посмотрел на телегу торговца мельком и махнул рукой, проезжайте, мол.
Мужик торопливо направил лошадь прочь от города. И всё бормотал, бормотал, уговаривал Киргу не бояться. Надоел, сил нет. Но пришлось терпеть его причитания, пока телега не съехала с открытого места в тень большого холма. На дороге людно было. Многие торопились сбежать из Миль-Канаса, испугавшись неведомой тьмы, потому на тракте приключилась настоящая толчея. Но разбойнице-то никуда не надо было спешить, потому попросила она своего дурака съехать на обочину и остановиться. После этого с невероятным облечением спрыгнула с повозки на землю и поманила муженька. Он доверчиво наклонился, а колдунья схватила его за шею, притянула поближе и зашептала, оплетая голову нитями:
— Жена твоя померла, ребенок помер, и тебе жить незачем. Ты себе глотку-то перережь, чтоб не мучиться зазря.
Глаза торговца наполнились болью. Чтоб по Кирге кто так убивался! Хоть один живой человек! На миг она даже позавидовала той корове, которая была женой этого жалкого торгаша.
— Давай, давай, — мстительно поторопила разбойница. — Вот я за холм зайду — и тебе пора. Понял?
Он молча кивнул. На бороду катились тяжёлые слёзы.
А Кирга направилась прочь с легким сердцем. Из Миль-Канаса сбежала, следов не оставила. Всё-таки везучая она! И умная.
Воровка шла себе и шла по обочине дороги, поднимая ногами пыль, наслаждаясь свободой и тем, что безнаказанно вышла сухой из воды. Скоро тракт свернул в рощицу старых смоковниц. Кривые приземистые деревья давали хоть какую-то тень, и Кирга решила передохнуть, пойти тут чуть медленнее.
В роще царила невероятная тишина. Будто все звуки исчезли. Ни шелеста листьев, ни шума ветра, ни птичьих голосов. Колдунья не сразу это поняла, а когда поняла и удивилась, то увидела в тени одного из деревьев человека в длинном одеянии цвета красной охры. Странное щекочущее чувство зародилось в груди у Кирги, когда она направилась к незнакомцу. Ноги словно не хотели идти. В горле пересохло. Не было даже тени того влечения, что овладевало ею прежде при появлении Повелителя, не было похоти, только дрожь в коленках да трепет.
Человек (человек ли?) поманил к себе колдунью, и той совсем сплохело. В животе будто ледяные черви закопошились. Отчего-то лишь теперь осознала разбойница, что уже нет у неё обратного пути — только идти навстречу этому пугающему незнакомцу. Только подчиняться. Захотелось заорать, сорваться с места и пуститься наутек. Да поздно было. Уже не убежать.
А человек смотрел, как она приближается, и на его безбровом лице не было ни радости, ни удовлетворения, ни злости. Ничего. Только глаза, которые, казалось, видели Киргу насквозь.
— Идём, — сказал он и мягко провел ладонью по воздуху. Реальность затрещала, словно рвущаяся ткань, после чего разделилась на две части. В образовавшуюся прореху потянуло влажностью и духотой, а глаза, привыкшие к солнцу и белому камню Дальянии, словно ослепли от зеленого полумрака.
Кирга испуганно моргнула. Вот под ногами была иссушенная земля старой рощи, а вот уже — поросшая мхом каменная лестница, уходящая в непроглядную черную воду. Лестница поднималась на вершину разрушенной ступенчатой пирамиды. Человек в одеянии цвета красной охры шёл вверх, не оглядываясь на спутницу. Та торопливо двинулась следом, вдыхая непривычно тяжёлый густой воздух.
Ледяные черви в животе сжались в дрожащий склизкий комок. Кирге хотелось кричать от ужаса, но оставалось только стиснуть зубы да идти следом. Однако она все равно оглянулась, в надежде, что, может, еще увидит хотя бы одним глазком рощу смоковниц, желтый песок и яркое жгучее солнце Дальянии. Но позади была только черная пугающая вода, из которой вздымались стволы деревьев. Ни ветра, ни шума крон. Тишина. А потом в черной воде промелькнуло что-то. Будто кишащий клубок длинных белесых червей.
И снова в животе провернулось ледяное и скользкое. Кирга скрючилась. Её вывернуло прямо на поросшие мхом ступени.
— Надо идти, — равнодушно сказал человек в одеянии цвета красной охры. — Скоро стемнеет. Лучше тебе оказаться под защитой пирамиды прежде, чем наступит ночь.
Его спутница вытерла губы дрожащей рукой и торопливо пошла дальше. Она шла и шла, но темно-зеленая влажная тишина поглощала звук шагов. Черви в животе снова зашевелились, а плетение Кьен Тао свернулось в крошечный шарик, и, дрожа от страха, к этому шарику прижалась невеликая сила колдуньи.
Впервые в жизни Кирге хотелось скулить от ужаса.
Глава 25
Почти сутки Эная провела в липком тумане отчаяния. Бессмертный муж покинул Миль-Канас, потом были суета и паника среди многоликих, долгое мучительное ожидание в лабиринте Храма среди благовоний и жаровен, в окружении напряжённых немногословных мечников.
Эная смотрела на их застывшие лица, не находила Стига и досадовала. Брат, по крайней мере, её бы утешил, нашёл слова ободрения. А эти стояли, как каменные статуи. И такие неприятные все. Ни одного красивого лица… Что только другие храмовые девы в них находят? Вон Илиана глаз не сводит со своего Ариша. Посмотришь, так покажется, что она за него боится больше, чем за себя. А он в её сторону даже не глядит, всё указания какие-то братьям раздает, будто не надо утешать испуганную женщину.
Испытывая невероятную досаду, Эная опустилась на тёплую каменную скамью. Скорее бы уже всё это закончилось и им позволили выйти. Скорее бы господин вернулся…
— Госпожа, вам дурно? — к ней подошел молодой мечник, который отыскал их с простолюдинкой Киргой. Эная постоянно забывала его имя, помнила, что он брат Стига, но на этом все её познания заканчивались.
— Нет, — резко ответила она. — Иди к братьям.
Он отошел с легким поклоном, ничем не выказав обиды. Да и на что ему обижаться?
Эная облокотилась о спинку скамьи и скучала, наблюдая за собравшимися.
Аурику окружали сразу три старших жены. О Джерт всемогущий, что они так вокруг неё скачут? Как вокруг беременной. И вокруг этой выскочки Ири тоже. Сразу четверо. А ещё Энаю очень утомляли дети. Девочки и мальчики в окружении старших жён и прислуги слишком шумели, будто не понимали, как сильно бьют по ушам их визг и смех. Что вообще может быть забавного в нахождении под землей? И никто не собирался угомонить этих детей, так и бегали туда-сюда под полными умиления взглядами. Хорошо хоть вскоре одна из старших собрала их вокруг себя, раздала конфеты и что-то начала рассказывать. Ненадолго стало потише.
Во всей этой ситуации Энаю утешало только то, что выскочка Аурика была бледна и грустна. Ну да, Стиг ей не достался, вернулся к своей обожаемой Ири и теперь прилипнет к
