Действительно, если рассказывать о времени правления Николая II и о достижениях России в то время подробно и объективно, то для нынешней корпоративной власти возникнет очень много неудобных вопросов:
• Как могла царская Россия в короткие сроки войти в пятерку самых развитых стран мира — при этом без зависимости от нефтяных ресурсов?
• Почему Николай II считал нужным начать либерализацию страны еще в 1904 году, даже во время войны (Русско-японской)?
• Почему после 1906 года существовала реальная многопартийность, отражающая интересы разных слоев населения?
• Почему Николай не давил свободную печать, и свобода слова (даже во время Первой мировой войны) была гораздо шире, чем в путинской России?
• Почему Николай II назначал людей на главные посты не по принципу личной преданности или корпоративности, а по деловым качествам (например, ни Витте, ни Столыпин не были его «любимчиками» и сами отнюдь не лизали ему сапоги)?
• Почему Дума 1906–1917 гг. была именно местом для самых острых дискуссий (в отличие от нынешней «грызловской» Думы), и почему Николай весьма осторожно пользовался своей властью для изменения избирательных законов и вообще не использовал «административный ресурс», не говоря уже о том, что не было и фальсификаций при подсчете голосов на любых выборах?
• Почему все случаи коррупции остро обсуждались в той же Думе, и царское правительство реагировало на критику прессы и Думы?
• Почему суды в царской России были действительно независимы?
• Почему царская Дума могла поставить вопрос об использовании тайных агентов полиции в политических провокациях — и Столыпин пришел в Думу и отчитывался перед ней по этому вопросу?
• Почему бюрократический аппарат царской России был в сотни раз меньше нынешнего бюрократического путинского монстра — и даже этот сравнительно небольшой аппарат свободно и гласно мог подвергаться острой критике в царской России? Почему «администрация» Николая II также была очень немногочисленна (сравните с нынешней администрацией президента и правительства!) и при этом успешно справлялась с огромной царской Россией — много большей, чем нынешняя Российская Федерация?
• Почему Николай II не считал нужным контролировать учебники по истории России, и университеты в то время имели такую свободу, которую никогда более не имели — ни в СССР, ни сейчас?
• Почему при этом российская наука в 1894–1917 гг. стала самой передовой в мире?
• Почему уровень жизни русских рабочих в 1907–1917 гг. был не хуже европейских? И почему, по свидетельству президента США Тафта, царская Россия имела самое прогрессивное (по тем временам) рабочее законодательство?
Может быть, именно по всему поэтому — благодаря наличию свободы прессы, благодаря реальной многопартийности, благодаря оппозиционной правительству Думе, благодаря действительно сильной социальной политике Николая II — Россия после 1912 года и смогла войти в пятерку самых развитых и благополучных стран мира?
Ну а сейчас мы имеем не ответственное перед Думой правительство, а… «Думу-не-место-для-дискуссий», ответственную перед премьер-министром… Дурной оксюморон какой-то… Морок…
Судьба реформ Столыпина после 1911 года [45]
Как мы отмечали в начале этой главы, реформы Столыпина, вопреки распространенному мнению, начали приносить свои главные плоды как раз после 1911 года — прежде всего благодаря «Закону о землеустройстве» от 29 мая 1911 года, который существенно детализировал положения ранее изданных законов 1906 и 1910 гг. Поэтому и уровень жизни крестьян сильно вырос именно после 1911 года. Далее приведем выдержки из доклада М. А. Давыдова и И. М. Гарсковой (Москва) «Динамика землеустройства в ходе столыпинской аграрной реформы. Статистический анализ» [46].
Аграрная реформа Столыпина остается дискутируемым сюжетом историографии. К сожалению, за последние 12 лет тема не потеряла своей чрезмерной политизированности. Весьма часто она по-прежнему остается только поводом заявить о своих партийных пристрастиях, в том числе об отношении к проблеме частной собственности на землю. Количественно в литературе продолжает доминировать традиционный негативистский подход, который сводится к широко известным тезисам о «провале реформы», о неприятии ее крестьянами, о том, что она была «кабинетной идеей», о ее насильственном характере и т. п.
Для этого подхода характерен, помимо прочего, любопытный способ обращения с источниками, который можно назвать внестатистическим. Большинство работ лишено серьезного статистического основания, и, видимо, именно в этом одна из основных причин того, что масштабные заключения критиков о якобы катастрофическом исходе преобразований как бы повисают в воздухе. А между тем источники по истории столыпинской аграрной реформы вполне добротны и доступны. В настоящем докладе используется официальная статистика землеустройства, издававшаяся ГУЗиЗ (Главным управлением земледелия и землеустройства), которая по странному недоразумению практически не используется традиционной историографией.
Эта статистика недвусмысленно опровергает ряд принципиально важных представлений о столыпинской реформе, которые как бы освящены временем и потому считаются само собой разумеющимися. Прежде всего это касается тезиса о спаде реформы с 1910 года и уж во всяком случае после 1911 года, который фигурирует даже в школьных учебниках. На самом же деле как раз в 1912 г. благодаря законодательным актам 1911 года реформа обретает второе дыхание. Буквально по всем стадиям землеустройства средние показатели 1912–1913 гг. превосходят — и весьма значительно — аналогичные показатели 19071911 гг. Так, в 1907–1911 гг. в среднем ежегодно подавалось 658 тысяч ходатайств об изменении условий землепользования, а в 1912–1913 гг. — 1166 тыс., закончены подготовкой в 1907–1911 гг. дела 328, тыс. домохозяев на площади 3061 млн десятин, в 1912–1913 гг. — 774 тыс. домохозяев на площади 6740 млн десятин, утверждено землеустроительных проектов в 1907–1911 гг. для 214 тыс. домохозяев на площади 1953 млн десятин, в 1912–1913 гг. — 317, тыс. домохозяев на площади 2554 млн десятин.
Это касается как группового, так и индивидуального землеустройства, в том числе и единоличных выделов из общины, о чем особенно беспокоится традиционная историография. Она видит «огромной важности факт» в том, «что, по частным наблюдениям, кривая выделов, ранее поднимавшаяся, с 1910 г. резко пошла вниз». Однако статистика ГУЗиЗ дает совершенно противоположную информацию. За 1907–1911 гг. в среднем за год по России хотели выделиться 76 798 домохозяев в год, а в 1912–1913 — 160 952, т. е. в 2,9 раза больше. Еще выше рост числа окончательно утвержденных и принятых населением землеустроительных проектов единоличных выделов — их число увеличилось с 55 933 до 111 865 соответственно, т. е. в 2,4 раза больше в 1912–13 гг., чем в 1907–1911 гг. При этом, естественно, погубернская картина дает немалый простор для интерпретации. Все основные показатели категорий землеустройства растут во времени и по России в целом, и в подавляющем большинстве губерний.
Изучение статистики землеустройства потребовало применения методов многомерного анализа, позволивших точнее представить, как протекала реформа в пространстве и времени. В реформу были вовлечены губернии, представляющие разные хозяйственно-экономические районы и природно-географические зоны Европейской России, что говорит о том многообразии возможностей для изменения своей жизни, условий хозяйствования, которое давала аграрная реформа Столыпина крестьянам, показывает, что она затронула и заинтересовала крестьянство губерний с различными исторически сложившимися типами землепользования. В то же время эти данные показывают, что реформа отнюдь не везде протекала с одинаковым темпом. Тем не менее она выводила сельское хозяйство страны из стагнации, достаточно быстро меняла российскую деревню, притом качественно в лучшую сторону. Аграрная реформа Столыпина была глобальным преобразованием, которое имело серьезнейшие перспективы в деле радикального изменения жизни страны.
Выводы об эффективности аграрной реформы Столыпина и ее ускорении после 1911 года подтверждают также исследования историков Вронского, Рогалина, Проскурякова, Ковалева. Объем землеустроительных работ по разверстанию земель, количество земли, закрепляемой в собственность крестьян, количество земли, продаваемой крестьянам через Крестьянский банк, объем кредитов крестьянам стабильно росли вплоть до начала Первой мировой войны (и не прекратились даже во время войны).