На минуту вершина сопки погрузилась в тишину, грохот смолк, слышалось только неясное жужжание. Механизм перестраивал работу энергетической системы.
– Сорочинский, – сказал Ашмарин.
– Я, – сказал из темноты Сорочинский.
– Обойдите сопку справа и ведите наблюдение оттуда. На сопку не подниматься ни в коем случае.
– Бегу, Федор Семенович.
Было слышно, как он шепотом попросил у Гальцева фонарик, затем желтый кружок света запрыгал по гравию и исчез.
Грохот возобновился. Снова над вершиной сопки загорелось розовое зарево. Ашмарину показалось, что черный купол немного переместился, но он не был уверен в этом. Он с досадой подумал, что Сорочинского надо было послать в обход сопки сразу, как только зародыш вылупился из Яйца. Впрочем, обо всем в должное время отчитаются кинокамеры.
И вдруг что-то оглушительно треснуло. На вершине полыхнуло красным. Медленная багровая молния проползла по черному склону и погасла. Розовое зарево стало желтым и ярким и сейчас же заволоклось густым дымом. Бухающий удар расколол небо, и Ашмарин с ужасом увидел, как в дыму и пламени, окутавших вершину, поднялась огромная тень. Что-то массивное и грузное, отсвечивающее глянцевитым блеском, закачалось на тонких трясущихся ногах. Бухнул еще удар, еще одна раскаленная молния зигзагом прошла по склону. Дрогнула земля, и тень, повисшая в дымном зареве, рухнула.
Тогда Ашмарин побежал на сопку. В сопке что-то гремело и трещало, волны горячего воздуха валили с ног, и в красном пляшущем свете Ашмарин видел, как падают, увлекая за собой куски лавы, кинокамеры – единственные свидетели того, что произошло на вершине.
Он споткнулся об одну камеру. Она валялась, растопырив изогнутые ноги штатива. Тогда он пошел медленнее, и горячий гравий сыпался по склону ему навстречу. Наверху стало тихо, там что-то еще тлело в дыму. Потом раздался еще один удар, и Ашмарин увидел несильную желтую вспышку.
На вершине пахло горячим дымом и чем-то незнакомым и кислым. Ашмарин остановился на краю огромной воронки. Собственно, это была не воронка, а яма с почти отвесными краями, и в этой яме лежал на боку почти готовый купол, герметический купол на шесть человек, с тамбуром и кислородным фильтром. В яме тлел раскаленный шлак, на его фоне было видно, как слабо и беспомощно двигаются потерявшие управление гемомеханические щупальца зародыша. Из ямы тянуло горелым и кислым.
– Да что же это? – сказал Сорочинский.
Ашмарин поднял голову и увидел Сорочинского, стоявшего на четвереньках на самом краю.
– Дед бил, бил – не разбил, – уныло сказал Сорочинский. – Баба била, била…
– Молчать, – тихо сказал Ашмарин.
Он сел на край ямы, спустил ноги и стал спускаться.
– Не надо, – сказал Гальцев. – Опасно.
– Молчать, – сказал Ашмарин.
Надо было немедленно понять, что произошло. Не может быть, чтобы подвела конструкция Яйца, самой совершенной из машин, созданных человеком. Самой неуязвимой машины, самой умной машины.
Сильный жар опалил лицо. Ашмарин зажмурился и соскользнул вниз мимо докрасна раскаленного края купола. Он встал и огляделся. Он сразу увидел оплавленные бетонные своды, ржавые почерневшие прутья арматуры, широкий темный проход, который вел куда-то в глубину сопки. Он шагнул вперед, но чуть не упал, споткнувшись о что-то тяжелое и круглое. Ашмарин нагнулся. Он не сразу понял, что собой представляет этот серый металлический обрубок с округлым утолщением на конце, а когда понял, то понял все. Это был артиллерийский снаряд.
В сопке была пустота. Сто лет назад какие-то мерзавцы устроили залитое бетоном темное помещение и сложили сюда артиллерийские снаряды. Зародыш не мог знать, что здесь склад снарядов. Он не мог знать что это такое – артиллерийский снаряд, потому что люди, которые дали ему программу жизни, давным-давно забыли о том, что это такое. Кажется, снаряды заряжались тротилом. И вот в одном их этих снарядов сработал взрыватель, от жара или от толчка. Все, что могло взорваться, начало взрываться. И замечательная машина превратилась в кучу хлама.
Сверху посыпались камешки. Ашмарин поглядел вверх и увидел, что к нему спускается Гальцев. По противоположной стене спускался Сорочинский.
– Куда вы лезете? – спросил Ашмарин.
Гальцев не ответил, а Сорочинский сказал тонким голосом:
– Мы хотим помочь вам, Федор Семенович.
– Вы мне не нужны. – сказал Ашмарин.
– Мы только… – начал Сорочинский и запнулся.
По стене позади Ашмарин побежала трещина. Купол качнулся.
– Осторожно! – заорал Сорочинский.
Ашмарин шагнул в сторону, споткнулся о снаряд и упал. Он упал лицом вниз и сейчас же перевернулся на спину. Купол падал прямо на него. Он зажмурился и услыхал чье-то сдавленное рычание. Но это зарычал он сам, когда раскаленный край купола обрушился на него.
5.
Можно просто лежать и смотреть в синее небо. Он так давно не смотрел в синее небо, а оно стоит того, чтобы смотреть в него часами. Он знал это, когда был Десантником, когда прыгал на северный полюс Венеры, когда штурмовал Япет, когда сидел один в разбитом планетолете на Трансплутоне. Там вообще не было неба, была звездная пустота и ослепительная звезда – Солнце. Тогда ему казалось, что он отдал бы последние минуты жизни, лишь бы увидеть синее небо. На Земле это чувство забывается быстро. И только, когда приходит пора, вспоминаешь, и каждый раз оказывается, что уже поздно. А потом оказывается, что не поздно.
– Слушайте, а он выживет? – сказал голос Сорочинского.
Ашмарин не знал, о ком идет речь – о нем или о Гальцеве. Гальцев лежал рядом. Он был без сознания и тихо стонал. Он весьобжегся, вытаскивая Ашмарина из-под купола. И Сорочинский обжегся.
«Надо выжить», – подумал Ашмарин.
Десантнику не пристало думать о смерти. Да и катастрофа как бы то ни было произошла из-за неслыханно нелепой случайности. Ведь не мог он предположить, что под круглой сопкой спрятан старинный японский дот, что длинная грязная лапа преступлений вековой давности дотянется до него. Он вспомнил, что были годы, когда каждая секунда могла стать его последней секундой. И однажды он уже лежал вот так, искалеченный, лицом вверх. Только небо было другое. Небо было оранжево-черное, по нему тянулись длинные черные полосы, дул ядовитый ураган и кругом не было никого. Была только боль, тошнота, как сейчас, и обида, что все кончится.
Он пристально глядел в синее небо, и ему стало казаться, что в синеве появляются и уплывают бледные пятна. Он силился понять, что это и почему. Потом понял: он хотел увидеть странное неподвижное облако с четкими очертаниями. Нечеловеческим усилием он поднял голову. Чья-то рука поддержала его затылок. И он увидел прозрачный белый конус над горизонтом.
– Что это? – спросил он.
– Это вулкан Алаид, – сказал кто-то.
– Хорошо бы туда… – сказал Ашмарин.
Он опустил голову и стал думать, как когда-нибудь обязательно поднимется на этот конус. Воздух там, наверное, холодный, такой холодный, что стынут зубы. На нем будут такие же тяжелые горные ботинки, как у Сорочинского. Пожалуй, он даже возьмет Сорочинского с собой.
– Хорошее, синее небо, – сказал Ашмарин громко. Он закрыл глаза и подумал, что боль уходит. И сразу захотелось спать.
– Заснул, – сказал кто-то.
Ашмарин дремал и ему казалось, что он стоит на белой вершине Алаида
и смотрит в синее небо. Можно часами смотреть в него, такое оно синее и удивительно земное. Небо, под которым возвращаются…».
Пусть меня простят родственники авторов этой повести за то, что привел в этой книге их творение. Вначале у меня была мысль, чтобы привести пару отрывков из нее. Но потом решил, чтобы изъятий было минимум.
И все потому, что очень даже соприкасается эта повесть «Белый конус Алаида» с темой о Великой Отечественной войне. Аркадий и Борис Стугацкие, прошедшие блокаду Ленинграда, нашли в себе силы подняться на литературно-фантастический Олимп и найти способ рассказать о взаимодействии будущего с прошлым.
10. Горячие головы мечтают найти клад малайзийского тигра
Удивило меня откровение парамуширца о генерале Ямасите. Основное занятие островитян – рыбный промысел в Тихом океане и Охотском море, а также облуживание судов в островном порту. Там же был расположен и судоремонтный заводик. И вдруг население Парамушира стало «набивать мошну» солнечным камнем! И не только искать янтарь, но и подумывать о золоте Малайзийского тигра! Почему бы этим тигром не заняться правительственным организациям? Что могут сделать одиночки, если все входы в катакомбы на острове Шумшу и заминированы, и завалены, и разрушены! Остается простым смертным искать янтарь.
Однако, находятся энтузиасты не прочь поиграть с судьбой. Например, Олег Уланов. В ИНТЕРНЕТЕ он сообщил 9 сентября 2009 года следующее:
«Я уже несколько лет занимаюсь этой темой. Знаю про Курилы столько, что не на одну книгу хватит информации.
