– Вы не так меня поняли, – монах оттянул двумя пальцами ворот рясы, – я принял постриг. Мне женщин любить нельзя. Если только по-братски, а это неинтересно. А ваша супруга – очень красивая. И бесстрашная.
– Безголовая она, – буркнул Рик, – но это, к сожалению, не лечится. Ладно, что-то подсказывает мне, что чем скорее мы отсюда уберемся, тем лучше. Вы знаете место, где можно поговорить без лишних ушей, брат Доминик?
Монах пожал плечами:
– Вся Италия – место, где можно говорить без лишних ушей. Нужно только свернуть за угол. Идите за мной, господа.
– Не верю я этому долгополому, – сказал Дерек, не понижая голоса, – заведет он нас в ловушку.
– Не заведет. Иначе сам первый и погибнет.
– А если он хочет обрести мученический венец и попасть в рай? – возразил Дерек.
– Не получится, – неожиданно брат Доминик улыбнулся, – думаю, архангел Михаил не дурак, и любой, кто пытается крутить с вами, господа, проходит у него в списках как самоубийца.
Дерек замолчал, но, шагая по узенькой улочке вслед за монахом, руку демонстративно держал на рукояти пистолета.
* * *
Вторые сутки с неба, затянутого серой пеленой облаков, сыпались противные мелкие иголки дождя. Вечерело. Наверное, серп убывающего месяца уже показался в небесах, но разглядеть его не было никакой возможности. Кроны больших вязов не гнулись под ветром, и это было плохо – стояло полное безветрие, а значит, не было никакой надежды, что эту хмарь разнесет к утру… или хотя бы когда-нибудь.
Под копытами коня хлюпала грязь, и умное животное время от времени поворачивало рыжую морду к всаднику, словно спрашивало: «Долго еще?.. Что скажешь?»
– Да сказал бы, если бы знал, – пробормотал всадник, по самую шляпу укутанный в толстый плащ, – уж от тебя не скрыл бы, ты ведь не проболтаешься. Да только знаю я не больше, чем ты. Отправились они по этой дороге. На постоялом дворе ночевали, хозяйка в полном восторге от моей голубки. Еще бы… От нее все в восторге. Вот только куда она потерялась?
Конь помотал головой. Он тоже понятия не имел, куда девалась сестра Кармела. Да и откуда бы это знать коню?
Они оба устали: и конь, и всадник. Путь оказался долгим, дольше, чем планировалось, потому что все дороги почему-то оказались перегороженными заставами. Понаблюдав за одной такой, Ухо решил не тратить времени на выяснение причин, а просто обойти препятствие. Он торопился, а заставы, похоже, не пропускали никого ни с какими бумагами. Это было странно, но на странности сейчас не было времени.
Эту, последнюю заставу, обойти было нельзя. Вернее, конечно, можно, но пришлось бы сделать изрядный крюк и коня бросить. А конь мог здорово пригодиться. И поэтому Ухо решил все же попытаться прорваться в городок, где загадочно оборвался след его ученицы.
– Стоять! – Повелительный оклик принадлежал молодому пареньку лет двадцати. Если бы жизнь сложилась иначе, у Уха мог бы быть такой сын. Младший. А может быть, он и был, этот сын. Только Ухо об этом не знал.
– Стою, – добродушно проворчал он, останавливая коня, – а почему в город не пускают? У меня срочное дело.
– Вы с луны свалились, сэр? – вежливо осведомился молодой человек, судя по выговору – ирландец. – Город закрыт, и сюда не пускают ни по какому делу. Я удивляюсь, как вы миновали другие заставы. Вас должны были завернуть гораздо раньше.
– Так получилось, – пожал плечами Ухо, не вдаваясь в подробности, – но почему такой кордон?
– В городе холера, – коротко ответил парень на все вопросы разом.
Это был конец. В первые четверть часа Ухо еще надеялся, что это не так. Он попробовал лесть, обман, подкуп, шантаж, угрозы… Все напрасно. Страж был вежлив, но непреклонен. Сунувшись напролом, Ухо совершил грандиозную ошибку, и только беспокойство за Джованну могло его извинить. Холера – это вам не банальная контрабанда или какой-нибудь заговор, здесь все серьезно. Не впустят и не выпустят даже королевского курьера с какой угодно круглой печатью.
– Вам нужно вернуться, – сказал молодой офицер с сочувствием, но твердо.
Ухо осенило внезапно. Не иначе как снизошла благодать небесная! Ведь этот молодой офицер – ирландец, а значит, почти брат, хоть и подданный Британии.
– Вы католик? – спросил он.
– Да, сэр.
– Ну так помогите ради девы Марии!
И ворота открылись.
Город встретил Ухо темнотой, закрытыми дверями и удушающим запахом дыма, перца и ладана. На городской площади горели костры. Вокруг сидели люди в темных балахонах, с капюшонами, наброшенными на лица. Они смотрели на огонь сквозь прорези в плотной ткани и, видимо, следили за тем, чтобы костер не гас, время от времени подбрасывая в него топливо. В руках у одного из них Ухо заметил железный крюк и шатнулся от странной компании в ближайший переулок. Лоренцо сообразил, что напоролся на могильщиков, которые подбирали и хоронили трупы. Из короткой беседы с офицером у ворот Лоренцо узнал, что эти люди рискуют жизнью не за царствие небесное. Мэр обещал им имущество умерших и деньги от живых.
Если кто и знал что-то об эпидемии и ее жертвах, то только эти отчаянные ребята. Но слишком близко они стояли к смерти. Лоренцо решил, что будет искать Джованну среди мертвых только в том случае, если не найдет среди живых.
Переулок, куда он нырнул, спасаясь от собственных черных мыслей, был узок настолько, что крыши домов смыкались друг с другом, и если по нему вдруг попытался бы проехать экипаж, Уху пришлось бы срочно научиться летать, чтобы не быть раздавленным.
Дома и лавки стояли темные и закрытые наглухо. То тут, то там Ухо видел грубо намалеванные на воротах темные кресты – знак того, что здесь побывала болезнь и никого после себя не оставила. В одном из домов ворота были выбиты, а на перекладине болтался труп удавленной кошки. От запаха Лоренцо чуть не стошнило. Он спрятал голову поглубже, стараясь дышать сквозь шелковый платок. Где-то здесь должна была быть таверна с небольшой гостиницей, единственная в городе. Если Джованна жива, то она там.
Таверна отыскалась быстро. Ее не пропустил бы даже слепой и вдребезги пьяный: единственный на всей улице дом, где во всех окнах горел свет, двери стояли нараспашку и оттуда доносились нетрезвые голоса ребят, которых никакая холера не брала. Ухо прислушался.
«…Расцвечена вся рожица букетами из роз. Кыш-кыш, мы сейчас упадем!» – голосили гуляки. Да уж, песенка прямо в точку. Правда, не про холеру, а про чуму, но все равно близко.
В небольшом зале, за деревянным столом, уставленным кружками, среди горящих свечей пировала компания: с полдюжины мужчин самого разного вида и социального статуса – от зажиточного горожанина до нищего. Все они сидели рядом, как братья если не во Христе, то во дьяволе, кружки были полны, а глаза – темны, как и положено тем, кто видел смерть вблизи, и не просто видел, а поздоровался с ней за руку, почти обнялся. Рядом приткнулись две хмурые женщины. Они были растрепаны и грязны, словно их в этих самых платьях не раз валяли по полу, прямо тут, среди брошенных на пол костей и гуляющих тараканов. Трезвых в компании не было, ни одного. «Без приключений не обойтись», – подумал Ухо и оказался прав. Здоровенный детина в рубахе мастерового и кожаных штанах вразвалочку подошел к нему, разглядывая сощуренными глазами. Его борода воинственно топорщилась. В руках он держал две кружки. Ухо немедленно вспомнились наставления отца Урбино, пережившего холеру в Месине: «Не есть, не пить, не курить в очаге заражения…» Но детина уже подошел вплотную, и видно было, что между любовью и ненавистью у него в этом состоянии даже не шаг, а всего лишь поворот головы.
