Наконец дядя Сандро оторвался от двери и подошел ко мне.
– Про тебя говорил, – кивнул он в сторону кабинета.
– Про меня? – переспросил я, почему-то уверенный, что это не сулит мне ничего хорошего.
– Спрашивал у кого-то по телефону, – объяснил дядя Сандро, – тот ему сказал, что ты некрепко сидишь на месте.
– Почему? – спросил я, хотя и сам знал почему.
– Они подозревают, что ты донес Москве про козлотура, – сказал дядя Сандро и с любопытством заглянул мне в глаза. – Они говорят, что редактор только и думает, как от тебя избавиться.
Настроение у меня испортилось. Этот подлый слух начал мне надоедать. Главное, почему надо было доносить, когда материалы о козлотуре печатались в местной прессе, и даже один из них был перепечатан в Москве?
Дверь директорского кабинета открылась, и оттуда вышел человек, который сидел спиной к нам. Он тоже держал в руке толстый журнал. Проходя мимо, он мельком как-то нехорошо взглянул на меня, словно знал обо мне какую-то неприятную тайну.
– Пригрози фельетоном, – шепнул дядя Сандро, когда мы входили в кабинет.
– Пожалуйста, присядьте, – сказал директор, кивнув на стулья. В тоне его была доброжелательность человека, который уверен в своих картах.
Мы продолжали стоять.
– Я уже говорил товарищу Сандро, – продолжал он, – мы не виноваты, что так получилось. В этом квартале нам отказали в материале…
Он развел руками в том смысле, что обстоятельства сильнее наших добрых намерений.
– Но в какое положение вы поставили женщину, – сказал я, – вы ей сточили зубы, она не может ни есть, ни говорить…
– Я же говорил товарищу Сандро, – сказал он, энергично взмахнув рукой в сторону дяди Сандро, – мы ей можем вставить металлические коронки, кстати, это и прочней и гигиеничней…
Я повернулся к дяде Сандро.
– Что ж, моя жена, – сказал он, – как ведьма, будет ходить с железной челюстью?
– Это предрассудок, товарищ Сандро, – бодро склонился директор в сторону дяди Сандро, – металлические коронки старой женщине больше к лицу.
– Вот и вставь своей, – сказал дядя Сандро.
– Товарищ Сандро, прошу не грубить, – он выставил ладони, словно щитки, на которых написан размер наказания за грубость.
– Как моей – так можно, а как твоей – так грубить!
– Ваша жена – наш пациент. А моя жена тут ни при чем, – он опустил щитки ладоней на стол, но зато в голосе его появился металл. Может быть, тот прочный, гигиенический, из которого делают коронки.
– Ты же мне сам говорил, что вместо четырех надо шесть, а теперь ни одного?
– Я же вам говорил, – снова начал он, – нам недодают золото, потому что в стране валюты не хватает…
Он выпучил глаза и замер, как бы удивляясь, что вместо того, чтобы поскорбеть вместе с ним по поводу нехватки валюты, дядя Сандро еще требует у него золото.
Мы вышли.
– Надо было пригрозить фельетоном, – сказал дядя Сандро, когда мы проходили по коридору, – да, видно, от тебя толку никогда не будет. Придется опять моего Тенго просить…
Мы вышли из поликлиники и подошли к тете Кате, которая так и стояла в тени платана, прикрыв рот концом черного платка.
– Ну и что сказал? – спросила она сквозь платок голосом человека и не ожидающего ничего хорошего.
– То же, что и говорил, – ответил дядя Сандро, – этот бедолага не то чтобы нам помочь, сам, оказывается, еле держится… Сейчас съезжу к Тензигу – он им покажет… А ты никуда не уходи. Вон там сядь на скамейку и жди, – он кивнул на сквер через улицу, – если кто будет заговаривать, не отвечай, притворись немой.
Дядя Сандро повернулся и, не прощаясь со мной, решительно отправился в сторону автобусной остановки. Мне было неприятно за свое бездарное участие в этом деле и жалко тетю Катю, так и оставшуюся стоять со ртом, прикрытым концом черного платка.
– Иди, сынок, – проговорила она сквозь платок, – что ж делать… И тебя потревожили…
Понурившись, я пошел к себе в редакцию. Перед самым концом рабочего дня ко мне вошел дядя Сандро.
– Выйдем, – сказал он властным тоном человека, который одаривает вас жизненным уроком. Я поплелся за ним.
Мы спустились вниз. Тетя Катя стояла возле редакции. Она все еще прикрывала рот концом платка, но теперь она это делала совсем по-другому. Так девушка, впервые накрасившая губы, прикрывает их от знакомых.
– А ну, улыбнись! – сказал дядя Сандро, подходя к ней.
– Отстань! – сказала тетя Катя, стараясь скрыть смущение и не решаясь отодвинуть от губ конец платка.
– Совсем поглупела? – строго сказал сверху дядя Сандро.
– Ну, что тебе? – сказала тетя Катя и, отодвинув платок, смущенно улыбнулась золотом зубов, – кажется, вроде все смотрят мне в рот.
– Ну, что? – обернулся ко мне дядя Сандро. – Хорошо подковали мою старушку?
– Замечательно, – сказал я, глядя, как тетя Катя, снова приподняв платок, осторожно спрятала в него свое золото.
– Теперь понимаешь, что за человек мой Тенго?
– Но где он взял золото? – спросил я.
– Ха! – воскликнул презрительно дядя Сандро. – Где он взял? Да ты спроси, как было!
– Как было? – спросил я, и он мне рассказал, как было.
– Когда мы на мотоцикле с грохотом подкатили к этой поликлинике, все окна распахнулись, и они поняли – дело плохо. Тенгиз не выключил свою машину, и мы прошли внутрь. Пока шли по коридору, двери приоткрывались и оттуда тоже высовывались эти жулики, и только мы поравняемся – как двери под взглядом Тенгиза хлоп! хлоп! хлоп!
Тенгиз распахивает дверь директорского кабинета – никого. Успел сбежать. Теперь я спрашиваю: что бы ты делал на месте Тенго? Ты бы, как нищий пенсионер, стоял бы в дверях и ждал, пока он вернется. Что сделал Тенгиз? Тенгиз вошел в кабинет и сел на директорское место. Только сел, зазвонил телефон. Берет трубку. «Алло», – говорит и смотрит на меня. Тот, видно, спросил, кто говорит.
– Тенгиз говорит, – отвечает, – начальник автоинспекции приморской дороги.
Тот, видно, спрашивает, где, мол, директор.
– Директор в бегах, – говорит, – как раз мы его ищем. Есть подозрение, что сбежал с казенным золотом. Дороги перекрыты.
Тот, видно, испугался и, ничего не ответив Тенгизу, положил трубку. А Тенгиз спокойно набирает номер и разговаривает со своими знакомыми. И что же ты думаешь? Через пять минут директор, как побитая собака, входит к себе в кабинет, а Тенгиз (ах ты, мой Тенго!) продолжает говорить по телефону, только теперь не на меня смотрит, а на директора. Рукой показывает ему – садись! – но тот не садится, потому что хочет в свое кресло сесть. Наконец Тенго кладет трубку и смотрит на директора.
– Что скажешь? – спрашивает Тенго.
– Я уже все сказал, – говорит директор, как будто бы сердится, а на самом деле боится.
– Зато я еще не все сказал, – отвечает Тенгиз, – потому что я не выношу, когда обижают старушек, особенно таких добрых, застенчивых старушек, как наша тетя Катя. И при том чистоплотная старушка. Если, – говорит, – в доме ничего нет, одно лобио подаст, но в таком виде, что пальцы покушаешь. И вот, когда обижают таких старушек, когда им путем обмана стачивают зубы, как бериевские палачи, а потом вместо золота предлагают железо, я, – говорит, – бросаю приморскую дорогу и выхожу на защиту. А в это время эндурские подпольные фабриканты через левых шоферов провозят левые бесфактурные товары.
В общем, такую речь сказал Тенгиз, что я чуть не заплакал. Но директор наоборот. Видно, он решил, что Тенгиз дает слабину, раз говорит про добрых, застенчивых старушек. Но он ошибся, дурачок, потому что Тенгиз никогда не дает слабину, а всегда свой подход имеет.
– Что вы мне лекции читаете, – говорит директор громко, чтобы сотрудники слышали, какой он храбрый, – у нас нет золота, и вообще встаньте с моего места.
– У вас золото есть, – отвечает Тенгиз и так спокойно пробует открыть ящик стола, как будто надеется, что там золото лежит.
– Не трогайте ящик! – кричит директор и подбегает к нему.
Оказывается, это как раз надо было Тенгизу. Как ястреб цыпленка, Тенгиз цап его одной рукой за подбородок! Честно скажу, это мне не понравилось, черт с ним, думаю, лучше бы моя старушка с железной челюстью ходила.
У директора рот разинулся, слова сказать не может, почернел.
– У тебя во рту, – говорит ему Тенгиз и, держа его за подбородок, раскачивает ему голову, – хватит золота на двух старушек, и я это тебе докажу совершенно официально как старший автоинспектор.
С этими словами он его отпускает, клянусь прахом отца, отряхивает руки, и мы выходим.
– Приведи тетю Катю, – говорит он в дверях, – а он пока вспомнит, где золото лежит.
Одним словом, как видишь, и золото нашли, и старушку мою подковали, и ни копейки денег не взяли.
– Как ни копейки?
– Налог государству уплатили, – добавила тетя Катя, – а так им ничего не дали.
