На юге тюрки знали два крупных государства: Китай, который они называли Табгач, и Тибет.
Познания о Сибири[1323] у тюрок были невелики. Очевидно, тайга их не привлекала. Они знали только племена и народы, жившие на границе со степью: байырку в Восточном Забайкалье, курыканов, в то время живших около Байкала, кыргызов в Западных Саянах и карлуков на Верхнем Иртыше. Название Иртыш (в надписи «Artis») сохранилось до нашего времени.
Значительно больше упоминаний о западных странах. Среднюю Азию голубые тюрки называли Согдак; Сыр-Дарья именуется Йенчу, Жемчужная река, а проход Бузгала-Темир-Капыг — Железные ворота. Большие города названы собственными именами, например Бухара. Из не граничивших с тюрками областей упомянуты Курдан, т. е. пустыни северной Туркмении, тохары, tazik — арабы и Пурум-Рум (Рим), т. е. Византийская империя. Такой широкий диапазон географических знаний голубые тюрки унаследовали от тюркютов Первого каганата. Хотя западные связи тюрок были оборваны, но знания передавались по традиции и накапливались, т. е. шел рост тюркской культуры.
Кроме перечисленных, в надписях встречаются названия, которые пока не поддаются расшифровке: загадочный народ азы обитал в северо-западной Монголии, рядом с ним жили изгили (?!) и сомнительные берчекер. Абары, упоминаемые в надписи Кюль-тегину, слились с исчезнувшим народом мукри.
О народе мукри упоминает Феофилакт Симокатта в своей «Истории»[1324]. Он считает мукри близкими к «таугастам», т. е. тобасцам, и очень воинственными. Это племя мы находим в составе тюргешей в тесном сожительстве с родами согэ и алишэ.
Шаванн полагает, что мукри = mou-ki относится к той тунгусской группе, которая китайцами именовалась мохэ[1325].
Маркварт[1326] отождествляет мукри с меркитами. Однако обоими этими исследователями оставлен без внимания народ мекрин, или мукрин. Мукри в VII в. в китайских анналах называются мохэ и составляют один из разделов тюргешей, населяя вместе с согэ верховья р. Или и северный Тянь-Шань вплоть до Хами. В самом деле, мукри не могут быть меркитами как потому, что перестановка согласных ничем не оправдана, так и потому, что меркитов никак нельзя назвать народом, близким к Чанъани-Таугаст. Мукрины же тесно соприкасались с западной границей империи Вэй на восточных отрогах Тянь-Шаня и Бейшаня. По-видимому, г. Мохэ, находившийся между Гученом и Урумчи, назван так по имени обитавшего здесь племени[1327]. Вытесненные карлуками из долины р. Или, мукри удержались на южной окраине своей области в северных отрогах Тянь-Шаня.
Рашид-ад-Дин сообщает о них следующее: «Племя бакрин, их также называют мукрин. Жилище их находится в стране Уйгуристан, в крепких горах. Они не монголы и не уйгуры»[1328]. Согласно Рашид-ад-Дину, несовпадение произношения зависит от разницы диалектов; тот же народ называют также кабрин по той же причине. Относятся они, согласно Рашид-ад-Дину, к степным племенам, похожим на монголов, происходящим от племен дядей мифического Угуз-хана. В этот раздел входят кераиты, найманы, онгуты, тангуты, бакрины и киргизы, т. е. разнообразные племена, этническая принадлежность которых различна и весьма неясна[1329]. В тех же выражениях сообщает о мукринах Абуль-Гази[1330], восходя, очевидно, к Рашид-ад-Дину[1331]. Наконец, о мукринах упоминают Плано Карпини и Минши[1332].
В монгольскую эпоху область мукринов составляла удел Хайду, внука Угедея, и затем, по-видимому, вошла в Чагатайский улус. Когда пала власть чагатайских ханов и в степи организовался узбекский племенной союз, то в числе племен, в него вошедших, были мукрины[1333]. Ныне мукринов нет, хотя Грумм-Гржимайло в 1896 г. встретил в Карлыктаге остатки какого-то племени, говорившего на смеси монгольского, китайского и тюркского языков[1334], но были ли это последние мукрины или кто другой, решить невозможно.
Кенгересы, с которыми воевали тюргеши, не кто иные, как печенеги, обитавшие в низовьях Сыр-Дарьи[1335] и до перехода на запад называвшиеся «кангар», что означало благородство и храбрость[1336].
Наконец, Тоньюкук называет свой народ тюрко-сирским — turk-sir-budun. Попытка Хирта[1337] представить название сир как китайское се, составную часть этнонима сеянто, опровергнута Г. Е. Грумм-Гржимайло, но укоренилась в науке благодаря некритическим работам А. Н. Бернштама. Оставим вопрос о сирах пока открытым.
Западные тюрки всегда называются десятистрельным народом. Это не этноним, а след административной деятельности западнотюркютского хана Ышбара Толис-шад-хана в 635 г.[1338]. Алты чуб, или шесть чубов, интерпретируются как чуйские племена, потомки среднеазиатских хуннов: чуюе, чуми, чумугунь, чубань; из них чубань в середине VII в. разделились на две части[1339], а из чуюе выделились шато.
Чуюе (cub) упоминаются непосредственно в китайской надписи как западные соседи тюрок, что дает основание для предлагаемой интерпретации[1340].
Итак, географические познания голубых тюрок по охвату уступали лишь китайским и греческим, но безусловно превосходили современные им западноевропейские.
Устная литература. Продолжая анализ данных этнографии, мы должны обратить свое внимание на фольклор, но большая часть былинных сюжетов если даже и восходит к древним эпохам, столь переработана в ойратское время[1341], что использование фольклорного материала для исторического исследования должно быть сопряжено с предельной осторожностью.
Однако некоторые элементы фольклора все-таки можно датировать даже тюркютским временем. Среди былин, записанных у сказителя Н. Улагашева, одна — «Сай-Солонг» — содержит детали, восходящие к глубокой древности. Сюжет былины прост и неоригинален: богатырь совершает подвиги, побеждает бесов и врагов. Важно другое: в изложении Улагашева есть купюры, о чем говорит, например, не использование героем чудесного средства — эрдэнэ, данного ему сестрой, или употребление слов, не встречающихся в алтайском языке, например «эрмен». Но самое главное, что на помощь герою-алтайцу Сай-Солонгу приходит богатырь Ирбис-буркан (может быть, бурхан?)[1342]; это, по мнению комментатора, «свидетельствует, что в основе былины лежит древний миф».
Этот Ирбис-буркан сообщает о себе следующее: «Сквозь толстую скалу пробиваясь, сам я на свет вышел»[1343]. Комментатор пытается объяснить это как мотив, общий многим народам, в частности кавказским, но проводимые им аналогии с легендами об Амиране и Мгере Младшем[1344] обратны саге об Ирбисе: на Кавказе богатыри входят в гору, а Ирбис выходит из нее. Кроме того, связь Кавказа и Алтая более чем проблематична.
Аналогия обнаруживается гораздо ближе, в самом Алтае. В сочинении Рашид-ад-Дина о происхождении тюрок рассказывается, что они были загнаны в горы и не могли оттуда выйти. Тогда они сложили в одном месте, у скалы, большой костер, и так как гора состояла из железной руды, то она расплавилась и образовалась дыра, через которую тюрки вылезли[1345].
Здесь варианты совпадают точно. Тюрок Ирбис-буркан спасает из беды алтайца Сай-Солонга, женится на его сестре, и они живут вместе, по-братски. Именно этот мотив, для самой былины второстепенный, имеет историческое значение. Он подтверждает, что некогда аборигены Алтая слились с остатками тюркютов. Самое имя Ирбис, т. е. Барс, встречается в орхонских надписях[1346]; но сомнение возбуждает вторая часть имени — бурхан. Ничего божественного Ирбис в себе не имеет, и права на такой титул у него как будто нет. В чем же дело? Скорее всего тут переосмысление позднейшего времени: бурхан получилось из Бури-хан, т. е. «волчий хан», а волками назывались тюркюты. С появлением шаманизма и началом общения с монголами и ойротами слово переосмыслялось и Ирбису была придана мистическая окраска, не свойственная ему по существу.
Тот же мотив — белый волк, спасающий Ак-Тойчи от Эрлика и вскармливающий его молоком диких маралух, — отмечен Л. П. Потаповым, сопоставившим его с легендой о происхождении тюркютов и усмотревшим в этом мифе отголосок древних тотемистических представлений предков современных алтайцев[1347].
Второй сюжет, восходящий к эпохе тюркютского каганата, — это богатырская сказка об Алпамыше[1348]. Известно много вариантов этой сказки, но наиболее архаична алтайская версия «Алып-Манаш», записанная со слов сказителя Н. Улагашева[1349]. Ее содержание передано вкратце в том аспекте, который важен для истории тюркютов[1350]. Алып-Манаш был богатырем-великаном; родители женили его на красавице, дочери Кыргыз-хана. Однако Алып-Манаш не любил свою жену и пустился на поиски красавицы Эрке Каракчи, дочери Ак-Кана. После разных приключений богатырь попадает в плен к Ак-Кану и на крыльях дикого гуся пишет домой просьбу о помощи. Посланный на выручку богатыря его названый брат отказывается его спасти и съедает волшебную пищу, данную для пленника. После этого, сделавшись похожим на Алып-Манаша, предатель возвращается, чтобы овладеть женой друга. Богатыря освобождает его конь, тоже не без волшебства. Богатырь и конь вместе побеждают Ак-Кана и убивают его вместе с дочерью, виновницей гибели многих богатырей. Народ и скот Ак-Кана богатырь увозит на родину «в карманах» — обычная форма угона вражеского народа и скота в алтайских сказках[1351], но является домой в образе лысого и паршивого старика и, пользуясь этим, уличает своего друга-предателя. Тот, почуяв опасность обращается в журавля и улетает, а Алып-Манаш, поселив на своей земле пленных и скот, добытый в походе, устраивает праздник для народа[1352].
