— А если соединить наши силы с дружинниками Охотского гарнизона и совместным ударом решить давние счеты с этим изощренным и закоренелым негодяем? — осторожно намекнул Вишневский.
— После столь неудачного боя с красным партизанским отрядом на Аянском тракте Ракитин не скоро решится на смелый шаг.
— Но он же человек военный и не посмеет ослушаться вашего приказа?
— Не посмеет — это верно, но зачем нам такая помощь, когда вверенные генералу Ракитину люди вконец деморализованы?
— Да-а-а… дела наши хуже чем губернаторские, — некстати произнес Вишневский.
— И несмотря ни на что, нам надо найти выход из создавшегося положения.
9
Полковник Шаров безмятежно спал в своей квартире неподалеку от конторы бывшей горной артели, и снился ему свой дом в первопрестольной, у Патриарших прудов, когда прибежал к нему прапорщик из офицерского собрания.
— Штабс-капитан Алферов смертельно ранен, господин полковник, — сбивчиво доложил он.
— Как?! Кто его ранил? — вскочив с кровати, закричал полковник. — Разве красные подошли к Аяну?
— Никаких красных войск вблизи Аяна не обнаружено, брат-полковник, — успокоившись, отвечал прапорщик. — Господа офицеры надумали поиграть в кукушку со скуки, и вот вышло такое…
— Вы что же, ничего другого придумать не могли, как начать игру в кукушку? Мало еще пролили красные офицерской кровушки? Мало! Так сами затеяли кровопускание.
— Сами же штабс-капитан Алферов первый и предложили сыграть в эту игру, — оправдывался перед начальником прапорщик. — Я-то уж никак не думал, что так печально все кончится.
— Идите, прапорщик, — натягивая на ходу меховые унты, отрывисто произнес полковник. — Впрочем, нет, обождите и выслушайте меня до конца. Передайте старшему в собрании офицеру, чтобы взял на себя все хлопоты по похоронам штабс-капитана Алферова, коли случится такое, что он больше не жилец. Обряд похорон надо совершить по христианским обычаям. Пригласите для отпевания соборного протоиерея, и все пусть будет так, будто мы не на краю океана пребываем, а где-то в центре матушки-России.
Шаров не собирался посетить офицерское собрание, где лежал умирающий штабс-капитан Алферов, а докладывать о случившемся начальнику гарнизона в такой неурочный час считал неуместным. Сон у него как рукой сняло, а до наступления утра еще далеко. Остаток ночи полковник Шаров провел в каком-то кошмарном полусне, который время от времени прерывал прогулкой на чистом воздухе.
Лишь только засерел тусклый зимний рассвет, Шаров отправился к генералу Пепеляеву, чтобы доложить о ночном происшествии во вверенном ему батальоне.
— Утро доброе, Анатолий Николаевич! — приветствовал Шаров начальника гарнизона.
— Здравствуйте, Андрей Семенович! — поднялся навстречу раннему визитеру Пепеляев. — Но позвольте, милейший, что вас принесло ко мне в столь ранний час?
— Пренеприятнейшее происшествие стряслось этой ночью в моем батальоне, — ответил полковник. — Перепившиеся в собрании офицеры вздумали поиграть в кукушку. И кончилась эта сумасбродная затея тем, что кто-то выстрелом из револьвера ранил в живот штабс-капитана Алферова, моего полуротного командира.
— И что с ним?
— Теперь уже, наверно, скончался, — красивое розовощекое лицо полковника Шарова покривила страдальческая гримаса. — Фельдшер наш, освидетельствовав раненого офицера, заявил со всей определенностью, что до утра он не дотянет. Я распорядился, чтобы заказали в соборной церкви заупокойную панихиду и похоронили погибшего по стародавнему христианскому обычаю.
— Царство небесное новопреставленному русскому воину! — перекрестился генерал Пепеляев, глядя на икону. — Печально сознавать, Андрей Семенович, но полагаю, что только тоска по утраченной родине и чувство безысходности могли толкнуть офицеров вверенного мне гарнизона на такой поступок. Виновных в смерти штабс-капитана Алферова приказываю арестовать. Нельзя и дальше допускать подобные инциденты, дорогой Андрей Семенович. — Пепеляев несколько смягчился, продолжал говорить тихим голосом: — Судьба ниспослала нам с вами тяжкие испытания. Не в лучшем положении оказались и наши братья-дружинники.
— Я замечал возникавшие порой ссоры между господами офицерами, — продолжал докладывать Шаров. — Были случаи дуэлей в батальоне. К счастью, все они закончились без смертельного исхода. Обычно дуэлянты стреляли в воздух. Но однажды пролилась кровь на поединке. Пострадавший офицер отделался легкой раной, и я решил не принимать строгих мер. И так слишком тягостным стало наше существование в этом захолустном Аяне.
— Я прошу вас, Андрей Семенович, впредь не оставлять без последствий подобные случаи, — посуровел Пепеляев. — Если расслабить пружину, может начаться разлад. Мы, воины России и последние ее защитники, должны быть спаяны в крепкий монолит. К сожалению, во вверенном мне гарнизоне я этого не замечаю. По докладам других начальников и вашему сообщению, Андрей Семенович, у меня сложилось впечатление, что в аянской дружине не все благополучно. Каппелевцы не ладят с дружинниками из уфимского батальона, у твоих воинов какие-то непонятные счеты с уфимцами. Нехорошо все это…
— Меня смущает другое, Анатолий Николаевич, — потупился Шаров. — Ведь нашей дружине до сих пор не удалось добиться решающего успеха. Насколько мне известно, у генерала Ракитина дела обстоят не лучше. Несмотря на неимоверные усилия, мужество и стойкость дружинников, взять Якутск нам не удалось. И даже пришлось оставить освобожденный от большевиков Нелькан.
— К великому нашему неудовольствию, дела наши обстоят именно так, — подтвердил Пепеляев. — Хуже того, я не вижу перспективы на улучшение в ближайшие месяцы… Приток восставших против большевиков таежных жителей прекратился окончательно. Трудно ожидать подкреплений из Владивостока даже с приходом весны, когда Охотское море освободится ото льда. Дитерихсу туговато приходится. Войска красных под командованием Уборевича накатываются, будто огненный вал. Генералам Молчанову и Лоховицкому все труднее отбивать его натиск. Бои уже идут за Спасск, и неизвестно, чем все это кончится. Потому все, что есть у него под руками, Михаил Константинович направляет по железной дороге в осажденный красными Спасск… Гибнут освободители великой России сотнями. Их трупами устлан весь путь от Хабаровска.
— Похоже, сам господь бог нас оставил, — печально промолвил Шаров. — И главное, народ не с нами, а с ними, с большевиками.
— В этом, видать, и кроется корень всех наших неудач, — стукнул кулаком по столу Пепеляев.
