Лишь одна мысль проносится в голове: «магия». Не моргнув и глазом, отшвыриваю тех троих, что держат меня, к трибунам, как раз вовремя, чтобы увернутся от удара Изокрейтса. Так же поступаю и с держащим Дею преторианцем. В секунду я оказываюсь рядом с ней, но стражники опять смыкают вокруг нас кольцо. Нервно озираясь по сторонам, ищу брешь, через которую мы с Деей могли бы ускользнуть. Переместиться с помощью магии невозможно: на Зал Суда был наложен барьер.
– Вам не сбежать, – изрекает король Интермундуса, – судьба у вас такая.
Его фальшивый вздох сожаления сменяется зловещим смехом. Он явно ощутил привкус победы. И правда, продолжать это сражение бесполезно. Это игра в одни ворота: я хочу победить, чтобы избежать паршивой участи, а мой противник находит это весьма забавным. Меня начинает буквально трясти от злости. Никто не смеет указывать мне, никто!
– Судьба, говоришь? – охрипшим от напряжения и гнева голосом переспрашиваю я. – Я выгрызу глотку любому, кто будет указывать мне на мою судьбу.
Странно, но эти слова вырываются у меня против воли, и кажутся очень знакомыми: я определенно, уже их где-то слышал. Но не только эта фраза вспыхнула у меня голове, стоило Изокрейтсу и его стражникам загнать меня в угол. Это было боевое заклинание, способное оглушить сразу нескольких противников. Не трачу время на копание в памяти, чтобы вспомнить, откуда я его знаю. А просто решаю использовать его. Выставив руку вперед, черчу в воздухе несколько знаков и два слова на древнем языке: «голос ветра». Единственной трудностью было написать слова задом наперед, чтобы заклятье не коснулось нас с Деей. Много времени на это не уходит: память и на этот раз не подвела. Буквы вспыхивают ядовито-зеленым золотом и исчезают, но ничего не происходит, и я уже собираюсь признать поражение, как слышу гул, тихий, словно завывания ветра, и тут преторианцы начинают падать один за другим под действием заклятия. Победу омрачает одно: Изокрейтс успел закрыть уши, прежде чем оно начало действовать.
С последним упавшим рыцарем, он опускает руки и говорит:
– Умно, очень умно, Теон. Вот интересно, откуда тебе известно такое древнее заклинание? Неужели…
Вместо продолжения, его сила впечатывает меня в противоположную стену амфитеатра, а Дею отбрасывает назад.
– Где она? – спрашивает Изокрейтс, нависая надо мной.
Пошатываясь, встаю. Голова гудит и кажется чугунной, но я, игнорируя боль, направляю меч прямо на сердце Изокрейтса. Но тут обнаруживаю, что меча нет: его отбросило к дубовому столбу, и у меня нет никаких шансов добраться до него первым.
– Где она? – повторяет король, повторно впечатав меня в стену.
– Кто? – отвечаю я слабым голосом, лицо Изокрейтса так и расплывается перед глазами.
– Не кто, а что, – с нажимом поправляет он. – Книга Истока.
– У меня… ее нет, – выдавливаю из себя, почти теряя сознание.
– Лжешь, – не верит мне Изокрейтс. – Заклинание, что ты только что применил, определенно было оттуда.
– Нет, я… – больше не могу выносить гудящей боли в голове.
– Отойди от него, – как будто бы сквозь толщу воды слышу знакомый голос. Подняв голову, вижу Дею, сжимающую в руке мой Гладиус.
– Брось меч, лучик, – почти ласково обращается он к ней.
– Ни за что! – Дея делает неуклюжий выпад, целясь своему дяде в живот.
– Меня тебе не убить, глупая девчонка, – холодно отвечает он, вырвав у нее из рук оружие.
– НЕТ! – я дрожу, голова кружится, а мой живот скручивает болезненный спазм, и к горлу подступает тошнота.
Но это ничто, по сравнению с тем, что я вижу, с тем, что буквально отрывает меня от пола.
– Отдай книгу, – спокойно обращается он ко мне.
Но я не слушаю: мой взгляд прикован к окровавленному мечу.
Реальность происходящего кажется сном – будто бы я оказался в одном из своих кошмаров. Но это не сон, боль, разливающаяся по моему телу, словно кипящая лава, настоящая. А ярость, раскаленная добела, в сто крат сильнее.
«Убить. Убить. Убить»,– единственная мысль пульсирует в голове: такая же кроваво-красная, как и зияющая рана на животе моей возлюбленной. Я не могу справиться с нахлынувшими чувствами: они разрывают на миллион кусочков, отравляя каждую клетку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тело само находит выход: хищно наклонив голову к плечу, чувствую, как мир блекнет, превращаясь в одну черно-белую картину. Все мысли и чувства отступают на второй план: остаются только животные инстинкты. Жгучая физическая боль заполняет меня до краев, становясь спасением для искалеченной души. С моим телом происходит что-то невероятное: лодыжки становятся короче, челюсть вытягивается, чутье обостряется. Я определенно в кого-то превращаюсь. Гнев и ярость будто бы высвобождают еще одну мою сущность.
– Ле…ев? – гортанный рык заглушает невнятное бормотание Изокрейтса.
Все как будто исчезло – растворилось во мраке. Не осталось ничего. Только я и он. Добыча и хищник. Воздух вокруг пульсирует: чувствую такой прилив силы, что готов разорвать на куски целый легион. Ничто не может меня остановить…
Когда крики короля затихают, с пола начинают медленно подниматься преторианцы, но увидев меня, многие из них пятятся к выходу. Ничто меня не остановит. Ничто. И никто, кроме…
– Не… не надо… – слабый шепот до боли знакомого голоса. – Теон…
Окровавленная, мраморно-бледная рука тянется мне навстречу: я каменею. Одно имя заполняет сознание, помогая прийти в себя. Все вокруг в крови, я чувствую ее у себя на языке, она проникает в кожу, в легкие, режет глаза своим цветом. Но хуже всего видеть расползающуюся алым цветком рану на животе любимой.
Смотрю не в силах пошевелиться, меня, словно парализовали, продырявив сердце, и теперь оно истекает кровью вместе с ней. Осознание происходящего подло подползает сзади и когтями впивается в спину.
– Дея! – отплевываясь от крови, подбегаю к ней, даже не заметив, как превратился обратно в человека.
Укутав в свой камзол, поднимаю ее на руки, не говоря ни слова.«Я не позволю ей просто так сдаться!»– эта мысль бешеным вихрем проносится в голове. Открывается второе дыхание: мне все равно что я весь в крови, а движения заторможены из-за травмы головы. Что было сил, кидаюсь к выходу: стражникам даже не приходит в голову мне мешать.
Чувствую, как истончается ниточка между нашими сознаниями, как я перестаю слышать ее бессвязные, полубредовые мысли, и это пугает меня. Я не потеряю ее! Никогда! Даже если придется пробудить чертову силу Истока!
Точно, Исток!
Теперь все обретает смысл: я знаю, что должен сделать. Я отнесу Дею туда, где души Истока смогут меня услышать: в комнату для церемониального Очищения.
«Только попробуй уйти! Я тебя не отпущу!»,– злюсь все сильнее: на свои ноги, что не могут идти быстрее и на ее слабую улыбку на бледном лице.
«Алое пятно… на белом мехе…»,– ее мысли тихи, словно падающий снег в безветренную ночь.
«Дура! Не сдавайся! Я… пожалуйста…»,– мои мысли тонут в пучине отчаяния.
Огонек надежды загорается только тогда, когда я оказываюсь в маленькой комнатушке, больше похожей на чулан, чем на помещение для церемониального подношения. Резная каменная плита посередине, будто бы вырастает прямо из камня. Осторожно опускаю Дею на плиту, странно похожую на чье-то надгробие. Но ничего не происходит. Совсем.
Ясно помню, что тогда, у фонтана, ребенок на руках у матери на секунду вспыхнул золотым. Здесь – в этой части замка – точно такая же Трещина. Сила Истока может исцелить ее. Но почему тогда не выходит? Или в тот раз детское воображение сыграло со мной злую шутку?
Обессилено падаю на колени и невидящим взглядом пялюсь на свои ладони. Меня удивляет их цвет. Сплошь в красных разводах. Почему? Ах, да я же… защищал ее… Неужели, все бесполезно? Провожу рукой по своему животу, но, не обнаружив там никакой раны, удивляюсь. Как же? Мы ведь связаны. Если Дея умирает, то и я умру. Но почему я не чувствую приближение смерти? Должно быть, мой меч был так заколдован, чтобы…
