пали духом и один за другим оставались позади, так что вначале не более восьми человек дошли до запертой двери у первой передней; остальные с робостью и мало-помалу присоединились к ним впоследствии. Сам князь Зубов сильно дрожал. Генерал Беннигсен должен был ему напомнить, что теперь уже не время дрожать.
В передней спали два хорошо вооружённых камер-гусара. Заговорщики постучались в дверь. На вопрос: «Что такое?» флигель-адъютант отвечал: «Пожар!»
А так как о подобных случаях он обязан был докладывать государю даже ночью, то гусары, хорошо знавшие его голос, не задумались отворить дверь. Когда же они увидели, что проникает целая толпа, они схватились за свои сабли и хотели защищаться. Один из них был поражён сабельным ударом, нанесённым ему Яшвилем, и упал наземь; другой с обнажённой саблей побежал в соседнюю переднюю, где спало несколько фельдъегерей, и стал кричать: «Бунт!»[243]
Заговорщики тем временем подошли к спальне императора. Это была большая комната, имевшая один только вход и выход[244]; другая дверь, которая вела в парадные комнаты императрицы и через которую, по мнению многих, он мог бы спастись, была, как я сам в том убедился за несколько дней до происшествия, крепко заперта, потому что оставалась без употребления. Дверь, через которую входили в комнату Павла, была двойная; внутри её направо и налево[245] сделаны были другие маленькие двери, за которыми были: с правой стороны небольшое пространство без выхода, в которое ставили знамёна или, как некоторые уверяют, шпаги арестованных офицеров; а с левой стороны потайная лестница (escalier derobe), по которой можно было сойти в комнаты княгини Гагариной и оттуда пройти в церковь. Если бы Павел вышел через эту дверь или ещё имел бы возможность через неё выйти, то, разумеется, можно полагать, что он спасся бы.
Но для того, чтобы оставить потайную лестницу в своём распоряжении, ему надлежало не отворять внешней двери. Между тем шум в передней уже разбудил его; несколько раз он спрашивал: кто там? Наконец вскочил с постели и, услышав голос своего адъютанта, сам отворил дверь свои убийцам[246].
При виде вторгавшейся толпы он побледнел; черты лица его судорожно скривились; он пробормотал: «Que me voulez-vous?» Князь Зубов выступил вперёд и, сохраняя почтительный, скромный вид, сказал: «Nous venons au nom de la patrie prier Votre Majesté d’abdiquer parce que vous avez parfbis des absences d’esprit. La sécurité de votre personne et un entretien convenable vous sont garantis par votre fils et par l’Etat» С этими словами он вынул из кармана акт отречения[247].
Конечно, никого бы не удивило, если бы в эту минуту, как многие уверяли, государь поражён был апоплексическим ударом. И действительно, он едва мог владеть языком, однако собрался с духом и весьма внятно сказал: «Non, non! Je ne souscrirai point!» Он был без оружия; шпага его лежала на табурете у постели. Ему легко было её достать, но к чему послужила бы защита перед этой толпой? Потайная лестница скорее могла бы спасти его, но он вспомнил о ней слишком поздно. Напрасно пытался он внушить страх заговорщикам, с тем, чтобы потом скрыться от них через маленькую лестницу. Николай Зубов схватил его и сильно толкнул, сказав другим: «Pourquoi vous amusez-vous a parler a cet effrene». Аргамаков с другой стороны ударил его в висок рукояткой пистолета. Несчастный пошатнулся и упал. Беннигсен рассказывал, что, пока это происходило, он, Беннигсен, отвернулся, чтобы прислушаться к шуму, доходившему из передней.
В падении своём Павел хотел было удержаться за решётку, которая украшала стоявший вблизи письменный стол и выточена была из слоновой кости самой императрицей. К решётке приделаны были маленькие вазы (тоже из слоновой кости). Некоторые из них отломились, и я на другой день с прискорбием видел их обломки[248].
Тут все кинулись на него. Яшвиль и Мансуров накинули ему на шею шарф и начали его душить. Весьма естественным движением Павел тотчас засунул руку между шеей и шарфом; он держал её так крепко, что нельзя было её оторвать. Тогда какой-то изверг взял его за самые чувствительные части тела и стиснул их. Боль заставила его отвести туда руку, и шарф был затянут[249]. Вслед за этим вошёл граф Пален. Многие утверждали, что он подслушивал у дверей.
Впоследствии распускали множество басен. Уверяли, будто Павел на коленях умолял сохранить ему жизнь и получил от Зубова в ответ: «В продолжение четырёх лет ты никому не оказывал милосердия; теперь и ты не ожидай себе пощады»; будто он клялся осчастливить народ, простить заговорщиков, царствовать с кротостью и т.п. Достоверно, однако, что до последнего дыхания он сохранил всё своё достоинство. Одной из самых ужасных для него минут была, без сомнения, та, в которую он услышал, как на дворе солдаты слишком рано закричали: «ура!» и в комнату стремительно вбежал один из заговорщиков со словами: «Dépèchez-vous, il n’y a pas un moment à perdre!»
Сама смерть не примирила с ним этих грубых извергов. Многие офицеры бросались, чтобы нанести его трупу какое-нибудь оскорбление, пока наконец князь Зубов не сказал им с негодованием: «Господа, мы пришли сюда, чтобы избавить отечество, а не для того, чтобы дать волю столь низкой мести».
Относительно того, как долго продолжались мучения императора, показания разноречивы: кто говорит — час, а кто — полчаса; другие утверждают даже, что всё было делом одной минуты.
Какое страшное спокойствие между тем царствовало во всём дворце, видно из следующего обстоятельства. Один молодой офицер, князь Вяземский, был послан графом Паленом, чтобы остановить какой-то батальон, который пошёл слишком далеко. По возвращении своём он более не нашёл заговорщиков; они уже вошли во внутренние покои. Он хотел пойти за ними через главный вход дворца, заблудился и попал в первую залу нижнего этажа, где стояли на карауле гренадеры[250]. Все спали. Один только офицер проснулся и спросил: что ему нужно? «Я ищу графа Палена», — со страхом сказал Вяземский. «Он здесь не проходил», — отвечал офицер и беспрепятственно пропустил его. Вяземский взошёл по парадной лестнице и снова наткнулся на двух часовых, которые при виде его задрожали без всякой причины. Он тоже задрожал, повторил свой вопрос, получил тот же ответ и также тут не был задержан. Проникая дальше[251], он встретил двух истопников, которые бежали в испуге и хотели шуметь; увидев его, они ещё больше испугались и повернули назад. Наконец он отыскал заговорщиков; тогда
