— Если тебе достанет мужества положить его на слиток, старик.
В трактире повисла мертвенная тишина. Все наблюдали за происходящим за столом. Трактирщик положил слиток на изборожденную трещинами столешницу и одарил Усию улыбкой, обнажившей острые резцы. Однако кладовщик совершенно спокойно поднял изувеченную руку и положил грифель, вставленный в кожаный манжет, на внешний край серебряного слитка.
— Это не палец, — прорычал Рабал.
— Я всегда называю его пальцем для письма. Мы ведь не договаривались, какой палец я положу. А если не веришь мне, спроси кого хочешь у меня на якорной башне. Это знают все!
Топор обрушился на слиток на волосок от грифеля.
— Как был пиратом, так им и останешься, — проворчал повар, разглядывая глубокую зарубку, оставленную на слитке топором.
— Это хорошее серебро из дальнего леса, — заявил Усия. — Так что не возмущайся.
Улыбка на лице повара замерла. Топор снова ухнул вниз.
Нодон отметил, что Рабал попал точно в то же место, что и в первый раз. Он мастерски обращался с топором и был на удивление проворен для человека с телосложением тюленя. Повар взял отрубленный кусок себе и, не тратя больше слов, вернулся к очагу.
— Милый парень, — заметил Нодон.
— Мы ходили несколько лет на одном корабле. «Любите лунный свет в зимнем лесу» в основном ходил по маршруту юг-север. Мы часто бывали в дальнем лесу. Он неплохой парень. Но тоскует по родине и бабам, как и все мы в Нангоге. Вот только когда Рабал пьет, от него лучше держаться подальше. Большинство мужчин с Плавучих островов не умеют пить ни вино, ни пиво. Не говоря уже о самогоне!
— Этот слиток не из дальнего леса, — произнес Нодон.
Усия взял серебро здоровой рукой и спрятал его в кошель.
— Да какая разница? Серебро хорошее. По цвету видно, да и на вкус тоже понятно. И, раз уж мы заговорили о том, кто откуда… Откуда ты, а, рыжий? Таких, как ты, я никогда еще не видел, — Усия кивнул в сторону трактирщика. — А ты ведь видишь, я знаю кучу странных типов.
— Я из Друсны.
Кладовщик покачал головой.
— Друсна? Не похож ты на друснийца. Там мужики как медведи. У них кудлатые бороды из золота и огня. А у тебя щеки чистые, как детская попка. Друснийцы срыгивают, пердят и пьют, как настоящие варвары. Не такие, как Рабал, который любит помахать топором, но на самом деле душа у него очень чувствительная. Когда надвигается ночь и в трактире остается совсем мало людей, он читает стихи собственного сочинения. Так что давай еще раз. Откуда ты, рыжий?
— Друсна, — не отступал Нодон.
Усия раздраженно засопел.
— Если хочешь, чтобы я рассказал тебе историю, то сначала я хочу послушать твою. Причем настоящую историю! Если не хочешь придерживаться такого уговора, то пей свое вино, которое я тебе обещал, и уходи. А теперь сними свой чертов капюшон. Здесь, под крышей, нет дождя, а я люблю смотреть в глаза людям, с которыми беседую.
— Ты не захочешь смотреть мне в глаза.
— Думаю, я не захочу даже вино с тобой пить. Ты что, считаешь меня слабоумным стариком, потому что у меня в бороде появилась парочка седых волосков? Думаешь, я не понимаю, что ты хочешь расспросить меня? Я парень добродушный. Люблю порассказать историю-другую. Но я хочу знать, кому. А плата за истории — это собственные истории, рыжий. Либо ты придерживаешься уговора, либо лучше убирайся.
— Ты когда-нибудь слышал о рощах духов в Друсне, Усия?
Кладовщик покачал головой. Он изо всех сил пытался казаться мрачным, но Нодон видел, что вызвал интерес Усии. Дети человеческие странные. Несмотря на то что здесь, в Нангоге, они каждый день живут с конкретной угрозой в виде Зеленых духов, им нравятся истории о подобных созданиях.
— Тогда слушай… Рощи духов — это такие места, где растут странные деревья. Мы вешаем на ветки музыку ветров, оружие и шлемы наших погибших героев. Если меч ударяется о старый бронзовый шлем, раздается низкий протяжный звук. А когда ветер гуляет в ветвях, шумит листва, а шлемы звенят, словно погребальные колокола, значит, наши умершие предки совсем рядом. Некоторые из них не уходят в место, предназначенное для умерших. Они остаются в лесах и наблюдают за нами. В рощах духов ветер, листья и колокола доносят до нас их голоса.
— А куда уходят мертвые, если находят верный путь?
Вопрос застал Нодона врасплох, к нему он не был готов.
— Золотые чертоги, — поспешно произнес он, надеясь, что Усия не слышал других историй о Друсне. — В моей провинции, на самом севере, мы верим, что умершие воины собираются в Золотых чертогах, где пируют вместе, едят и до скончания времен хвастают своими подвигами.
Суровые черты лица кладовщика стали мягче.
— Лучше быть друснийцем, чем лувийцем. Они верят, что души мертвых уходят в мрачную дыру глубоко под землей, — Усия ткнул пальцем в закопченный потолок. — Там вот так темно. И не сбежать до скончания времен. А как тебя зовут-то?
— Остановимся на Рыжем. У меня на родине мое имя проклято. Так что лучше тебе его не знать.
Рабал подошел к их столу и поставил перед кладовщиком миску с вареным рисом и крупными красными бобами, плававшими в густом соусе.
— Вино сейчас будет. Пока не было времени спуститься в подвал и сломать печать на амфоре с моим лучшим вином.
Нодон озадаченно поглядел вслед трактирщику.
— Он шутит. Конечно, у него нет погреба, — пояснил Усия, закидывая рис в рот деревянной ложкой. — А теперь расскажи мне, почему ты проклят. Поподробнее. Ничто так не подстегивает пищеварение, как хорошая история, — он усмехнулся, а соус потек по его бороде. — По крайней мере, если ты уже достиг моего возраста. Убери же капюшон. Хочу наконец увидеть твои глаза. Глядя человеку в глаза, я вижу, лжет ли он.
— И ты будешь при этом есть?
— Давай уже!
Нодон огляделся по сторонам. Остальные посетители все еще наблюдали за ними — более или менее осторожно. Он повернул голову так, чтобы его мог видеть только Усия. А потом показал лицо.
Кладовщик уставился на него, открыв рот, стали видны наполовину пережеванные бобы.
— Это… — Он поперхнулся, закашлялся, через стол полетели бобы. — Ты что такое? Спрячь немедленно! Не хочу больше видеть твои глаза!
Нодон натянул капюшон, снова пряча лицо. Даже хорошо знавших его детей альвов пугал вид его глаз, состоявших, казалось, только из черных зрачков. Не было белков, не было красивой радужки. Только чернота.
— Я тебя предупреждал, Усия.
Кладовщик проворчал что-то и уставился на него.
— Что ты такое? — В его голосе звучала угроза.
На Нодона он особого впечатления не произвел. Даже если все эти грустные типы, включая хозяина, обрушатся на него, он вряд ли окажется в опасности. Но внимания к себе привлекать не хотелось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
