– Я – соседка подруги Полины, – честно объяснила я. – Полина и Фрося дружили больше полувека. Теперь Фрося умерла и перед смертью просила меня известить об этом Полину. Я хотела позвать ее на похороны, но не сумела вовремя разыскать. У меня был только телефон, он не отвечал, и ушло время…
– Вот еще не хватало – на похороны! – недовольно поморщился врач. Я пригляделась и увидела, что он значительно моложе меня. Стетоскоп, халат и профессиональная гримаса добавляли ему лет десять. Интересно, что он делает в доме для престарелых? Какие здесь возможности для карьерного роста? Или научные интересы? Или, проще, – платежеспособные старички и приличная зарплата?
– Вы можете с ней повидаться, – принял между тем решение врач. – Но, честно сказать, не знаю, как она вас встретит, и захочет ли вообще с вами разговаривать. Характер у Полины Прохоровны – не сахар. Например, родную внучку она и вовсе не пускает. К тому же Альцгеймер, сами понимаете. Может быть, она сегодня эту самую Фросю и вовсе не вспомнит. Хоть и дружила с ней от царя Гороха…
– Ну что ж, – философски заметила я, пожав плечами. – Попытка – не пытка.
– Это – да, – согласился молодой врач и покосился на мою сумку. – Тяжелой пищи у вас там никакой нет? Сами понимаете, в таком возрасте желудок и кишки уже почти не работают… Недавно вот, приехали старичка навестить молодые родственники из Сибири, привезли от всей души что-то тамошнее – какое-то мясо, рыбный пирог, соленую рыбу, кедровые орехи. Дедушка раздухарился, даже песни с ними пел… Через три дня в нашей часовенке отпевали. Не выдержал желудок. У нас-то здесь специальная диета…
– Да ладно вам страшилки рассказывать! – отмахнулась я. – Ничего у меня там нет, кроме печенья и фруктов.
– Ну, тогда проходите наверх. Второй этаж, комната 204. Сейчас у нас как бы тихий час, так что Полина Прохоровна наверняка у себя.
На стук откликнулся тот же скрипучий голос, который я помнила.
– Зайдите.
Я вошла. Полина, подложив под спину три больших подушки, полусидела на аккуратно застеленной кровати и смотрела телевизор. В небольшой, довольно уютной комнате еще присутствовали столик, кресло, стул и стенной шкафчик для вещей и одежды. Неплотно затворенная дверь вела, должно быть, в санузел.
На столике стояло красивое старинное зеркало в металлической, может быть, бронзовой раме. «Неужели Полина в него смотрится?!» – мысленно ахнула я.
– Здравствуйте, Полина Прохоровна, – вежливо произнесла я. – Простите, что я вас побеспокоила… Не знаю, помните ли вы меня…
– Что, Фроська концы отдала? – ворчливо осведомилась Полина. – Так ее мать, … , не могла меня дождаться, …
Мат в устах старухи слышался каким-то на удивление органичным. Однако, эпитафия Фросе получалась достаточно оригинальной.
– Да ты присядь, – велела между тем Полина. – Чайник поставь. Вон он, на подоконнике, за занавеской, вода там есть. Ветчины не догадала принесть?
– Нет, простите, – удивилась я.
– Ну, – утвердила Полина. – Где тебе с пониманием. Здесь врачи кормят поносом каким-то и говорят: диета, диета… Сами бы ели… Но водки-то хоть принесла? Фроську помянуть?
– Нет, только сок.
– Тьфу на тебя! Кто это покойницу, да еще шлюху – соком поминает?!
Я окончательно смутилась. Мне вдруг показалось, что Полина в чем-то по большому счету права, а я – ни черта не понимаю в жизни.
– Ладно, – смилостивилась старуха. – Я же вижу, ты не из тех, у кого шкалик всегда с собой для жизни припасен. Но могла бы и догадать… Рассказывай.
– Что? – в разговоре с Полиной я никак не могла поймать нужный тон. Наверное, она все-таки слишком старая – подумала я.
– Как – что? – удивилась Полина. – Как Фроська помирала. Чего говорила, чего врачи. Как потом. Чего в гроб надели. Как вообще все прошло… Ты ж понимать должна – это для меня теперь самая важная тема осталась. Мы тут со стариками только о том и беседы ведем…
Мне тут же вспомнился молодой врач и его – «сами понимаете». Я вздохнула. Ну что ж, если я должна все за всех понимать, значит, так тому и быть.
– Ну что ж, слушайте, Полина Прохоровна…
По окончании моего рассказа Полина велела налить ей в пластиковый стаканчик апельсинового сока и истово, в одиночку, глядя вглубь себя, выпила его. Занюхала печенюшкой.
Помолчали.
– Полина Прохоровна, – осторожно начала я, ожидая немедленного наступления предсказанного молодым врачом Альцгеймера. – Фрося перед смертью сказала, что вы, якобы, знаете о ней что-то важное. Что, о чем – никто из нас ничего не понял. Вполне может быть, что это было уже предсмертным бредом… Простите… То есть, я хотела сказать…
Говорить о смерти в присутствии такой глубокой старухи казалось мне просто вопиюще неприличным. Почти как о веревке в доме повешенного.
– Да ладно тебе приседать, я-то жива покуда, – Полина с досадой отмахнулась от моей рефлексии. – Никакой это не бред, конечно. Да только не знаю я, что ты с этим делать станешь…
– С чем, простите?
– Да с тем! – Полина, кажется, не на шутку разволновалась и разозлилась. Я сразу вспомнила про ишемию. – Если я тебе теперича все расскажу… Зачем оно? Кому на пользу… Хотя она, конечно, именно тебе и велела. Сказала: в тебе корысти нет. Вот, Фроська!… Сучка … ! … …! Втравила меня, сама смылась, и решай сейчас, когда мне уже о червяках думать надо!
Я не выдержала и улыбнулась.
– Но вы все-таки решите, Полина Прохоровна! – сказала я. – Раз уж Фрося назначила вас своим душеприказчиком, надо думать, у нее были для этого какие-то основания…
На самом деле, я уже поняла, что не буду дальше настаивать. Обе старушки – материалистки и атеистки. Жизнь Фроси не была гладкой. Желание нравственно очиститься перед смертью присуще материалистам также, как и верующим людям. Фрося облегчила душу – рассказала Полине. Теперь Полина сохраняет какую-нибудь «ужасную тайну» Фроси, которую обычно говорят попу на исповеди. Если она решит унести ее с собой в могилу, исполать ей. Непонятно только, причем тут мое бескорыстие…
– Да я не сегодня-завтра в ящик сыграю! – рявкнула Полина, явно нешуточно взбеленившись. – И ты сама ентим… приказчиком останешься.
– Ну-у… – я пожала плечами.
– Так, – Полина внезапно успокоилась и, потянувшись, сама налила себе еще сока. Рука ее, серая, похожая на высохшую ветку, почти не дрожала. – У тебя, значит, образование серьезное?
– Да, два высших, оба – в Университете, – я решила не вдаваться в подробности.
– Изрядно. Грамотная, небось. Не то, что у меня – два класса и коридор. Значит, по сути – чего там, кому, куда – разберешься.
– Чего? Кому? Куда? – переспросила я.
– А тому, – передразнила Фрося. – Что в вашей квартире еще с войны золото лежит!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
