— Тогда приведите ко мне Копленда, — сказала она.
И вот он стоит перед ней, простой человек, не обученный светским манерам.
— Поздравляю с подвигом, который вы совершили, — сказала ему Филиппа. — Думаю, король не оставит вас без награды. А пленника я возьму с собой в Лондон. Где же он? Вы привезли его?
Копленд покачал головой.
— Нет, миледи.
— Что вы хотите сказать этим «нет»? — спросила королева.
— Я хочу сказать, миледи, что взял в плен короля Шотландии, чтобы передать его в руки моему господину — английскому королю.
— Конечно, я понимаю вас. Доставьте его сюда, а я сразу отправлю послание моему супругу — королю с уведомлением, что его пленник у меня.
— Нет, миледи. Когда я сказал, что готов передать из рук в руки, я имел в виду именно то, что говорил. Мой хозяин — король, я присягал ему в верности и никому другому — ни герцогу, ни графу, ни какой-либо женщине. Только ему я могу передать пленника.
Филиппа и тут не потеряла терпения, хотя мысленно обозвала этого человека упрямым ослом.
— Вы должны знать, — сказала она спокойно, — что как временный правитель страны я действую от имени короля.
— В этом я мало чего понимаю, миледи, — отвечал Копленд. — Но знаю, кто мой главный хозяин — король и никто больше, — и ему я доставлю пленника в любой момент, когда он только пожелает и прикажет.
— Король может быть недоволен, что вы не выполнили моего распоряжения, — предупредила его Филиппа, все еще сохраняя спокойствие.
— Это уж как будет, миледи. Но пленника я отдам ему, и только ему.
Филиппа его отпустила, видя, что говорить с ним бесполезно.
Однако граф Кент был чрезвычайно разгневан.
— Миледи! — вскричал он. — Этот человек нанес вам оскорбление. Почему вы не велели арестовать его? Он ведет себя как изменник! Отказывается подчиниться вашим приказаниям. Король бы его немедленно повесил за такое! Позвольте мне расправиться с ним!
Королева покачала головой.
— Нет, мой друг. В нем есть что-то привлекательное, как трогательна его верность королю. Пускай все остается так, как есть. Я напишу королю и посмотрим, что он скажет.
— О, насколько я знаю его натуру, — отвечал Кент, — этому упрямому человеку несдобровать. Король будет в бешенстве.
— Надеюсь, что нет, — сказала Филиппа. — Потому что я постараюсь объяснить королю, как этот Копленд ему предан. Думаю, Эдуард меня поймет.
Граф ушел, оставаясь в недоумении: кто еще, кроме Филиппы, мог бы так сдержанно и хладнокровно отнестись к подобному упрямцу?..
Ответ короля Эдуарда, когда был наконец получен, тоже немало удивил графа.
Пускай Давид остается пока в доме Копленда под надежной охраной, писал король, а сам Копленд немедленно прибудет на континент и предстанет перед своим монархом.
Жена Копленда пришла в смятение, узнав о повелении короля.
— О, какой же ты глупец, Джон! — причитала она. — Что ты наделал? Нужно было сразу отдать этого шотландского короля кому нужно… Его хотела получить королева? Вот и отправил бы к ней… О Боже, что теперь будет?.. Ведь ты оскорбил саму королеву!
Копленду тоже было не по себе: все знали о крутом нраве короля и о том, как тот предан супруге и как считается с ее мнением.
Король в это время находился вместе с войском вблизи города Кале. Он задумал захватить этот важный порт и, зная, что осада будет долгой, повелел возвести на месте военного лагеря настоящее жилье для себя и воинов.
Когда прибыл Джон Копленд, его без промедления представили пред лицом короля, который и здесь, в полевых условиях, не забывал заботиться о внешнем виде, а потому выглядел, как всегда, гордо и величественно, что вселило в бедного Джона еще больший страх.
— Ну, сквайр Копленд, — сказал ему король, — я уже наслышан о твоей доблести.
— Милорд, — отвечал тот, падая на колени и не зная еще, как понимать слова короля, — я служил и готов служить вам всегда и везде. Видно, Господь был милостив ко мне, простому землевладельцу, что позволил взять в плен короля шотландцев. И я так понимаю, что мой долг передать пленника прямо в ваши руки, милорд. В руки моего властелина. Клянусь всем святым, я и в мыслях не имел проявить неучтивость к королеве, сохрани ее Бог. Но королева ведь не король, верно, милорд? И клятву верности я давал не ей, а только королю.
Эдуард рассмеялся. Естественность собственной натуры позволяла ему легче понимать простых людей. Этот упрямец из тех его подданных, что преданы монарху безоглядно, до последней капли крови, — и это главное в их натуре. Такие ему и нужны. Бедная Филиппа была, конечно, немножко унижена, но, судя по ее посланию, поняла, с кем имеет дело, и простила бесхитростную душу. Ему остается сделать то же.
— Поднимись с колен, Джон Копленд, — сказал король. — С этой минуты мы станем называть тебя сэр Джон Копленд. И возвращайся в Англию, где отныне к твоим землям прибавятся новые, цена которых будет равна пятистам фунтам.
— Милорд… — пробормотал огорошенный Джон.
Король поднял руку, останавливая поток благодарностей.
— Но, — сказал он с улыбкой, — необходимо ведь задобрить королеву, не так ли? Наверное, она была немного удивлена, когда ты отказался отдать ей пленника. Удиви ее еще раз и привези к ней короля Шотландии. Под хорошей охраной, разумеется.
— О благородный господин мой, я сделаю все, что вы повелите, и, если нужно, умру за вас!
— Кто знает, — отвечал король, — возможно, придет день, когда я попрошу именно об этом… А теперь отправляйся обратно, сэр Джон Копленд. Я хотел поглядеть на одного из моих самых преданных слуг и увидел его. А он увидел своего короля. Прощай…
Сэр Джон Копленд, чувствуя себя счастливейшим человеком на свете, вернулся домой и тут же доставил короля Давида в распоряжение королевы, сопроводив действо многократными извинениями и заверениями в преданности, которые были милостиво приняты.
* * *
Изнывая от унижения и глубоких ран, король Давид пребывал в небольшой комнате у Копленда. Для него было даже лучше, что он серьезно ранен, — телесные страдания отвлекали от страданий душевных. Жена Копленда ухаживала за ним, делала перевязки, и он был слишком слаб, чтобы протестовать.
К тому времени, когда Джон Копленд вернулся из Франции, обретя новый титул и земельные угодья, раны короля Давида начали уже затягиваться, а потому было решено немедленно везти его в Лондон. Поскольку он достаточно окреп и неплохо стоял на ногах, были приняты все меры предосторожности, чтобы король не мог удрать. Этого новоявленный сэр Копленд не перенес бы.
Сразу после въезда в Лондон Давиду пришлось перенести невыносимое публичное унижение: его, сына Роберта Брюса, провезли на черном коне по улицам огромного города, и все жители показывали на него пальцами и выкрикивали оскорбления.
