взорами отчетливо проявилась картина, которую они упорно не хотели видеть в течение долгих дней. Не было никаких сомнений в том, что Гильтина оказалась вампиром и разорвала на части несколько человек. Теперь, очевидно, пришла очередь альва и госпожи. В ужасе от собственной слепоты, от того, что не уберегли Каэтану, метались по лагерю Ловалонга, Джангарай и Бордонкай. Когда напряжение достигло предела, Габия выросла как из‑под земли прямо перед отшатнувшимся от неожиданности аллоброгом.
— Я нашла след, — едва выговорила запыхавшаяся Габия. — Они с Воршуд ом пошли в сторону леса. Гильтина тоже там.
Побледневшие, испуганные люди бросились в сторону темной полосы деревьев.
— Горит! — закричал Джангарай. — Лес горит! Урахаг длинными прыжками бежал впереди всех, стараясь сквозь все усиливающийся дым учуять альва или Каэ. Солдаты вытянулись цепью и вошли в горящий лес, прочесывая его. Некоторое время люди перекликались, чтобы не потеряться в дыму. Все кашляли, у всех слезились глаза.
— Неужели не уберегли? — шептал Джангарай. Ловалонга метался в самых опасных местах, куда боялись лезть солдаты Зу‑Л‑Карнайна. Он рвался в бушующее пламя и звал Каэ не переставая. Голос его охрип и вовсе не походил на обычный мягкий и ровный, к которому все уже успели привыкнуть. Таким голосом кричал талисенна на поле боя, когда трикстеры рубили в куски его гвардию.
— Каэ! — кричал он. — Я здесь! Отзовись!
— Воршуд! Воршуд! Каэ! — Звонкий голос Габии перекрывал даже рев огня, но ответа не было.
И вдруг из‑под кустов, уже занявшихся пламенем, вспыхнул яркий зеленый свет. Он был настолько силен и необычен, что сразу привлек внимание людей. Они бросились к этому месту, измазанные сажей и пропахшие дымом, задыхаясь и замирая сердцем — успеют ли?..
Волшебное зрелище предстало перед их глазами, когда они достигли кустов. Израненная Каэтана лежала, крепко прижимая к себе тело бесчувственного альва. На залитой кровью шее у нее сиял зеленым пламенем амулет, к которому все уже успели привыкнуть за время странствия. Свет, который распространял вокруг себя прозрачный камень, растекался и заполнял собой пространство вокруг двух маленьких хрупких фигурок, и пожар, бушующий вокруг, не мог пересечь границу зеленого сияния. Словно стена отгораживала Каэ от огня, который не мог причинить ей вреда. Первое мгновение завороженные люди застыли в немом изумлении, но уже через секунду пришли в себя. Первым в круг света шагнул Бордонкай и легко подхватил на руки обоих.
— Нашли! — закричала Габия. — Мы нашли их!
— Они сами нашлись, — негромко сказал Ловалонга.
Бордонкай широкими шагами пересекал участок пожара, а зеленое сияние окутывало и его, не давая дыму и пламени проникнуть сквозь эту защиту.
Через несколько минут все вернулись в лагерь, где испуганно ревели и ржали покинутые животные. Но впервые с момента появления вампира на них никто не злился.
Несколько солдат помчались успокаивать лошадей и верблюдов. Другие, словно очнувшись от сна, встали на стражу, даже не успев смыть с себя сажу и копоть. Кто‑то перевязывал обожженные руки. Многие столпились возле двух тел, беспомощно лежащих на заботливо подстеленных Джангараем плащах.
