— В Халифате до шестнадцати лет доживают только шесть детей из десяти. Так что мы пока что идем в рамках статистики. Что же до Хакима, то такие пороки сердца мы пока еще не научились вовремя выявлять. Алхимики говорят, что он в любом случае не дожил бы до двадцати. Это жизнь, и готовым ко всему быть нельзя.
Уроки в классе почти сошли на нет; теперь основное внимание уделялось тренировкам с Рахимом, так что времени “заниматься колдовством” у Асада с приятелями почти не было. Он так и не стал называть Абида и Сиражда “друзьями” даже мысленно. Мальчик слишком боялся, что когда-нибудь он выйдет во двор, а кого-нибудь из тех, с кем он успел крепко сойтись, там уже не будет. Другое дело — книги. Они не уйдут, не умрут и не станут со временем другими. В книгах жила законсервированная реальность; они сами были тем колдовством, к которому так отчаянно рвалась душа.
И еще: он таки научился чувствовать эфир.
Более того: теперь он мог в любой момент призвать свет. Маленький шарик теплого беззвучного огня, который поднимался над его головой и светил, по-настоящему светил. Заклятье было не ярче свечи, но это было колдовство, и колдовал он, Асад.
Правда, у него не получалось сделать заклятье ярче, как бы он ни старался. Он понимал, что именно надо сделать, но все попытки влить в световой шар больше эфира заканчивались головной болью и легкой тошнотой. Впрочем, Асад расстраивался не сильно: у Абида с Сираджем не получалось пока и этого.
И он не рассказал им ничего про свой новый навык. Более того: даже мысль поделиться своей радостью не пришла ему в голову. Возможно, так действовала сама атмосфера Гнезда Сойки, но, скорее всего, просто проявила себя природная скрытность самого мальчика. Наджиб тоже это заметил, и, хихикая, говорил:
— Ты не из болтливых, Асад. И вот что я тебе скажу: эта черта характера увеличивает твои шансы дожить до старости раз, эдак, в пятьсот. А еще — никому не верь. Выбирающие одиночество тоже могут быть счастливыми.
Как и все одиночки, Асад, в конце концов, нашел свой уединенный угол, где он мог побыть один без боязни, что к нему вломятся те, кого он не хотел бы видеть (в сторону этой категории медленно, но верно мигрировал весь мир, но мальчик пока что не осознавал этого). Он часто бродил между пыльными стеллажами Старой библиотеки, и иногда у него возникала необходимость забраться на верхние полки. Тут, правда, были лестницы, но они не вызывали доверия даже на первый взгляд: покосившиеся, пыльные, источенные жучком — между ними даже пауки избегали плести свою паутину, очевидно тоже сомневаясь в надежности конструкции. Асад предпочитал действовать иначе: он просто вскарабкивался на стеллажи и книжные шкафы. Те недовольно скрипели, но не разваливались на части.
Книги стояли на полках безо всякой системы; ими, похоже, просто набивали это место, не заботясь ни о сохранности, ни, тем более, о какой-то каталогизации. Книги валялись на полу, ими подпирали столы, стоили из них башни, затыкали дыры в стенах, они разбухали от влаги, покрывались плесенью, некоторые из них буквально разваливались в руках. Асад шипел от возмущения при виде подобного обращения с таким сокровищем, каким стала для него книга, и однажды высказал Наджибу все, что думал по этому поводу.
Наставник ухмыльнулся и пожал плечами.
— Варварство, верно. Но, фактически, эти книги и были спасены от варваров. Халифат, как ты знаешь, уже несколько лет раздирает на части война с Воинами Аллаха. Проклятые фанатики сожгли столько библиотек, что… В общем, ты все равно не поверишь. Книги в старой библиотеке лежат там сравнительно недавно, они просто многое пережили. А сама библиотека — да, она давно нуждается в ремонте. Вот только руки ни у кого до этого не доходят. Эти книги никем не охраняются — бери любые. Я знаю, что уж книгу-то ты никогда не испортишь.
Шкафы со стеллажами стояли так плотно, что между ними иногда было невозможно протиснуться. Зато забравшись на них можно было без труда пройти из одного конца библиотечного зала в другой без опаски свалиться вниз (“вниз” было просто некуда).
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Там, наверху, на старых, скрипучих шкафах, Асад коротал вечера с книгами, а иногда просто сидел, глядя сквозь высокие окна на скалы и долины внизу. Когда снеговым тучам случалось добраться до “Гнезда”, взору мальчика открывалась удивительная картина: океан снега, метель без конца и края, странная муть, в которой иногда мелькали быстрые тени.
“Что это?” — как-то спросил он Наджиба. “Птицы? Но какие птицы в такой мороз и снег?”
Наставник расхохотался и сказал: “Ну что ты, какие, к дьяволу, птицы. Это горные духи. Среди них есть и опасные, но не бойся — к замку они не приблизятся, тут уйма защитных амулетов, да и стены эти строили не только из камня”
Асад и не боялся, но такое близкое присутствие Других бередило душу. К тому времени он уже знал, что с Другими, в частности, с демонами, можно заключить договор, и эта мысль не давала ему покоя. Другие могли все. Может, они могли сделать его колдуном? В сказках договоры с демонами не заканчивались ничем хорошим, специальная литература также предостерегала от подобных опытов, но соблазн был велик, слишком велик…
Вот только здесь возникал очень горький замкнутый круг: для того чтобы призвать демона нужна была колдовская сила.
Хотя, конечно, можно было попросить кого-нибудь призвать Другого для него, Асада… Да нет, что за бред. Никто и никогда не станет заниматься ничем подобным — какая выгода? Мальчик вздыхал, сжимал кулаки, но мысль, проклятая мысль ввинчивалась в его мозг все глубже, глубже, и уже было понятно, что просто так она оттуда никуда не денется.
А еще Асад нашел тайный ход.
Это, конечно, был не настоящий тайный ход; просто часть деревянного потолка библиотеки провалилась, рухнув прямо на шкафы с книгами, и теперь по доскам можно было забраться на стропила, а по ним, в свою очередь, пролезть в любое место на этаже башни. Толку, правда, с этого было ноль, разве что подсмотреть в щелку, но Асад не горевал. Он открыл для себя еще одно наслаждение — наслаждение соглядатайства.
Он змеей пролезал между старых могучих бревен, стараясь не скрипеть досками пола, который для всех под ним был потолком и заглядывал в щели. Иногда он видел людей, а они его — нет, и в этом было нечто потрясающее. Асад казался себе Другим — духом замка, который, тихонько посмеиваясь, подглядывал за всеми из-за Великой Завесы, причащаясь чужих тайн.
С тайнами, однако, тоже была напряженка: со стропил было видно часть лестницы и большой пыльный зал. В зале не было ничего, кроме длинного стола, нескольких кресел и камина; к тому же зал всегда пустовал. Зато на лестнице иногда останавливались покурить стражники в черном (тогда до мальчика долетал сладкий запах гашиша и обрывки разговоров).
Черные стражники, как оказалось, вовсе не были немыми, просто у них была четкая инструкция — не общаться с воспитанниками ни на какую тему вообще. Большая часть их них, как понял Асад из их разговоров, были либо наемниками, либо бывшими офицерами личной гвардии падишаха. Стражники громко жаловались на быт (в их казармах топили ничуть не лучше, чем в комнатах мальчиков), ругали некое “начальство”, какую-то “подписку” и все как один ждали, когда же, наконец, подойдет к концу годовой контракт. Правда, сплевывая, признавали, что, скорее всего, пойдут еще на один год — уж слишком хорошо в “Гнезде” платили.
Все это было забавно, любопытно, но, в целом, не особо интересно. Но однажды…
Однажды февральской ночью ударил такой мороз, что Асад, устав кутаться в тонкое одеяло и стучать зубами, разбудил Наджиба, испросил у того чашку крепкого горячего кофе и отправился в библиотеку — читать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В библиотеке было холодно и темно. Асад не рисковал зажигать здесь свечи — уж слишком много бумаги и рассохшегося дерева было вокруг — но у него был личный свет. Колдовской огонек светил достаточно ярко для того, чтобы при его свете можно было читать, а большего Асаду было и не нужно.
