— Вижу, узнал меня, — прошелестело чудовище. — Говорил мне царь речной, что ты у меня на пути встретишься. Захотелось самому на тебя взглянуть, — как живешь, кого любишь, о ком заботишься. У кого я сейчас отниму тебя навеки.
Сделал шаг назад Петр, нож поднял — но сам увидел, насколько жалко оружие его против гигантской твари.
— Зачем вы сопротивляетесь, люди? — спросил нетопырь. — Каждый день гибнут из вас тысячи, — кто в войнах, кто от труда непосильного, кто от голода. Не знаете вы ни счастья, ни свободы, ни уважения к себе, — да, впрочем, его и не заслуживаете. Так чем же худо в рабстве у нас оказаться? Будет помирать вас не боле, чем сейчас, а может, и меньше. Сможете сами выбирать, кому из вас пора с жизнью распроститься, а кто поживет еще. Будете знать день, что станет для вас последним — сможете с духом собраться, дела свои привести в порядок. Чем худо? Ни войн не будет под моим началом, ни голода, ни болезней. Стану заботиться о вас, как отец родной. А что до смерти вашей, так все равно помирать придется, и многим из вас вовсе не в постели своей, не от старости. День настанет, и люди поймут, что принес я им избавление. Станут благодарить меня, поклоняться, как сейчас молитесь вы Господу своему. Да и что сделал он для вас, этот Бог? Он создал мор, страдания, смерть, все это наслал на вас, а вы и рады, только получите по носу пять раз вместо шести, — вот уже и удача, поклоны земные бьете, лоб разбивая в кровь. Я же обмана не иму, все честь по чести рассказываю. И коли рассудишь здраво, то поймешь, что прав я.
Речь эта пронеслась в голове Петра единым мгновением. Он не понимал речи старца, да и не смог бы услышать ее, в шуме битвы, — но слова, полные ненависти, рождались в мозгу его, чтобы навсегда запечатлеться в памяти. «Откуда же такая злоба к людям? — подумалось воину. — Родился нетопырь с ней, или пришла уже потом?»
Не верилось, что существо, одаренное разумом, способно так рассуждать о рабстве и смерти. И в то же время, как и накануне с Ипатовым, понимал Петр, — есть и своя правда в словах чудовища. Не нужна людям нечисть, — сами друг друга убивают, свободы и чести лишают. И хочется все зло, что вокруг творится, на монстров списать диавольских, да не выходит, сами мы в бедах своих виноваты.
Острые когти выпустил нетопырь, к горлу Петра тянется. Прочие твари отступили, чтобы хозяину не мешать. Бросил кожевник последний взгляд вокруг — нет, не найти рядом ничего, что для защиты бы сгодилось. Далеко товарищи его, на помощь прийти некому. Попрощался мысленно с Аграфеной, сердце упало при мысли о подарках, которые передаст ей не он, а кто-то другой, и вместо радости, смеха принесут они горе и боль.
Только Рашид бился достаточно близко от Петра. Но его отдаляла от кожевника высокая стена, и всю облепили злобно шипящие нетопыри. Не мог стражник султанский пробиться к своему союзнику. Потому перехватил правой рукой алебарду заговоренную, и швырнул со всей силы. В панике разлетелись нетопыри прочь, обернулся старец, гнилые зубы ощерив.
Хоть и тяжело было оружие, все же смог Рашид перебросить его через полуразрушенную стену. Глухо звякнула сталь, ударившись о камни под ногами Петра. Первым его побуждением было нагнуться, схватить клинок, пока не опомнился великий нетопырь. Но словно тиски сжали руку — вспомнил он слова, что сталь благословлена была шейхом Ферхадом, человеком другой веры.
Замер кожевник. Злобно захохотал нетопырь, увидев его колебания и поняв их причину. Камнем понесся вниз, к кожевнику, вытягивая длинные когти. «Так неужто прав бес, — спросил себя Петр. — Неужели и правда мы, люди, по глупости своей губить себя позволяем?» Поднял он алебарду, пальцы сжались на древке удобном, словно для него созданном.
Выпрямился кожевник, воздев оружие — и на лету пропороло оно брюхо гигантской твари. Забил нетопырь крылами кожаными, в последний момент пытаясь остановиться, снова взлететь. Но замедлить падения своего уже не мог, напоролся на сталь заговоренную. Пробил его клинок насквозь, выйдя из спины.
Черная жидкость полилась из глаз старца, а тут же и сами глаза выпали. За ними потекло что-то вязкое, кровавыми комками усеянное. Были то мозги твари. На какой-то миг ощутил Петр всем телом вес умирающего чудовища. Потом разжал руки, и алебарда упала, увлекая за собой нетопыря. Судорожно сжимались и разжимались когти, кишки намотались на полукруглое лезвие.
Потом затих монстр. Дернулось его тело в последний раз, вытянулось, — и обратилось в ничто. Только темный череп лежал на каменистой земле. Оглушительный грохот раздался — то рушилось гнездо диавольское. В ужасе закричали нетопыри, взвились вверх, пытаясь спастись, — но подхватило их ветром, и понесло, засасывая в огромную воронку, центр которой находился на месте рушащегося логова.
Прикрыл Петр лицо рукой, чтобы защитить глаза, а когда отнял — ни одной гадины не осталось в развалинах древнего города, ни живой, ни мертвой.
После битвы вернулись в новый дом, предоставленный султаном после страшных событий, происшедших в старой резиденции. Возбуждение и радость от победы над нечистью постепенно оставили воинов. Череда событий, большинство которых были печальны, оставила тяжкий груз на сердце. Всех охватило единое желание — домой, скорее домой.
Умывшись, надев чистую одежду, не запятнанную кровью да следами боя с нетопырями, они собрались в огромной общей зале, пол которой выложен цветными плитами, ровными и блестящими, отражается в нем свет солнца, что заглядывает в приотворенные окна. Они сидят на мягких турецких диванах, на плечах поверх собственной одежды наброшены халаты, подаренные визирем.
Разговор течет неторопливо, вспоминают погибших товарищей, свои дома, семьи, близких людей. Служитель, прибывший из дворца, сообщил, что Сулейману стало лучше, почти здоров, и приглашает Адашева на последнюю встречу. Тот ушел радостный, все оживились, ибо цель посольства была достигнута.
Петр вышел в сад, чтобы в последний раз взглянуть на город, его плоские крыши, могучие старые башни, которые возводил еще великий город Царьград. Он с восхищением смотрел на гордо высящийся Софийский собор, белые мечети, минареты, с которых объявляется время молитвы.
«Чужое все, — думает Петр. — Однако ж люди, как и у нас, разные живут, плохие и хорошие, только обычаями да верой другие, а есть у них и честь, и любовь, и преданность, — то же, что и сами ценим. Да вот они, хорошие, и идут», — усмехнулся своим мыслям, завидев входящих Саида с Заремой, за ними — Рашида.
— Вот и пришло время прощаться, — сказал Петр. — Скоро домой, но оставляю здесь вас, друзей моих, о которых всегда помнить буду, хотя вряд ли уже свидеться придется.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
