И ей нужно было непременно увидеться с Томасом, потому что она твердо решила поговорить с ним и сказать все, чего еще не сказала, всю правду, как она ни была неприятна. Она настраивала себя на то, чтобы быть храброй. Зная, что снова может его потерять, прежде чем по-настоящему успеет вернуть себе.
Нет. Так думать нельзя. До сих пор Томас Джеллико показывал себя человеком стойким; он не дрогнет. Он сказал, что любит ее. Сказал, что хочет на ней жениться.
Но она собирается подвергнуть испытанию и его стойкость, и его любовь, и предложение руки и сердца.
За окном сквозь тучи стрелой пробился еще один сверкающий луч солнца. Если бы их беда — Беркстед, разгуливающий где-то на свободе с оружием, стреляющий в них с неудобного расстояния, угрожающий своей злобной местью всем и каждому в Уимбурне, — разрешилась бы столь же быстрым и приятным образом, как погода! Но рассчитывать на это не приходилось.
Лорд Джеффри расставил своих людей охранять поместье так, чтобы ни один непрошеный чужак не смог проникнуть сюда вновь. Помощники егеря, как бдительные стражи, ходили у ворот на подъездную аллею, и длинные стволы их винтовок тускло поблескивали в косых лучах утреннего солнца. Уимбурн-Мэнор, однако, располагался прямо в центре деревни, являясь не только поместьем, но и фермой. Люди уже сновали по аллее, перед церковью, которая возвышалась на самом краю земель Уимбурна, — девушки, работающие на кухне, парни с конюшен, которые вели в поводу лошадей с пастбища или, напротив, из стойл прямо на работу. Земля под их ногами казалась влажной, и там, куда проникали солнечные лучи, трава сверкала обильной росой. Башмаки и сапоги тут же промокали, и шаги становились почти неслышны. На юге остатки грозовых туч опасно перемежались с полосами голубого неба — занимался день начала лета, из таких, когда все стремятся выйти из своих домов. В такой ясный день удобно стрелять.
Катриона попыталась заняться делом, чтобы стряхнуть тягостные чувства, потому что мурашки озноба начали расползаться по телу. Она уже собиралась открыть дверь, выйти из спальни, заняться чем-нибудь полезным — чем угодно, лишь бы не сходить с ума, сидя в одиночестве, — и в этот момент снизу донесся решительный стук кожаных сапог — четыре этажа вниз, затем по каменным плитам дорожки возле дома. А потом хруст гравия боковой аллеи, ведущей к конюшням.
Инстинкт или предчувствие заставили Катриону броситься к окну и выглянуть наружу. Потом пришлось ждать, пока человек не окажется на виду. И в следующий миг она увидела широкие плечи Томаса, скрытые под промасленным рединготом. И очень быстро Томас исчез в конюшне.
Он уходит. Уходит, чтобы поймать Беркстеда. И его убьют.
Она должна его остановить. Катриона поспешно выхватила шаль из гардероба, собираясь немедленно бежать за ним, но взгляд ее вдруг задержался на дорожной сумке. Не отдавая себе отчета в собственном побуждении, Катриона взяла отцовский пистолет, который хранила как раз в этом саквояже. Он лег в ее карман как камень, привычно оттянув юбку своей тяжестью. Потом она выскочила из спальни, каблуки ее застучали вниз по лестнице черного хода, в конце которого была дверь — ею редко пользовались. И вот она выбежала в мокрый утренний сад, не тратя времени ради соблюдения приличий или на то, чтобы отдышаться.
Катриона торопливо шла по тихим тропинкам, ведущим к конюшням. Но леденящие кровь предчувствия заставили ее пуститься бегом. Только бы успеть!
— Томас? Томас? — Катриона встала в дверях конюшни, чтобы отдышаться, вглядываясь внутрь полутемного помещения. В нос ударили резкие всепроникающие запахи конского навоза и сена. Теплый воздух конюшни действовал на нее умиротворяюще. Это был запах дома. Домашний влажный земной запах придал Катрионе сил. Она вспомнила, что пришла сюда с определенной целью. — Томас!
— Не очень хороший день для долгой прогулки, Кэт. Скоро снова пойдет дождь.
Томас Джеллико выскользнул из-за ближайшего стойла, будто у него не было других дел, кроме как бродить в рассветной мгле. И он как будто был здесь как дома: что конюшня, что базар — никакой разницы. Даже полы старомодного редингота его английского костюма для верховой езды взлетали и закручивались вокруг его фигуры подобно широким одеяниям восточного савара.
Томас Джеллико провел ночь явно лучше, чем она. Его преображение впечатляло — отглаженный сюртук, начищенные сапоги и темные волнистые волосы, блестящие на солнце раннего утра. От бороды оставались лишь темные бакенбарды на свежевыбритом лице, но выправкой и манерой держать себя он все равно напоминал ей Танвира Сингха. Как и мужественной грацией движений, рядом с которой все казалось или слишком хрупким, или слишком ненадежным, или слишком грубым.
Он был само совершенство. И он улыбался ей, Катрионе. Как тогда, среди прилавков на Рани-базаре.
Ей пришлось заставить себя вспомнить, что она пришла сюда, чтобы поговорить с ним о чем-то очень важном.
— Ничего подобного, — сказала она, не в силах придумать более уместной фразы, чтобы хоть как-то противостоять этой ауре сокрушительной мужской красоты. — Это я про дождь. Небо проясняется.
— Тем лучше. — Длинный плащ придавал ему вид одновременно и подозрительный, и очаровательный. — Что ж, ты пришла, — сказал он и взял ее за руку. — Полагаю, было слишком наивно надеяться, что ты останешься в теплой постели и подальше от опасности. Поэтому я не стану просить вежливо. — Низкий рокочущий голос Томаса сделался печальным, будто пораженным смертельной усталостью. — Ступай в дом, Кэт. Тебе небезопасно здесь оставаться.
— А вам безопасно? — возразила Катриона. — Томас, неужели вам не приходило в голову, что Беркстед мог стрелять и в вас тоже? Что он, возможно, мечтает видеть вас убитым не меньше, чем меня? — Она говорила все громче, потому что страх в ее душе становился сильнее.
— Да, — ответил он просто. — Эта мысль пришла мне в голову вчера вечером, когда я сидел с Джеймсом и Кассандрой, которые устроили мне жестокую словесную трепку насчет приличий, без которых свадьба не свадьба. Особенно Кассандра. Да, робкая, заикающаяся невеста осталась в далеком прошлом. У Беркстеда куча причин меня ненавидеть. В конце концов ты бросила его ради меня, не так ли?
Она презрительно вскинула подбородок.
— Я его не бросала. Я отказала ему сразу же.
— Приятно слышать. — Томас улыбнулся ей. Эта улыбка обещала ей награду за проницательность. Коварная улыбка, чтобы отвлечь Катриону от выстрелов и убийц и всего прочего, кроме соблазнительных губ, которые были всего в нескольких дюймах от ее губ. — У тебя очень хороший вкус.
