Все те же заботливые пальцы вырывают из плена воспоминаний, обхватив затылок и приподняв голову. Подбородка касается прохладная поверхность кружки, и я не выдерживаю, начинаю дергать кадыком, хотя в глотке по-прежнему сухо. Вытягиваю губы трубочкой и ощущаю драгоценную влагу, медленно наполняющую рот. Жадно проталкиваю жидкость внутрь — в организм, истосковавшийся по воде. И еще, и еще, и еще, но мне не дают вдоволь напиться. Говорят глупости о том, чтобы не спешил, не торопился. Верните кружку, мать вашу!
О да, снова вода… много воды — поток сплошного удовольствия, разливающегося по кишкам. До чего же хорошо! Я откидываюсь на подушку и наблюдаю знакомый потолок собственной квартиры. Вижу темный силуэт девушки, притихшей на краю кровати и держащей меня за руку.
— Вы меня очень напугали, Василий Иванович, — произносит она, спотыкаясь. — С вами точно все в порядке?
— Да.
— Я вызову скорую.
— Никаких скорых.
— Тогда наберу Зинаиду Петровну.
— И Петровну не надо.
— Василий Иванович, вы не понимаете… У вас сердце не билось. Я пульс не смогла нащупать и дыхание… его не было.
— Но сейчас-то со мною все в порядке. Лучше расскажите, как там Малой?
Молодая учительница грустно улыбнулась.
— Все в порядке с вашим Синициным, не волнуйтесь. Смогла до него дозвониться, пока к вам на такси неслась. Он дома пьяный спал… Нес какую-то ерунду про Щелкунчика, про летающую ведьму.
Если бы ерунду…
— А мне чего не позвонили?
— Абонент недоступен. Пришлось чуть ли не силой выбивать дубликат ключей у консьержа.
Твою же дивизию — точно. После посещения уголовного авторитета Жоры, я не только аппарат сменил, но и номер телефона. Так сказать, во избежание. Я с Георгием Валентиновичем минут десять общался, и все это время сотовый находился в руках посторонних. Кто знает, каких жучков они могли мне понаставить, в поисках рукастого инженера Мамона.
Номер сменил, а Диане Ильязовне сообщить забыл — мой косяк. Хотя, сомневаюсь, что обыкновенный звонок смог бы вернуть меня в реальность. Это у Малого организм молодой: он и прошлый раз пережил куда легче моего, даже по щекам бить не пришлось. Зато меня госпожа Сарбаева отхлестала за милую душу: что тогда, что сегодня. Настолько сильно, что начинаю подозревать личные мотивы.
Пока я лежал и тихонечко приходил в себя, девушка говорила. Поначалу запинаясь и заметно нервничая, а потом плотину прорвало.
Из сбивчивого рассказа я узнал, что всю последнюю неделю она проводила эксперименты. Оставалась на ночь в школе и запускала оборудование, тестируя систему. Копалась в файлах, проверяя код — то же мне, исследователь. Хорошо хоть хватило ума самой не сунуться в капсулу. Я на Малого ворчал с его болезненной тягой к научным открытиям, а тут взрослая женщина с мозгами и жизненным опытом.
Девушка сидела на краю кровати и даже боялась посмотреть в мою сторону. Я было решил, что это исключительно из чувства вины, а потом дошло. Ну да, Василий Иванович инвалид — с этим трудно поспорить. То, что в обычной жизни скрывалось брюками, теперь было выставлено напоказ во всем своем великолепии — культяпками калечных ног.
Прожженные шлюхи брезговали смотреть на уродство, что уж говорить о барышнях благовоспитанных. Я это понимал и потому не удивился, когда мне протянули пододеяльник — не глядя, даже не повернув головы. Приподнявшись на локте, хотел было схватиться за край ткани и натянуть по самый подбородок, но тут увидел его…
Любил Василий Иванович поспать без нательного белья, предпочитая тесному объятию трусов самою настоящую свободу. Мало того, что я был абсолютно голый, так еще и физиология сработала, приподняв мачту. Хотя кого я обманываю, задрав в боевое положение «свистать всех наверх».
Черт, как же неловко вышло.
— Это не то, что вы подумали, — затараторил я, спешно прикрывая паховую область. — С мужчинами такое периодически случается — никакого возбуждения в эротическом плане, чистой воды физиология.
— Василий Иванович, не нужно объяснять, я уже не маленькая девочка. Просто прикройтесь или оденьте трусы, будьте любезны.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Трусы… трусы, и где я их сейчас найду? Они могут валяться где угодно, начиная от видных мест вроде тумбочки и кресла, и заканчивая темным пространством под кроватью. По-хорошему нужно было заняться поисками, только вот существовала одна проблема — встать я не мог. Это здоровый человек мог запросто вскочить на ноги, а Василию Ивановичу требовалось пристегнуть протезы. Процедура настолько долгая и нудная, что ночью предпочитал ходить в прикроватный горшок, словно страдающий немощью пенсионер. Да так оно и было, по сути.
— Диана, спасибо за все, — начал я говорить осторожно, — вроде как оклемался, чувствую себя гораздо лучше — вон, даже физиология работает, как надо.
— Нет, — неожиданно резко отреагировала девушка.
— В смысле нет?
— Домой я не пойду.
— Диана Ильязовна, — перешел я на официальный тон. — Будьте добры, покинуть мою квартиру.
Однако девушка проявила крайнюю степень упертости.
— Нет, и не просите.
— Это еще почему? Вы что здесь, поселиться собрались?
— Надо будет и поселюсь.
Девушка решительно поднялась, тем самым оборвав намечающийся спор.
— Я пойду на кухню и приготовлю завтрак, а вы, будьте любезны, приведите себя в порядок.
Хотел я сказать, что да завтрака еще далеко, но тут увидел предрассветного небо за окном. Покрытые розовым налетом облака извещали о морозной погоде, и долгожданном солнце, что наконец соизволило появиться, после долгих дней серости.
Ветчина аппетитно шкварчала на сковородке. Яичный белок подрагивал и пузырился, а ломтики сыра плавились, превращаясь в тонкие полоски кремового цвета. Диана Ильязовна во всю хозяйничала на кухне, нацепив поверх светлой кофточки передник. Я и не знал, что у меня такой был: с кармашком на груди и с изображением двух котят сиамской породы.
К моему приходу девушка не только успела приготовить завтрак, но и навести «порядок» по своему усмотрению. Убрала со стола «вечную» тарелку под хлеб и протерла скатерть. Зачистила подоконник, избавившись от груды мусора, вроде упаковки просроченного печенья и бумажных салфеток, за давностью лет поменявших цвет с белого на серый. Зачем-то передвинула подставку под столовые приборы, а полотенце, обыкновенно висевшее на спинке стула, вдруг оказалось на крючке.
— У вас плита грязная, — заявила она, стоило мне переступить порог.
— Так за чем дело стало — помойте.
— Вы нахал, Василий Иванович.
Тарелка с яичницей оказалась передо мною, а слева возникли ломтики заботливо нарезанного хлеба. И чуть погодя исходящий парами чай.
— Это гостевая кружка, а я пью из синей.
— Да? — девушка в притворном удивлении вскинула брови вверх. И тут же сделала аккуратной глоток из той самой синей. — Ничего, бывает.
Бывает у нее… Отхлебнув чай, я невольно поморщился и отставил кружку в сторону.
— Кто так заваривает? Не чай, а разведенные помои.
— В вашем возрасте крепкая заварка противопоказана.
— Что еще скажете?
— А еще у вас зеркало в ванной грязное и смывной бочек подтекает.
Я посмотрел на нахальное выражение лица и не смог сдержать улыбки. Чем, кажется, смутил ее. Впрочем, ненадолго — Диана тут же опомнилась, нахмурив брови.
— И что такого смешного я сказала?
— Простите, — мои пальцы снова взялись за кружку. Ну не объяснять же девушке, что сейчас она больше всего напоминала ребенка, пытающегося играть во взрослого. Еще обидеться… Нравилось мне, когда она была вот такой: задиристой и едкой, цепляющейся к каждому слову. Все лучше, чем глаза на мокром месте.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Это вы простите меня.
Нет-нет-нет… Только не снова. Стоило подумать про слезы, как выражение лица девушки неуловимым образом изменилось.
— Я вас снова чуть не угробила. Капсулы были пустые, кто же мог подумать…
— Диана!
— Знала же, что существуют возможные риски, что не следует начинать эксперименты. Все знала и все равно сунулась, дура. Какая же я дура. Прав был Никита, когда говорил о возможной синхронизации нейронных связей головного мозга с неким объектом. Я точно не знаю, что это: может цифровой код программного обеспечения, может железо в капсуле, может…
