Губернатор так и одурел. Стал тут же настойчиво просить Вана отдать ему юношу, причем готов был дать за него крупные деньги, и единственно чего боялся, так того, что ему не удастся за них получить его. Ван притворился, что это его вводит в глубокое раздумье и сильно затрудняет. Помешкав довольно продолжительное время, он наконец отдал юношу, но уже от имени Хэ. Губернатор был в восторге, и старая ссора сразу была разрешена. Получив теперь юношу, он от него уже не отходил: где бы ни был, что бы ни делал, двигался ли, сидел ли. У него было более десятка обслуживавших его девиц. На них он смотрел теперь, как на пыль и грязь.
Юноша стал у него пить и есть и пользоваться всяческой услугой, словно князь. Кроме того, губернатор подарил ему более десяти тысяч лан монет.
Через полгода губернатор захворал. Юноша, зная, что он уже совсем на дороге в тьму, сложил на повозку золото и парчу и временно поместил все это в доме Хэ. Вслед за этим губернатор умер. Юноша извлек деньги и выстроил целые хоромы, завел мебель и утварь, нанял слуг и служанок. Мать, братья, тетки – все пришли жить с ним вместе.
Когда юноша выходил из дому, на нем была великолепная шуба, его везли превосходнейшие кони. Никто не знал, что он лис.
У меня (Ляо Чжая) есть некоторое по сему поводу сужденьице[468].
Позвольте, улыбнувшись, приписать его сюда же……………
ЕДИНСТВЕННЫЙ ЧИНОВНИК
Цзинаньский чиновник господин У отличался твердой прямотой, ни за чем не гнался. В его время существовало такое подлое обыкновение: если кто-нибудь из алчных взяточников попадался в преступлении, но покрывал дефициты казначейства из своих средств, то начальство это немедленно замазывало, а взятка делилась среди сослуживцев.
Никто не смел действовать вопреки этому обыкновению. Так же велели поступать и нашему господину У. Но он этого распоряжения не послушался.
Его принуждали, но безуспешно. Рассердились, принялись поносить и бранить его. У тоже отвечал злым тоном.
– Я, – говорил он, – чиновник хотя и небольшой, но так же, как вы, получил повеление моего государя, так что можете на меня доносить, можете меня карать, но ругать и бесчестить меня вы не вправе. Хотите моей смерти – пусть я умру. Но я не могу брать от государя жалованье и в то же время покрывать и искупать чужие неправедные взятки.
Тогда начальник изменил выражение лица и взял теплый, ласковый тон.
– Послушайте, – говорил он, – всякий вам скажет, что в этом мире нельзя жить прямою правдой. Люди, конечно, этой прямой правды лишены. А раз так, то можно ли, в свою очередь, обвинять эту нашу жизнь за то, что правдой действовать нет возможности?
Как раз в это время в Гаоюане жил некий My Цинхуай, к которому приставала лиса и сейчас же начинала с большим воодушевлением беседовать с людьми. С кресла раздавался звук голоса, но человека не было видно.
My как-то прибыл в данный город. Посетители стали беседовать, и во время беседы один из них задал такой вопрос:
– Скажите, святая, – вы ведь знаете решительно все, – разрешите спросить вас: сколько всего в нашем городе правительственных чиновников?
– Один, – был ответ.
Все смеялись. Гость снова задал вопрос, как это так.
– Да, – продолжала лиса, – хотя во всем вашем уезде и наберется семьдесят два чиновника, но чтобы кого назвать настоящим, – так это одного лишь господина У.
ЧЕЛОВЕЧЕК
При Канси[469] появился какой-то маг с коробкой, в которой был спрятан маленький человек, ростом около фута. Когда ему бросали деньги, то он открывал коробку и выпускал человека, который пел песню и опять уходил к себе.
Маг явился в ямынь[470]. Народоправитель потребовал коробку и удалился в свои покои, где стал подробно допрашивать человечка о его происхождении. Тот сначала не решался говорить, но правитель продолжал задавать настойчивые вопросы, и человечек наконец рассказал о себе и о своих родных все подробно.
Оказалось, что это мальчик, начитанный в книгах. Как-то раз он шел домой из школы. К нему пристал с разными соблазнами маг, давший ему, кроме того, еще какое-то снадобье, от которого все четыре его конечности съежились быстро, сократились. Тогда маг стал носить его с собой как игрушку или прибор для фокуса.
Правитель рассердился и казнил мага, а мальчика оставил у себя. Хотел было лечить его, но до сих пор все еще не набрел на верное средство.
ГУБЕРНАТОР ЮЙ ЧЭНЛУН
(Рассказ первый)
Губернатор Юй Чэнлун[471], ревизуя ведомство, прибыл в укрепление на почтовом тракте, называемое Гаою. Его приезд совпал со следующим происшествием. В одной местной знатной семье собирались выдавать замуж девушку. Приданое было самое великолепное. Ночью воры проникли в дом, проломав стену, и утащили все, словно – как говорится – скатав в рогожку.
Местный правитель не знал, что делать. Тогда генерал приказал, чтобы все ворота города были заперты, но для прохода оставлены лишь одни[472], в которые он велел свободно впускать и выпускать людей. Пристав должен был караулить ворота и строго обыскивать всякую поклажу и ношу.
Затем генерал обратился ко всему населению города с увещанием вернуться по домам и ждать завтрашних обысков на предмет обязательного отыскания украденных вещей.
В то же время он шепнул приставу, чтобы, – в случае, если какой-нибудь человек войдет и выйдет через ворота дважды, – чтобы он его сейчас же схватил.
После полудня пристав задержал каких-то двух людей, у которых, однако, никакой при себе поклажи но оказалось.
– Они-то самые воры и есть, – сказал генерал.
Оба задержанные протестовали и все время доказывали свою невиновность. Тогда генерал велел раздеть их и обыскать.
Оказалось, что у них в халатах было вдето по две смены женских платьев, и как раз тех самых, что были в украденном приданом.
Воры, оказывается, испугались, что на следующий день будет общий обыск, и поторопились с переноской вещей в другое место.
А так как вещей было много и, следовательно, перенести их было трудно, то они надели их на себя поплотнее и стали выносить почаще.
ГУБЕРНАТОР ЮЙ ЧЭНЛУН
(Рассказ второй)
Когда наш генерал был еще лишь начальником фу[473], он заехал как-то в город, подведомственный его соседу по управлению. Ранним утром, проезжая по предместью, он видит, что двое каких-то людей несут на постели больного. Больной был накрыт большим одеялом. На подушке были видны волосы, в которые была воткнута булавка с фигурой феникса. Женщина лежала на постели боком, а с обеих сторон рядом с нею шли четверо дюжих мужчин, которые поочередно подходили и руками охватывали одеяло, подтискивая его под тело больной, из опасения, по-видимому, что ей дует.
Через некоторое время ношу спустили у дороги и дали теперь нести ее смене, также из двоих людей. Проследовав мимо них, генерал послал одного из слуг вернуться и допросить их.
– Это наша сестра, – был ответ, – она при смерти, и вот мы ее несем к мужу.
Генерал, проехав еще два-три ли, снова послал слугу вернуться и посмотреть, в какую деревню они вошли. Слуга пошел за ними по пятам. Видит, что они дошли до какой-то деревни и что их встретили и ввели к себе двое каких-то мужчин. Слуга пошел и доложил обо всем этом генералу. Тогда генерал обратился к правителю этого города с вопросом, не было ли в городе грабежа.
– Не было, – отвечал правитель.
Дело в том, что в ту пору с чинопроизводством было строго, и поэтому как высокие чины, так и мелкие служащие скрывали случаи грабежа, так что о грабежах с убийством молчали даже потерпевшие от них, не смея никому ничего сказать. Генерал, заняв помещение в гостинице, велел одному из домашних слуг расспросить вокруг поподробнее.
Оказалось, что действительно в городе одна богатая семья подверглась нападению дюжих грабителей, которые замучили жертвы каленым железом насмерть.
Генерал велел позвать к себе сына этой семьи и стал расспрашивать о том, как все это случилось. Сын потерпевших упорно не признавал грабежа.
– Я, видишь ли, – сказал тогда генерал, – уже подумал о тебе и поймал здесь крупных грабителей. Ничего иного у меня и в мыслях нет.
Тогда сын упал генералу в ноги и стал слезно умолять о разрешении ему смыть обиду за погибших.
Генерал въехал в город и направился к правителю для свидания с ним. После этого отрядили сильных служителей, и те ранним утром прямо направились в указанный им сельский дом, где и захватили восемь человек. При первом же допросе все сознались в грабеже.
– А кто ж у вас был больной женщиной? – поинтересовался генерал.
Разбойники показали, что в ту самую ночь они были в притоне разврата, где и уговорились с одной из девиц, что они положат серебро на кровать, а она будет его держать в охапке вплоть до прибытия в гнездо. Там и поделили.
Все выражали свое восхищение сверхчеловеческою прозорливостью генерала.
