долетел до ее ушей, и она обернулась. Амина. Та открыто улыбалась ей. Маленькая солнечная девушка.
– Амина, почему ты здесь? Ведь у вас праздник.
– У кого праздник, а у кого горе. – Она жестикулировала руками быстро, не раздражающе, мило и смешно. – Праздник у моего отца. До помолвки еще три часа, я хочу купить кое-что из одежды. На «великом празднике», – она оскалилась, – будет присутствовать человек, который сватан мне в мужья. – Затем она снова улыбнулась, закрыла глаза и рукой взмахнула в воздухе: – Хочу предстать перед ним во всей красе. Я пришла выбрать самую ужасную абайю года.
Вирджиния засмеялась, и сложно было этого не сделать: перед ней стояла девушка, которая хочет бросить вызов своему отцу и будущему мужу.
– Пойдем со мной! – Амина схватила Джини за руку и потянула на последний этаж. Тот самый, который был миром местных арабов. Тут же запахи Востока ударили в нос. – Надеюсь, что ты идешь на праздник, посвященный слиянию авиакомпаний?
– Нет, – отрицательно мотнула головой Вирджиния. Она обещала Саиду. Но даже если ослушаться его, то там Мухаммед. Он придет в ярость. Там будет папа… В гневе Мухаммед мог высказать что-то и ему тоже. Она не должна давать повод для скандала.
Амина наблюдала за ней, слегка прищурив глаза, и этим напомнила Саида.
– Он запретил тебе?
– Кто?
– Мой братец. В последнее время он делает много странных вещей. Не бери в голову, запреты сладки, просто надо умело ко всему подойти. – Амина подняла указательный палец вверх. – Я проведу тебя на праздник, Саид даже не узнает.
Сердце Вирджинии застучало сильнее. А хотела ли она на тот праздник? Хотела ли она видеть невесту?
– Дамира там тоже будет?
– Да, – наигранно вздохнула Амина, – она еще та штучка, Саид намучается с ней. Вчера она с семьей приехала в Дубай, я познакомилась с ней. Милая только внешне, но на деле… Очень избалованна и капризна. Любит отдавать приказы. Даже не представляю союз моего брата и этой девицы. Он ее убьет. – Эти слова она прошептала и подмигнула Джини. – Он любит покорность. И ни один мужчина не любит, когда им командуют. Некоторые глупые женщины не подозревают, что мужчину можно приручить только лаской и добрым словом. А когда они расплывутся от нежности, тут уже можно вертеть ими как хочешь.
Хотя картинка нарисовалась не самая приятная, Вирджиния засмеялась. Откуда? Откуда Амине знать, как вести себя с мужчинами?
– Тебя мать этому научила?
– Нет, моя мать слово боится сказать наперекор отцу. Единственное, что она делает верно, так это холит его и лелеет. А взамен ничего не берет. А надо бы. Просто я много читаю и очень наблюдательна, отсюда и такие выводы.
– Возможно, Дамира будет покорной и будет вертеть Саидом как хочет. Без скандалов. – Эти слова вызывали тошноту.
– Она не из таких, воспитана избалованной. Я увидела это сразу, когда она при мне закатила скандал и кинула расческой в горничную только потому, что та принесла ей горячий чай вместо холодного. Маленькая нервная нахалка.
– Не ты ли сейчас идешь наперекор отцу и из вредности хочешь купить себе самую ужасную абайю?
Амина пожала плечами. Да, она тоже вредничает, но делает это молча.
– Так я демонстрирую свой протест. Да, я непокорная тоже. Но как только выйду замуж, сделаю так, чтобы мой муж разрешил мне получить образование. Хитростью. Кстати! – Амина снова схватила Вирджинию за руку и завела в соседний магазин.
Джини обвела взглядом висящие на вешалках черные абайи, разноцветные ткани, сложенные друг на друга толстыми полотнами. Повсюду запах бахура вперемежку с восточными нотками духов.
Амина кивнула продавщице, мусульманской девушке, тело которой было скрытой под черной тканью:
– Нам надо одну самую страшную абайю, вторую – самую красивую.
Вирджиния удивленно на нее посмотрела, но Амина улыбнулась и пожала плечами:
– А как ты хотела попасть на праздник? В таком виде тебя точно никто не узнает.
Глава 24
Вирджиния смотрела на свое отражение в зеркале и не могла поверить глазам: это она? Черная ткань длинной абайи полностью скрыла ее тело, кроме кистей рук, а никаб прятал лицо, оставив открытыми только глаза. Ее глаза… Яркий восточный макияж, на который Амина отвела ее, превратил Вирджинию в совсем другую девушку. Выдавал лишь цвет глаз, но вряд ли кто-то еще узнает ее. Глядеть в лицо арабской женщине – это харам. Рассматривая себя, Вирджиния выдохнула и закрыла глаза, касаясь рукой зеркала. Она не видела перед собой Вирджинию Фернандес, но она точно видела хайяти. Это имя подходило ей сейчас больше всего.
Они расстались с Аминой в торговом центре, пока Джини делали макияж. Та, удовлетворенная покупками и планами, поспешила домой. На помолвку брата.
Вирджиния снова выдохнула и посмотрела на себя в зеркало: густые ресницы, на которые не раз была нанесена тушь, черные стрелки, умело выведенные сурьмой, – все это в совокупности делало ее глаза очень выразительными. Живя в Дубае всю жизнь, ей даже в голову не приходило одеться так. Странное, противоречивое чувство охватило ее: ей нравилось и не нравилось одновременно. Она как будто скрылась от всех за ширмой. Там же скрыты и ее чувства. Это ее маленький мир. И в нем она чувствовала себя уверенной.
Вирджиния посмотрела на часы, и сердце ее забилось быстрее. Вот он – тот момент, когда Саид надевает на палец Дамиры кольцо. Больно думать об этом, но не думать не получалось. Скоро она потеряет его. Постепенно, шаг за шагом, он отдалится. И «их» больше никогда не будет. Не будет ласкового «хайяти», нежных прикосновений, поцелуев и объятий. Останутся лишь воспоминания, боль и тоска. И слезы. Которые уже катились по щекам. Но плакать нельзя – на ней тонны макияжа, поэтому Вирджиния гордо встала перед зеркалом, посмотрела себе же в глаза и вытерла предательские слезы.
Еще час тому назад она спрашивала себя: зачем она туда идет? Чтобы увидеть Дамиру и получить еще одну порцию боли? Зачем терзать себя, видя Саида? Зачем? Ведь будет лежать потом без сна и думать, изводя себя грустными мыслями… Но сейчас, хорошо все
