Я резко оглянулась: до переулка далековато – не дотащу. Встав рядом с ним на колени, я, прикусив до боли губу, дотронулась до безвольных израненных рук. Диметрил заставлял ежиться, обжигал холодом, но, пересилив в себе чувство страха, непроизвольно вызванного магическим камнем, я сунула в крохотную лунку замка наручников тонкую шпильку. В конце концов, один раз я уже проделывала этот фокус, отчего бы не попробовать второй?
На площади раздавались тревожные сипы, было слышно, как похрапывает один из стражей. Время стремительно убывало, умаляя шанс на удачное бегство.
Наручники, будто заколдованные, отказывались подчиняться, дразнили крохотным замочком.
– Кто ты? – Николай не сводил с меня бессмысленного взгляда, бесчувственный к моим потугам.
– Ангел, твою мать! – прошептала я, едва не впав в отчаяние, и в этот момент кандалы открылись сначала на одном запястье, а потом с легкостью на втором, – и вот они упали на дощатый пол клетки.
Савков сидел в прежней позе, только внутри темных, глубоко посаженных глаз появилась едва заметная искра разума. А может быть, мне это просто показалось?
От колдуна пахло крепким потом и тем особым едким запахом крепостных казематов, от которого выворачивало наизнанку и хотелось брезгливо отстраняться.
– Пойдем, – зашептала я, поднимаясь на ноги и протягивая руку.
Колдун не шевелился и, похоже, не думал покидать место экзекуции, только смотрел на меня хмуро и задумчиво.
– Пойдем, – повторила я.
Отведенные на операцию полчаса уже истекали. Бегущие как сумасшедшие минуты сыпались мелким речным песком.
– Куда?
– Да наплевать куда, – прошипела я, теряя терпение, и принялась поднимать его, – главное – подальше отсюда!
И он встал, держась за толстые прутья, тяжело дыша и покрываясь испариной. Непослушные, закостеневшие от долгого сидения ноги отказывались сделать даже крохотный шажок, но на мое заботливо подставленное плечо он не оперся, пошатываясь, сам выбрался на ступени, с которых с грохотом скатился, глухо застонав внизу на камнях.
– Дурак! – зло гаркнула я, в секунду оказавшись рядом с ним. – Истинный дурак! Неужели нельзя хотя бы на мгновение довериться мне?! Хочешь ноги переломать?! Не дотащу ведь на хребтине!
Он снова встал, с непонятным внутренним ожесточением и необъяснимой твердостью попытался добрести до спасительной темноты подворотни самостоятельно, только процедил сквозь зубы:
– Знаешь, Москвина, от тебя врага, я по крайней мере знал чего ждать. Друг меня пугает больше.
– Ты бойся, только не останавливайся, – съерничала я, почувствовав себя последней стервой.
К мальчишкам, бродящим в магическом дыму, кажется, начал возвращаться рассудок, и они уже поглядывали друг на друга с немым ужасом и непонятным конфузом, заставившим их залиться румянцем и начать обтирать ладони о грубые плотные плащи. Тот, который спал, чуть приподнял башку, недоуменно оглядываясь вокруг и не соображая, что случилось. Недолго думая я метнула в их сторону вторую призму, чтобы в следующее мгновение едкий туман их снова окутал, утянув обратно в мир наркотических грез.
– Не дыши! – приказала я, уткнувшись носом в рукав, а другой рукой обнимая Савкова за пояс.
Мы едва успели выехать из Южных ворот старого города, когда его перекрыли и подняли тревогу. Старый верный Филимон сдержал свое обещание – он подарил нам заветную половину часа. Даже больше, он отмерил нам бесконечные минуты, чтобы мы успели затеряться в темной грязной паутине переулков николаевских трущоб.
– Только она способна это сделать.
Граф Лопатов-Пяткин задумчиво рассматривал раскинувшийся у подножия замка город. Тонкая полоска Оки поблескивала в ослепительном солнце, вдали зеленел лес, казавшийся лишь изумрудной линией, а серые крыши домов светились непонятной, будто незаметной до существующего мгновения красотой.
Он это точно знал. Она перехитрила их всех! Но какая дерзость – вытащить любовника из-под самого носа властей! Какая изобретательность!
Тонкие губы графа дернулись в легкой усмешке, а глаза чуть сощурились от пришедшей в голову мысли.
Значит, у него еще есть шанс возродить Источник силы! Осталось лишь поймать девку и попытаться наладить дружбу с Авдеем. И неизвестно, что окажется сложнее – первое или второе. Главное, что Наталья появилась наконец, а где затаился колдун – и так прекрасно известно.
И все же, если хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам. Глупец, право слово, столько истратить сил, чтобы вырвать ее из жадных лап короля Ивана! Сколько было попыток ее выкрасть, пока отряд колдуна возвращался в Николаевск? Три? Четыре? Король думал, что будет трясти Натальей, как красной тряпкой, и шантажировать его, Лопатова-Пяткина.
Ха-ха-ха!
И ведь она тогда прилетела к своему колдуну, как ночной мотылек к огоньку свечи, и сейчас прилетела. Опять. Она все-таки верна своему чувству ненависти. Только как же так вышло проворонить-то ее? Как так получилось? Ну ничего. По крайней мере теперь он знает: Берегиня жива, не сгинула, а воскресла, – значит, все равно вернется к нему, Василию Лопатову-Пяткину, проклятому до четвертого колена Хранителю, и выполнит свое истинное предназначение. Но только для него лично.
Николай все пил и никак не мог утолить жажды. Холодная ключевая вода, сладковатая, с едва заметным привкусом земли, стекала по его бороде тонкими ручейками на грудь и порты. Я была не в силах оторвать взгляда от седой шевелюры, мокрой после купания. Кое-где в серебристой массе резко выделялись иссиня-черные прядки. На голой широкой спине – свежие следы от плетки. С видимым трудом оторвавшись от кринки, он обтер бороду, крякнул, потом натянул протянутую мной чистую рубаху. С размером я не угадала – на исхудавшем Николае наряд болтался, как на деревянной вешалке, рукава пришлось подогнуть.
Ночь только-только отступила, оставив после себя серый след, а день все никак не хотел просыпаться. Солнце запаздывало, позволяя бледнеющей луне висеть на чуть заголубевшем небосводе. У заросшего изумрудным мхом заброшенного источника все еще пряталась темнота. Тяжелые ветви ракиты низко опускались к земле, окунались в журчащую и перекатывающуюся по гладким камням прозрачную водицу. Здесь было прохладно, а в листве прятался речной гнус. Подземный ключ выбивался из земных недр, а потом по зеленому склону сбегал тонкой чистой дорожкой к широкому буйному ручью на самом дне оврага.
Савков старался не смотреть на меня. Он то отворачивался, то прятал взор. Его измученное лицо со скупо поджатыми губами, казалось совсем чужим и будто бы незнакомым. У меня же каждое его движение, каждый жест вызывали странное ноющее чувство в груди, неведомое ранее, а оттого особенно пугающее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
