что мы больше никогда не увидимся. Она хотела остаться друзьями ну или теми, кем мы когда-то были. Но это было просто переворачиванием трупа с одного бока на другой.
Дома я пожарил картошечку, она имела приятный золотистый цвет. Внутри мягкая, снаружи хрустящая. Жарил вместе с луком и зелёным перцем. После прожарки посыпал чёрным молотым перцем и посыпал сухой петрушкой. Налил чаю, чтобы не было так сухо. Съел.
Я расстался с теми двумя девчонками, с Оксаной и Дашей, потому что они мне надоели. Ну и чтобы у Оксаны жопа окончательно не треснула, как бонд с кнопкой.
В холодную зимнюю стужу я из дому вышел. Поднялся до трассы на Москву. Немножко проехал на легковушке, до поворота на Саратов. Там стоял гаишник, я подошёл к нему и попросил застопить фуру. Ну он мне и остановил машину с московскими номерами. Поздно ночью с молдаванином я заезжал на базу разгрузиться. Я был уже на окраине Москвы. Мы с ним сдружились. Что мне было ночью делать, вот я сидел, пережидал ночь. Он даже не поспал, загрузился и снова уехал. Мы с ним ехали на негабаритной бензоперевозке. На каждом посту он вкладывал в документы косарь. Ему из фирмы, где он работал, выделяли отдельной строкой расходы на взятки. За всю дорогу его три раза тормознули, три косаря ушло. А за день если представить.
Чтобы не замерзнуть я поплёлся вглубь города. Уже попадались станции метро, но они ещё не работали. Всегда на душе было хорошо в первые дни в новом месте. У меня спрашивали дорогу несколько раз, думали я здешний москаль. Каким нужно было быть говном, чтобы хотеть жить в Москве. Я в метро ехал, всё тут уже было понятно. Ездил в подземке туды сюды. Ещё ничего не открылось, лучше в вагоне потрястись, чем.
Вылез на цветном бульваре. Там был конченый торговый центр с большой лестницей. Там меня взяли на работу охранником. Чтобы было понятно: сутки на ногах, чуток часов сна. Меня и нескольких других определили на самый элитный торговый дом. Прямо у красной площади.
Босс дал мне денег и командировал на базар за строгим костюмом определённого серого цвета. Я забыл по дороге, какой именно нужен был. В итоге взял, что предложили без выбора. Босс почему-то не стал меня ругать, и сам достал нужный мне костюм, а купленный сказал оставить себе. Он, видимо впервые столкнулся с таким.
Я зашёл в спальный отсек на самом верхнем этаже тцшки. Там была замаскированная общага для охраны. На полу койки, у стены наваленные сумки. Жрать готовили в ресторане. Приносили огромную кастрюлю, и еда была на редкость отменной. Ели два раза в день, голода не было. Это был месяц в компании с самыми гнусными людьми, как среди коллег, так и среди посетителей.
То самое чувство, когда ходил в тцшки в Саратове и смотрел на охранников, как на самых бесполезных существ на вселенной. И сам стал таким. Меня презирали даже работницы бутиков, там было очень много красивых молодых продавщиц. Я стоял и засыпал, отключался, дёргался и снова оживал. Большинство коллег на моём фоне, то есть исходя из моей собственоной оценки себя казались вообще просто консервированным мясом. Люди просто ни о чём. Они работали там месяцами, сутками стояли и ходили, когда я уже в первый рабочий день решил вытерпеть месяц и смотаться из этой паршивой и надменной сральни в центре Москвы.
Там ещё на выходе из малого бокового входа выходишь к госдуме. Ночью принимали душ. Я следил за уборщицей гастарбайтершей и не понимал, почему она делает это, а я делал другое. Там был охранник с лишним весом, мужик — сука. Он всегда напоминал всем, что сидел на общем режиме. Гордился этим и важничал. Я очень редко встречал людей с такой тряпочной душонкой. Он заметил, что я не мог даже на него смотреть и возненавидел меня за это. Этот ничтожный, трусливый утырок на одной из пересменок сказал, что я страшный человек. Он добавил, чтобы я убирался оттуда и никогда не возвращался. Эта невежественная шваль не могла вынести одного моего присутствия, ибо я не замечал эту мелочь так, как ей требовалось.
Прислали парня из Курска. У него было тихое помешательство. Он работал на заводе инженером, а его коллегу девушку убило на производстве по её же вине. И на него повесили всё это, ну как это всё у нас бывало. Этот парень громко и буйно ругался.
Я либо спал, либо стоял на смене. Не сделал ни единого шага на улицу.
Ну и по старой, доброй традиции я приглянулся продавцам геям французской элитной парфюмерии.
Этот день вошёл в мою историю, как день обретения знания о своей парфюмерии. Эти весёлые парни дали мне флакончик пробника попрыскаться, как обычно с утра. Они торговали только масляными духами. И вот этот тот самый аромат — чистый ладан. Мой нос никогда так не наслаждался. Махавира пах ладаном. Мой наркотический запах, моё благоухание раскрывалось только с густым ладаном. Все остальные вкусы, всякие там цитрусовые и прочие, они начинали бесить и надоедать, а ладан… Его хотелось вживить в носоглотку. Это открытие немного приободрило меня и развеяло всё невообразимое дерьмо, что творилось вокруг да около, но лишь вовне.
На предпоследней смене я уснул на сидячем посту прилично так, что проснулся от хлопка старшего охранника. Он мне крикнул минус тебе за смену.
Когда со мной окончательно рассчитывались в офисе, я напомнил боссу о штрафе за сон. Тот ничего не слышал об этом, но из зарплаты вычел. Я прикусил язык, не сказал бы, получил бы побольше. А так мне дали за месяц бессонных смен на ногах, безвылазно, в самом центре Москвы, прямо перед Госдумой, в грязной изнутри, под костюмчиком же не видать в каком шлаке не стиранная месяц рубашка. Я получил за всё это двадцать тыщ с лишним рублей.
У меня украли дорогой планшет охранники коллеги. Мне они нравились больше, чем смартфоны. Крупнее всё. Планшет был центром, золотая середина между большим компом и мелкой мобилой. Этот ублюдок знал, что ему негде спрятать украденное. Куда он мог его запихать в торговом центре, где мы жили кроме нашей конуры. Через время планшет был на месте. Я пошумел немного и всё наладилось, позволял всему случаться. Как говорили менты, где я проходил преддипломную практику, что главное должность, а не звание.
Они подарили мне тот костюм
