Его локти и колени были содраны до крови: последние две сотни ярдов он прополз на животе. Он поудобнее сжал в кулаке нож.
Движение: скрип кожаной подошвы по песчаной почве. Человек выходил. Лайм слышал звук его прерывистого дыхания.
Он стоял, занеся руку для удара, замерев на месте, если не считать непроизвольного трепета нервных окончаний.
Он почувствовал его до того, как увидел. Рассчитал его дыхание, подождал, пока он выдохнет воздух и повернется к дверному проему. Зажал ладонью ему рот и всадил нож.
Однажды в Оране он зарезал человека, который перед этим сделал глубокий вдох, и его крик был слышен в округе на целую милю.
Тело обмякло.
Лайм вытащил нож и обхватил человека, не давая ему упасть.
Ренальдо, подумал он.
Он беззвучно опустил труп и шагнул в сторону, делая знак рукой.
Пока они ничем себя не выдали, но их обнаружат, и поэтому надо было действовать как можно скорее. Четыре снайпера проскользнули мимо него, перешагнув через мертвое тело Ренальдо, и, крадучись, как акулы, двинулись вперед, держа перед собой винтовки. Лайм занял место за Орром, вытащив из-под мышки свой револьвер тридцать восьмого калибра. Пули, несущие смерть, были только у него. Сейчас так и должно было быть.
Абсолютная власть и абсолютная ответственность. Чья-нибудь смерть могла стать только следствием выстрелов, Лайма.
Перед этим там горел свет — возможно, керосиновые лампы, — но теперь царила полная темнота. Этого следовало ожидать: Стурка должен был все потушить.
Стурка, вероятно, находился у одной из бойниц передней стены, наблюдая за прохождением каравана. Он должен держать Фэрли при себе или совсем рядом: Фэрли был его щитом от всех неприятностей.
Лайм отдал классический приказ: «Стрелять по всему, что движется». Их боеприпасы состояли из патронов с транквилизатором; и у них будет возможность позднее рассортировать друзей и врагов.
Они в молчании продвигались вперед по разрушенным коридорам старого дома. Крыша местами обвалилась, и внутрь проникало немного света, которого хватало, чтобы разглядеть очертания предметов. Старая разбитая дверь, наполовину сорванная с петель, в конце коридора была приоткрыта на два фута, позволяя пройти в расположенную за ней комбату, но мешая рассмотреть, что в ней скрывалось. Они столпились у этой двери, притаившись за ней; все ждали сигнала Лайма, а Лайм ждал, когда его слух подскажет ему, та ли это комната, за дверью которой стоял Стурка с Фэрли. Он пытался восстановить в памяти расположение комнат — план дота. Пятнадцать лет…
4:35, северо-африканское время.
Алвин водил взад-вперед Фэрли. Пегги пересекла комнату и остановилась в глубокой тени в углу, чтобы выглянуть из окна. Из узкой расщелины она наблюдала за медленной процессией из верблюдов и погонщиков у подножия холма, безмолвными горбатыми фигурами, движущимися при свете звезд. Стурка тоже находился у окна, в пяти метрах справа от нее, рассматривая их, более встревоженный, чем когда-либо. Она не заметила ничего подозрительного, но Стурку что-то насторожило. Он ничего не сообщил остальным, но его напрягшаяся спина и высоко поднятая голова выдавали его состояние.
Звук.
Где-то сзади. Она повернула голову, пытаясь разобраться, что это было. Шарканье ноги? Но там, сзади, находился Сезар.
Тогда это, возможно, был Сезар или какой-нибудь грызун, прячущийся в этих стенах.
Но Алвин тоже услышал звук и остановился посреди комнаты, прижимая к себе Фэрли, рука которого была закинута на его плечи. Алвин обхватил Фэрли за талию левой рукой, а правой вытащил пистолет. Распоряжение Стурки, отданное свистящим шепотом еще на лестнице, было коротко и ясно: «Если будут какие-либо неприятности — пристрелите его, а потом позаботьтесь о себе».
Фэрли не то чтобы был в сознании, но он не был и в состоянии комы. Его ноги по привычке переступали, но если его отпустить, он упал бы. Как пьяный.
Стурка обернулся и посмотрел на заднюю дверь. Сезар закрыл ее, когда ушел туда. Она оставалась закрытой, не было ничего слышно, но что-то привлекло внимание Стурка. За дверью находилась полуразрушенная казарменная комната, за ней покосившаяся дверь, коридор, идущий мимо того, что осталось от офицерских комнат, еще одна дверь, затем сплошные обломки камня и штукатурки — слишком сильные разрушения, для того чтобы с уверенностью сказать, что там было первоначально.
Стурка нахмурился и откинул арабский капюшон со своей головы. Он подал Алвину знак рукой. Но Алвин не успел сделать движение. Пегги увидела, как дверь распахнулась настежь и комната мгновенно наполнилась людьми, которые стреляли из винтовок…
Было темно. Пожалуй, очень мало света для стрельбы. Ее глаза привыкли к темноте, но она все еще не поняла, что случилось. Ее ослепили вспышки огня, вылетающего из стволов, вокруг стоял оглушительный шум.
Алвин находился в центре того пространства, которое она могла видеть, и она видела его совершенно отчетливо: Алвин инстинктивно стрелял в атакующих, револьвер в его руке подпрыгивал. Но Алвин ждал, когда тот, в кого он стрелял, упадет, и это дало остальным больше времени, чем достаточно. Кто-то выстрелил в Алвина, и сила удара сбила его с ног и перевернула.
Она наблюдала и не верила, что это действительно происходит. Ее голова повернулась, как во сне, и она увидела грубое изрезанное шрамами поднятое лицо Стурки, который наводил автомат для стрельбы. Стрельбы не по атакующим, а по Фэрли, который уже падал на пол…
Какой-то большой человек с револьвером стрелял, как будто он был где-то на стрельбище: сжимая револьвер в вытянутых вперед руках и стреляя с ужасающей своей ритмичностью скоростью, стреляя и стреляя, пока обойма не оказалась пустой и курок не издал сухой щелчок…
Она увидела, как Стурка падает, и вдруг подумала: «Они еще не заметили меня, здесь, должно быть, слишком темно», — и она почувствовала тяжесть пистолета, который Стурка вложил в ее руку. Она видела, как Фэрли сделал движение по полу и подумала: «Они не убили его, это моя задача — убить его, не так ли?» Но она не подняла пистолет. Она лишь стояла в глубокой тени своего угла и наблюдала, когда один из атакующих обнаружил ее и поднял свою винтовку.
Когда он выстрелил, она увидела оранжевый язык пламени.
4:39, северо-африканское время.
Лайм почувствовал острую боль в боку. Он стоял, прислушиваясь к ощущениям внутри себя.
У Стурки было шесть ран, оставленных выстрелами из револьвера тридцать восьмого калибра, и любая из них могла считаться смертельной. Лайм стрелял обдуманно, сознавая, что пришло время вытаскивать остальных и зная, что Стурка был именно тем, кого ему следовало убить.
Стурка умер у ног Лайма. Он видел, как его лицо передернулось под маской смерти, но выражение глаз не изменилось, ничто не говорило о том, что он узнал его или хотя бы понял, что происходит. Стурка умер в угрюмом молчании, без последних слов. Он лежал на каменном полу, истекая кровью, и когда кровь перестала течь, Лайм пересек комнату и подошел к тому месту, где лежал Клиффорд Фэрли.
Усталость создавала ощущение попавшего в глаза песка. Он уже чувствовал расползавшийся по комнате едкий запах смерти. Стурка был мертв, и Корби убил одного из «Ранних пташек». Девчонка Остин лежала бесформенной грудой, сраженная пулей, которая ударила ее в грудь; транквилизатор еще некоторое время удержит ее без сознания.
И Фэрли. Орр достал ручной фонарь и потряс его, чтобы заставить гореть ярче. Возможно, освещение усиливало впечатление, но Фэрли казался мертвенно бледным. Лайм опустился на колени рядом с избранным президентом. Он услышал, как Орр сказал:
— Приведи врача, Вилкис.
Один из снайперов выбежал вперед, подавая знак каравану.
Когда врач прибыл, Фэрли перестал дышать.
— Для полной уверенности нужно вскрытие.
Лайм был слишком измотан, чтобы ответить. Он только уставился на доктора в тупом отчаянье.
— Вероятно, они накачали его наркотиками, чтобы держать в повиновении, — сказал врач.
— И это убило его?
— Нет. Его убила ваша начиненная транквилизатором пуля. На фоне того, что уже содержалось в его организме, она стала смертельной дозой. Послушайте, у вас не было возможности предусмотреть это. Я могу засвидетельствовать.
Лайм не испытывал потребности переложить вину на кого-нибудь другого. Это было не существенно. Внимания заслуживал только один факт. Он совершил ошибку, и она стоила Фэрли жизни.
— Вы все сделали правильно. — Орр искренне заблуждался. — Никто из них и пальцем не успел дотронуться до Фэрли. Мы вывели их из строя до того, как они попытались заняться им. Послушайте, это не ваша вина…
Но Лайм уходил прочь. Один из агентов вызвал конвой по «уоки-токи»; и Лайм вышел наружу, чтобы встретить его, надеясь, что ночь облегчит тяжесть мыслей и чувств.
