– Хэгстед? Редактор Хэгстед, ваш начальник?
– Точно.
– Я бы хотела познакомиться с ним. И со всеми другими вашими друзьями. И с кошками, на которых вы смотрите издали…
– Кошки никуда от нас не денутся, обещаю вам! А с Хэгстедом вы познакомитесь завтра.
– Уже завтра?
– Да. Завтра вечером он приедет к нам со своей женой, Ингрид. Устроим что-то вроде пикника…
– А разве Хэгстед женился? Вы ничего не писали об этом…
– Просто не успел. Это был скоропалительный брак, Хэгстед влюбился с первого взгляда и добился того, чтобы Ингрид дала согласие на свадьбу через неделю после знакомства. А нужно знать Хэгстеда: если что-то втемяшилось ему в голову – он не отступится. Но Ингрид и в самом деле хороша, она такая милая. И при этом с ней есть о чем поговорить. Думаю, мы проведем прекрасный вечер вчетвером. Самый лучший вечер на свете.
– Надеюсь. Какой он, однако…
– Кто?
– Ваш Хэгстед… -
это было сказано с таким нажимом, что сливовый соус (а может, лечо?) плеснул из Магды через край, рискуя запачкать белоснежную рубашку Джей-Джея. С гипотетическим пятном на рубашке Джей-Джей явно проигрывал франту и стороннику решительных действий Хэгстеду и потому забеспокоился:
– Вы считаете, что этот его поступок заслуживает восхищения, моя дорогая?
– Я считаю, что прежде чем решиться на такой шаг, людям не мешало бы получше узнать друг друга… – Магда положила смуглые пальчики на губы Джей-Джея, и он рассмеялся.
– Примерно как нам с вами?
– Примерно.
– Один год, десять месяцев и двадцать пять дней. Это ведь достаточный срок, да?
– Да. Хотя… Случаи ведь бывают разные, да?
– Да.
– Но наш – самый исключительный, да?
– Да… Собственно, я ведь пригласил Хэгстеда и Ингрид не просто так. Я бы… Я бы хотел представить вас своим друзьям как исключительно важного человека в моей жизни. С которым связано все самое лучшее на свете. И будет связано впредь. Э-э… Я не слишком тороплю события?
– Нет. Один год, десять месяцев и двадцать пять дней… Вы совсем их не торопите, Джей-Джей. Все именно так, как и должно быть. И вы точно такой же, каким я представляла себе…
– И вы – точно такая же.
– Тогда нам пора выбираться из аэропорта.
– Конечно. Вам понравились цветы?
– Вы же знаете, красные розы – мои любимые…
– Мои любимые, – повторил за Магдой Джей-Джей и неожиданно добавил от себя: – Моя любимая…
Наградой за импровизацию ему послужил очередной поцелуй, в котором венгерский гуляш был от души сдобрен перцем. На этот раз – не салатным, а вызывающим жжение в горле; связки таких жгучих перчиков развешаны по всей Венгрии, Джей-Джей неоднократно натыкался на их описание в справочной литературе.
– А как мы доберемся до загородного дома Хэгстеда? – спросила Магда.
– Я писал вам, что не вожу машину… С той поры ничего не изменилось.
– Тогда остается ваш знаменитый велосипед.
– О, нет! Я бы никогда не стал мучить вас велосипедом, моя дорогая. Мы отправимся туда на автобусе. Ничего?
– Автобус? Замечательно. Очень поэтично.
Какая удивительная девушка, лучшего и желать нельзя, – мысленно возликовал Джей-Джей: она не стала надувать губки по поводу автобуса, и не стала требовать такси, и не стала требовать вертолет, умница-умница-умница! Ни его карьера, ни отсутствие больших денег, ни отсутствие машины нисколько не смущают Магду, она видит в нем то, что редко замечают другие (гораздо менее умные и интересные женщины), – его душу, душу романтика и поэта.
Наконец-то у подвала с сокровищами появилась настоящая хозяйка, ну как этому не порадоваться?..
– Я так счастлив, моя дорогая!
– И я… Я очень счастлива, Джей-Джей! …Сооружение, которое Джей-Джей пафосно именовал «загородным домом Хэгстеда», на самом деле представляло собой деревянную избушку с двумя комнатами на первом этаже и крохотной спаленкой на втором. Самым ценным в избушке был вид из окон (лес с северной стороны, скалы и предчувствие фьордов на юге), все остальное вызывало у Джей-Джея глухой протест.
Прежде всего – отсутствие книг.
В квартирке самого Джей-Джея и шагу не ступишь, чтобы не наткнуться на стопки фолиантов, они хранятся даже в кухонных шкафах и в единственном платяном. По стойкому убеждению Джей-Джея, только книги способны придать интерьеру прелесть и смысл, они полны тайны и скрытой энергии; они (без всякого труда) могут прикинуться чем угодно:
витражом на стекле,
креслом с резными подлокотниками,
кроватью с балдахином,
кованым светильником,
зажженными свечами на кромке ванны, полной ароматической пены.
Симбиоз ароматической пены и зажженных свечей производит неизгладимое впечатление на женщин, поучал Джей-Джея редактор Хэгстед, известный сердцеед.
Избыток свечей наблюдался и в его лесной избушке. Избыток свечей, избыток бутылок с вином, избыток чистых простыней, избыток горизонтальных плоскостей, где можно предаться страсти: все в мире Хэгстеда подчинено обольщению.
Лобовой атаке на представительниц слабого пола.
Джей-Джей – совсем не такой, лобовой атаке он предпочитает длительную осаду, и в случае с красавицей Магдой его метод сработал.
По-другому и быть не могло, Магда – не какая-нибудь шлюшонка, как бывшие возлюбленные редактора Хэгстеда, она – самая прекрасная девушка на свете.
Именно об этом думал Джей-Джей все то время, что они провели в дороге клееной избушке. Сначала в одном автобусе, потом – в другом, потом дело дошло до пешей прогулки по лесу. Не слишком долгой, но полной очарования. Магда щебетала, как птица, рассказывала Джей-Джею о Будапеште, и о своем университете, и о студентах, и снова о Будапеште. И еще о термальных водах и источниках, на которых стоит вся Венгрия, и об озере Балатон, на которое они с Джей-Джеем обязательно съездят, не правда ли, Джей-Джей?
– Конечно, – соглашался он. – Мы непременно посетим Балатон, моя дорогая. А как по-венгерски называется вон тот кустарник? У нас это вереск…
Безотказная Магда переводила вереск на венгерский, и его заросли тотчас же вспыхивали ярким светом, стебли становились мягче и дружелюбнее и тянулись к влюбленным, благословляя их.
Сердце Джей-Джея выскакивало из груди, он был полон самых радужных надежд, самых невероятных предчувствий – а все Магда и ее язык, на котором говорят корнеплоды и сойки, семейство тыквенных и семейство пасленовых, воздух, почва, вода!..
Магда, Магда, – думал Джей-Джей, – ты просто прелесть, Магда! Ты не боишься самой черной, самой тяжелой работы, ты ловко замешиваешь раствор и ловко подбрасываешь в руке кирпичи; твоя кладка безупречна, стена венгерского языка становится все выше, всеукрепленнее, все прекраснее, в ней почти не осталось проломов, проплешин, неопознанных мест.
