– Их никто и не выталкивает, – развёл руками Безукладов, – только разумное решение предлагают. А некоторые, вместо того чтобы вести государственную политику, видеть чуть дальше собственного носа, пускаются в нигилистические рассуждения. Это я вас, между прочим, имею в виду, товарищ Трофимов. Мы ведь и без вас можем обойтись. Примем решение в облисполкоме, а республиканский Совмин утвердит, вот и конец вашему местничеству. Понятно?
Трофимов кивнул.
– А раз понятно, принимайте решение, – сказал Безукладов. – Принимайте, и в добрый час!
Трофимов встал.
– Нет, решение мы принимать не будем! Совесть, знаете ли, не позволяет.
– Значит, совесть? – усмехнулся Безукладов. – А мы её, выходит, растеряли? Да вы опасный человек, Трофимов, зря вам власть доверили…
– Народ доверил, – сказал Трофимов тихо, словно вытолкнул слова сквозь сжатые губы.
– Народ, говорите? Нет, не народ, а мы, партия, вот кто. Ну ладно, идите…
Когда дверь за Трофимовым захлопнулась, Кудрявцев воскликнул:
– Мальчишка!
– Ищите ему замену, – буркнул Безукладов. – И чем скорее, тем лучше. А это, что там Герцен говорил, вы для меня перепишите. Что-то много желающих колхозный строй расшатать появилось…
* * *
Недели через полторы Бобров попросил девятиклассников остаться после уроков. Ребята посмотрели на него с любопытством, и Евгений Иванович объяснил:
– Должок за мной есть. Помните, я на один ваш вопрос не ответил? Да и посоветоваться надо. А впрочем, дело это добровольное…
После уроков в классе сидели все ученики. И Бобров заговорил. Он говорил про русский чернозём, про простого агронома Николая Спиридоновича Белова, про исчезающую силу земли, на которой они живут и на которой им предстоит стать взрослыми, растить своих детей и внуков.
Говорил он долго, вспомнил о великом подвижнике Докучаеве, посвятившем свою жизнь русскому чернозёму, о князе Викторе Васильчикове, который одним из первых в России забил тревожный набат по родной земле.
– В прошлый раз мне задали вопрос, почему я ушёл из колхоза. Кажется, ты, Глебов, задал? – Евгений Иванович посмотрел на вихрастого паренька. – Так вот, отвечаю тебе и всем остальным, только как бы это понятнее объяснить… Когда великая боль вселяется в душу, трудно мириться с несправедливым отношением к земле. Вот и не понравился я кое-кому, потому и пришлось уйти… – Бобров сделал паузу, а потом сказал: – Но оставил я вас, собственно, не для этого. Давайте о деле поговорим, весна ведь скоро…
– Ну и что? – спросил кто-то, но на него сразу шикнули, и в классе снова воцарилась тишина.
– А то, что весной каждый человек стремится в поле, на простор. Вот я и подумал: может, и нам взяться за дело?
– Да у нас же производственная бригада есть, – Лена Крылова, худенькая девочка, поднялась из-за парты. – Мы свёклу обрабатываем…
– Знаете, – Бобров говорил тихо, рассудительно, – я думал об этом, ещё когда в колхозе работал. Только производственная бригада в том виде, в каком она существует сегодня, это не бригада, а так, пожарная команда. Вот вылезли сорняки, и вы с тяпками наперевес, как солдаты в атаку, пошли. А может быть, и без таких авралов можно обходиться?
– Как? – послышалось из класса.
– А так. Взять, скажем, несколько гектаров земли и попытаться на ней вырастить свёклу без применения ручного труда, машинами, как делают лучшие механизаторы.
– Да у нас и машин-то нет, – сказал Коля Дрёмов, сын бригадира.
– Технику в колхозе попросить можно. Но самое главное – землю нам надо в аренду взять. Чтобы она нашей, кровной была, чтоб и пахоту, и сев, и уборку самим проводить…
– А кто на комбайн сядет?
– Поднимите руку, кто летом на комбайнах штурвальным работал.
Несколько рук, в том числе и Коли Дрёмова, взметнулись над партами, и Бобров засмеялся:
– Вот видите, сколько у нас комбайнёров!
– А когда мы возьмёмся за дело? – спросил Коля.
– Погоди, не спеши, мы ведь ещё не выяснили, все ли хотят этим заниматься?
– Все! Все! – В классе сразу стало шумно.
– Ладно. – На душе у Боброва посветлело, как после летнего дождя, и он заговорил громче: – Теперь мне ваше мнение известно. Спасибо, что поддержали. Значит, будем начинать?
– А продукцию куда потом девать? – спросил опять Коля Дрёмов.
Кто-то крикнул:
– Делим шкуру неубитого медведя!
Но Бобров поднял руку, успокоил класс:
– Напрасно шумите, Коля правильный вопрос задал. В самом деле, вот вырастим мы урожай, а дальше?
– На рынок отвезём, – Валера Лебедев с третьей парты лукаво посмотрел на Боброва.
– Может, и на рынок. Это же будет наша продукция, так что мы сами ею и будем распоряжаться, кроме той части, которую должны отдать за предоставленную технику, землю.
– Нам надо на экскурсию деньги заработать, – предложил Валера, – на юг поехать. Я никогда в жизни горы не видел…
– Можно и на экскурсию. Только я думаю, надо нам что-то и для школы приобрести, как память. Ведь вы скоро закончите учёбу и разлетитесь кто куда.
– Конечно, конечно, – закивали головой ребята.
Бобров отпустил учеников, а сам остался в классе и задумался. Наверное, у каждого человека возникает порой потребность побыть в одиночестве, поразмыслить в тиши. Где-то читал он, что одиночество – это своеобразный способ мыслить, жить вне жизни. Нет-нет, сейчас Бобров не собирался жить вне жизни, но обдумать ещё результат сегодняшнего разговора, сконцентрировать, отшлифовать мысли надо было одному.
Идея об аренде, самостоятельности на земле не покидала его давно, и чем дольше думал об этом Бобров, тем отчётливее понимал: на каждом, даже крохотном участке должен быть хозяин, ответственный человек, и только тогда земля в полной мере откликнется на теплоту человеческих рук. А школьники? Разве они, завтрашние хлеборобы, будущие кормильцы страны, не должны понять это уже теперь?
Сейчас часто слышны разговоры о будущем деревни. Он твёрдо убеждён: ребят надо здесь удержать, ведь кто родился на этой земле, впитал её пот и соль, лишь тот и сможет стать её настоящим хозяином.
Бобров пошёл к Ангелине Петровне, рассказал ей о разговоре в девятом классе. Директор сперва слушала вроде с интересом, но в конце поморщилась:
– Вам, я вижу, Евгений Иванович, у нас скучно?
– Почему скучно?
– А разве нет? Зачем вам потребовалось класс баламутить? У ребят есть главная задача – учиться.
– Не могу с вами согласиться. – Бобров старался говорить сдержанно, но давалось ему это с трудом. – А воспитывать разве не наша с вами задача? Но если мы сейчас не воспитаем хозяина, кто потом позаботится о благе государства?
– Да не надо этого пафоса! – Ангелина Петровна резко встала из-за стола. – Вы, я гляжу, романтик, а я, извините, на земле прочно стою. Кто завтра пойдёт в колхоз обо всём этом договариваться?
– В школе директор есть…
– Я так и думала. Всякие фантазии в вашей голове летают, а исполнять я должна?
– Ну хорошо, могу и я…
– Вот и пожалуйста, благо, вы сами недавно из колхоза… Бобров представил встречу с Дунаевым, и словно комок подкатил к горлу. Но он тут же сердито одёрнул себя: чем ты провинился перед председателем? Не захотел покатать его припискам? Или не стал «адъютантом его превосходительства», таким, как Кузьмин?
И вдруг Боброва точно обожгло: а может, он боится увидеться с Дунаевым из-за Ларисы? Но ведь не Лариса виновата в том, что ей пришлось уйти от Егора.
– Хорошо, Ангелина Петровна, я пойду в правление. А вас попрошу тоже всё обдумать и не рубить сплеча. Поверьте, стоящее дело затеваем, и на вашу поддержку я рассчитываю.
– Ладно, обсудим…
На следующий день Бобров шёл бодрящим утром в правление и чувствовал, что всё-таки трусит немного: как защемило спозаранку где-то в груди – и не отступает, держит, словно клещами.
Первым, кого увидел Бобров около конторы, был Иван Дрёмов. Иван бросил отвязывать лошадь от коновязи, подбежал к Евгению, обрадованно протянул руку:
– Ну, здравствуй, Бобров, давно тебя не видел. Ты прям как в воду канул.
– Давно, – согласился Бобров.
– Ну, ты, я слышал, женился. Что ж на свадьбу не пригласил? Хотя с тобой пить, наверное, теперь один нарзан можно…
– Обижаешь, – улыбнулся Бобров. – Зайдёшь – выпьем.
– Зайду, зайду, – со смехом ответил Иван. – Только ведь беспокойный я гость…
– Чем же это?
– А вдруг опять в колхоз позову, тогда как?
– У вас агроном есть…
– Да что это за агроном – ни Богу свечка, ни чёрту кочерга. Её, землю, надо нутром чувствовать, а он где её познал – в институте?
– Ничего, привыкнет. Не всё сразу приходит. Агрономом после Боброва Дунаев взял парня из райкома, инструктора. Конечно, тяжело ему сейчас, едва оторвавшись от бумаг, сразу вникнуть в дело, а ещё тяжелее, наверное, работать с такими вот, как Иван, которые землю шагами измерили, на запах чувствуют, душой ощущают.
